Помочь сайту
Поздравления
15 дней октября (глава 9-я)
21 августа 2014 -
Юрий Гончаренко
В кольце
18 октября, стянув на Можайском направлении
многократно превосходящее число живой силы и техники,
противник прорвал оборону, заняв Малоярославец,
и взяв Ильинские рубежи в кольцо.
Почти все защитники укреплений были уничтожены.
За семь дней эту землю сумел сотворить
Своим Словом Господь,
жизнь, вдохнув осторожно.
Мы ж – на семь –
постарались её сохранить;
А хранить, как любить –
одинаково сложно.
И, пусть скажет иной: « - Не вселенский масштаб!
Не измеришь верстой евразийские сини!»
Я отвечу: « - Всё так.
Но, лишь маленький шаг,
Только крохотный шаг
от Москвы…
до России…
* * *
В Бородинском сраженье свинцом поражен -
Про отдачу Москвы от домашних узнавший -
Орлоносый, растрёпанный Багратион
Рвал на части
стянувшие тело повязки.
Сутью чистой души не способный постичь
И на веру принять исключенье из правил,
Не сумел он понять, не сумел он простить,
Бегства в зимней глуши…
Но Кутузов – оставил.
Что в себе пережил в те ночные часы,
Половицы скрипучие меря шагами,
Полководец великий,
В груди задушив
раздиравшие душу на части рыданья?
Как же был одинок он, на плечи взвалив,
Осужденье двора и друзей укоризну,
Чёрной полночью Бога о чуде молив:
Дать - ценою Москвы –
избавленье Отчизне…!
Кто сыскался бы ныне, подобен ему?
Чей, парящий в вершинах, провидческий гений
Оправданье нашёл оставленью Москвы,
Где на площади Красной
начертано: «ЛЕНИН»…?!
Где, в день новый глядя, каждый мост, каждый дом,
Каждый ставень резной, каждый камень брусчатки,
В ненавязчиво – гордом величье своём
Стойкой воли народной
являл отпечатки…!
Где в колючих «ежах» и заснеженных рвах,
Под ножами ветров и метельной шрапнелью,
В загрубевших, суровых, но нежных руках,
Живо теплилось то,
что звалось колыбелью
Мировой революции.…Нет, не сломать!
Не согнуть нас врагу, сердце бьётся покуда!
Ведь, для русского сердца, Москва – это мать…
Ну, а мать, во века -
не предаст и Иуда…!
И где царские ране парили орлы
Нынче знамя кровавое по ветру вьётся.
Мы свободны! Вы слышите?! Мы – не рабы!!!
И за нашу свободу – умрём,
коль придётся!
* * *
…Да, то время теперешнему не ровня.
Пусть наивно, по - детски,
но, всё – таки, свято
Все мы верили в важность грядущего дня…
А без веры…
Без веры - нет чуда, ребята!
И чего б там не пели гонители «лжи»,
Обличая минувшие анахронизмы,
Но тогда только жизнь
называется « Жизнь»,
Если есть нам
за что умирать
в этой жизни!
* * *
…За семь дней сотворил эту землю Творец,
Выдув сонм мирозданья
из крохотной точки.
Мы ж – на семь – постарались её уберечь,
Устояв, во вселенского зла,
средоточье.
Были силы неравны. Без пищи, без сна,
Коченея в окопах
от утренней стужи,
Мы счета потеряли атакам врага,
Отбиваясь его же,
трофейным оружьем.
Нас бомбили с небес. Нас бомбили с земли.
Нас огнём выжигали
с расплавленных ДОТов,
А когда, рвы, засыпав, в упор подошли,
Добивали из танков –
прямою наводкой.
Были силы не равны.
С трёх сотен бойцов,
своё имя вписавших в скрижаль цитадели,
Каждый третий – в промёрзлую землю залёг,
Заметённый в снега
огневою метелью…
Немец пёр на рожон. Роковая петля
Нас удавкой стальною
сжимала всё туже.
В час, когда прилетевшею миною, я
Был, плацдарм отбивая,
серьёзно контужен.
Может это, в итоге, меня и спасло
Не от пули в висок,
так от тяжкого плена,
Когда, с фланга ударив, стянула кольцо
Извернувшись змеёй,
вражьих танков колонна.
…Яркий свет. Боль в затылке. Потом – тишина…
И замедленно как – то,
(без мук и тревоги)
Свод небесный – недопитой чашей вина –
Покачнулся в глазах…
и...скатился, под ноги.
* * *
…Я очнулся. Знакомая прежде звезда
Из нависшего мрака мигала холодно
переливом лучей…
Где-то, глухо и дробно,
Кто – то вёл разговор
на чужом языке…
Темноту озарявшие вспышки ракет
Дымно таяли в небе,
искрой угасая,
На скупые мгновенья собой освещая:
Искореженный танк,
орудийный лафет,
Белых тел, коченелых, недвижные позы,
И застывшие инеем, колкие слёзы,
у меня на ресницах…
«-Ужели, конец?» - было первою мыслью.
А мыслью второю…
Что лукавить, мой друг? От тебя я не скрою,
Что пришедшею в голову мыслью второй,
Было дико-восторженное:
«Живой…!»
Попытался подняться. Внезапная боль
Чёрной молнией жгучей
прошила сознанье,
Спёртой, душной волной, захлестнувши дыханье,
И круги,
как от, в воду упавшего камня,
Расплылись по глазам розоватой волной…
Повалился на бок,
стон зубами зажав,
В мокрый снег, пересохшими ткнулся губами,
И закрывши глаза
без движенья лежал
Может миг... Может вечность... Не помню…
Не знаю
сколько длилось недвижное то забытьё…
Я очнулся от холода. Неба проём
Начинал, розовея, светлеть на востоке.
Ни движенья вокруг. Онемевшие ноги
Потихоньку,
одну за другой подогнув,
Снова сделал попытку подняться…
Удачно!
На колени стал, на руки опершись,
И –
рывком –
во весь рост!
На снегу замаячив
Во все стороны
чёрною шаткой клюкой…
И, на крохотный миг…
на короткий такой…
Мне почудилось, будто на всём белом свете,
Я один…
А со мною, лишь небо…
да ветер…
И я в них растворяясь бездумно тону…
Пулемётная очередь, тишину,
Вздыбив землю у ног,
расколола на щепки.
Кто-то пьяный,
Фальцетом орал на - немецком,
что-то очень насмешливое, кажись…
И знакомое, наше: «Придурок! Ложись!»
Для меня сладкой музыкой прозвучало…
Я упал. Я пополз.
Грязной тряпкой махала
из-за насыпи высунувшаяся рука…
Как же близко…
И, Боже мой, как далека
ты была от меня – вожделенная насыпь!
Как же долог, тягуч, и -
Казалось – напрасен
был отчаянный тот и короткий рывок!
Кровь тупою киянкой лупила в висок,
Душный пар вырывался прерывистым свистом,
из раскрытого рта…
Гоготали фашисты:
« Schneller , rus!»* -
словно зайцу травимому вслед.
И ошмётки земли, словно кожу срывая,
Пули, плетью свистящею,
полосовали
Заставляя меня прижиматься к земле…
Но, корячась мишенью на чьём – то стволе,
я дополз…
(Видно, вправду, в рубашке родился!)
Через бруствер тот кубарем перекатился,
провалившись в объятья ликующих рук…
Но сорвался с цепи огневой полукруг.
И, взметнувшись,
земля поменялась местами
Со свинцовыми давящими небесами.
И огарок белесого солнца
погас…
* * *
…Между явью и сном так не чётки границы.
В стылом мареве утреннем
чёрные птицы,
Закрывая крылами небес синеву,
То ли снились,
то ль виделись мне наяву…
Поле грезилось стылое в диком просторе.
Одинокой горой,
посреди того поля,
Пирамида белела из круглых камней.
И туман,
рваным рубищем, стлался по ней…
Я стоял, как пред тёмною комнатой дети…
Налетевший внезапно порывистый ветер
Разметал мои страхи,
как призрачный дым;
Я приблизился тою горою маним
И отпрянул…
В усмешке мне зубы оскалив,
Чернотою глазниц опустевших взирали
из рядов - человеческие черепа…
К ним, костями отмеченная тропа
Не имея себе – ни конца, ни начала,
Средь корявых ракит
извиваясь, петляла.
И на всё это, сверху,
как будто «извне»,
Падал хлопьями снег.
Белый медленный снег…
Он струился с небес полноводной рекой.
И на сердце вдруг стало
светло и легко.
И размылись границы меж «я» и « не я»,
И слились с белизной горизонта края,
И, тончайшей струной,
невидимая нить
Моё прошлое с будущим соединить
На мгновенье смогла…
Звуков колокола
Исподволь,
словно пенный прибой нарастая,
Тишину,
как песок, из ушей вымывая,
Дробной жилкой ударили в чуткий висок.
Задрожали ресницы…
«- Очнулся, браток?»
…Взгляд упёрся в бетонный,
сырой потолок…
Опустился чуть вниз, по стене проскользивши,
И, в соседнем углу, я увидел его,
на соломе лежащего...
Говоривший –
конопатый парнишка – артиллерист,
Посмотрел с хитрецой, закусив папиросу,
И рукою махнув мне (да ты, мол, ложись!),
Предваряя незаданные вопросы,
Пояснил: «- С батареи Алёшкина я.
Всех вчистую, тварюки!
Лишь я вот…случайно…
Ты без памяти был со вчерашнего дня;
Всё – то бредил…
воронами да черепами…
Вона, что за петрушка контузия, брат!
Да бывало похуже;
не парься - срастётся!
Первым делом – была голова бы цела,
А надеть на неё…
завсегда, что найдётся!»
* * *
…Склонившись, прикурил от фитиля:
«-Меня вот, тоже, малость зацепило…»
И ногу показал.
Вернее то, что было
ногой, когда-то…
«- По колено, бля!
Да ничего, станцуем на могилах,
ещё у гадов этих!
Не робей! Нам бы денёк да ночку продержаться…
Придёт подмога…
Как зовут – то, братка?
Меня Егором кличут…»
« - Алексей…»
«Так, что, Алёша, стало делать неча:
коль будем живы – значит, не помрём!»
«- Так тихо, отчего?»
«- Известно – вечер.
Культурный немец – отстрелялся днём!»
«- Так, значит, держимся?»
«Стараемся, покуда…
Как в горле кость фашисту этот ДОТ!
Лютует, гад. Прет на рожон, иуда!
Да выдохся…
Запал уже не тот!»
Я на локте привстал: «А, что ребята?
Живых – то много?
В банке с под галет
Окурок затушил Егор:
« -Ты, пятый».
« - А, что другие…?»
« - С ними связи нет».
* * *
…Он приумолк на миг, следя за тенью,
От пламени,
на плоскости стенной:
«Мы вот уж сутки, Лёша, в окруженье.
Скажи хоть сам спасибо, что живой!»
«-…Ты есть – то хочешь? Чай, поди, голодный?» -
Вдруг встрепенулся -
« - Ну - к, сюда иди!
Вон сухари. А на столе – тушёнка.
Трофейная…!
« -Попить бы…»
« -Нацеди
из котелка того, что возле бочки…
Жратва – то есть…, а вот с водой – беда!
Там потолок – он,
бомбой разворочен;
В дыру сочится талая вода…
Так и живём, братуха…
на, вот, кружку!
Да ты смотри, смотри, не упади…!
Придут ребята – выведут наружу;
Тебе б дохнуть,
упарился, поди!»
« - Да ничего…пройдёт…»
Я отмахнулся,
над котелком полупустым склонясь.
Кружилась голова слегка. И кружка
Противной дрожью мелкою тряслась
в руке протянутой…
Была мне неподвластна
И непослушна слабая рука.
И я – разлить, боясь – ту воду часто,
Как будто зверь,
лакал из котелка,
Губами с упоеньем ощущая
прохладу алюминиевой дуги…
Трещал фитиль, чадя и трепыхаясь…
Какое – то движение…Шаги
Неясные
послышались снаружи,
И в каземат, обвешаны оружьем,
Два человека новые вошли…
Под ноги снег
стряхнувши с мокрых шапок,
Свой груз с бряцаньем опустили на пол,
К нам обратясь…
И в блеске фитилька,
К своей нескрытой радости - Витька
Признал я, Рыжего,
из третьей роты!
« - Ну, с пополненьем! Прибыло пехоты!» -
Басок знакомый гулко прозвучал
мне, поднимающемуся, навстречу.
И звонко руки хлопнули о плечи,
И мы, без слов ненужных и бахвал,
Зажав друг друга в крепкие объятья
Обнялись со слезами,
словно братья,
И этих слёз счастливых не скрывал
Никто из нас,
в волненье неподдельном;
Как не скрывает,
Кораблекрушеньем,
на брег пустынный брошенный матрос
Своих солёно – горько – сладких слёз…
Как не скрывает мать,
С лихой чужбины,
встречая возвратившегося сына –
Святую, материнскую слезу…
Как, в широко раскрывшемся глазу,
Соринку малую,
взгляд, в поднебесье вперив,
С немым восторгом ощущает смертник,
Приговорённый… к ссылке,
по суду.
…Поворотясь,
В светильника чаду,
я оглядел второго незнакомца.
(Он снял уже шинель, оставшись в форме)
И, в полумраке, разглядев на нём,
В петлицах офицерских
тусклый ромб,
Вдруг потянулся к «козырьку» невольно…
Но он махнул устало,
бросив: « - Вольно…!
Не на параде. Можно без затей…
Как звать – то?»
« - Бесфамильный…Алексей!
Курсант второго курса,
5-ой роты…»
« -Да ладно, ладно, не пыли пехота!
Как голова?»
« - Да, что случится с ней…?»
« - Ну, ты гляди! Не хорохорься шибко!»
Весёлая, лукавая улыбка
скользнула мельком по его губам:
«-…Три раза сплюнь; фартовый ты, Алёшка!
Видать и впрямь, пять жизней, как у кошки,
сидят в тебе, солдат…
Я – капитан
Красильников Геннадий…
Может, слышал?
Из окруженья вяземского вышел.
На Извери прибился с ротой к вам…
Мы этот ДОТ – три раза возвращали;
пока ребят здесь всех не потеряли.
Вдвоём остались: я вот, да Егор…
А двое, что?
Короткий разговор…
Витьку, спасибо – вовремя прибился!
А тут и ты, на голову свалился,
как снег вчерашний…
Что же? Очень рад!
Теперь нас четверо;
а четверо – отряд!
Так что, отряд, мою команду слушай:
По расписанью, первым делом – ужин.
Потом – отбой;
на завтра – трудный день…
(Он бросил беглый взгляд на «командиры»)
Ночной дозор ведём из капониров.
Дежурим по два:
так проспать трудней…
Наружу не высовываться.
Метко
ножи кидает ихняя разведка.
И пикнуть не успеешь…уже там!»
« -Да ладно вам, товарищ капитан! –
откликнулся, Витёк, шинель снимая –
Фриц, что шакал –
отважен только стаей,
А в темноте – не любит воевать…!
Всё по свету – то, более охочий,
чтоб самолёты, танки;
Так что, ночью,
сюда на вряд - ли сунется…»
« - Как знать…»
« - Да мы его…!»
«- Отставить разговоры!
Мы заступаем первыми, с Егором.
Сменяете нас - ты и Алексей.
В двенадцать. Всё!
И, чтобы, без затей!
Ну, а сейчас – за дело!
Как там, Пушкин,
говаривал бабульке: где же кружка?!
А, ну – ка, Вить, всем спиртика налей!
Знакомства для…
Ну, и для моциона.
Как наказал товарищ Совнаркома:
Всем конным,
пешим,
и летучим нам,
Для настроенья – фронтовых сто грамм!
…Разлили. Выпили. Поужинали наспех,
Чем Бог послал…
( Точней – немецкий бог)
«Imperiumа»* распечатав пачку
Сказал, пуская дым под потолок,
Красильников - троим нам,
малолеткам -
Толи серьёзно, толь полушутя:
"Во, как живём: на фрицевских харчах!
Оружием – гляди –
и то немецким
Воюем, блин…
В таких вот мелочах
вся суть таится русского народа!
Нам шашку дай,
гармошку да свободу,
Да тройку запряженных рысаков…
И ни ума, ни разума не надо!
То слёзы льём,
то пляшем до упада;
И мчит по бездорожью – вкривь и вкось –
Надеясь на « ка – бы» да на «авось»,
Дубиною препятствия круша
Загадочная русская душа…!
И вновь тачает сапоги пирожник,
а пироги, как встарь, печёт сапожник.
И правит бал – народный персонаж…»
…………………………………………………
*«Imperium» -марка немецких сигарет.
Заметил я: « - А чем же не типаж
Иван – дурак, вам?
Ловкая фигура!
Красотку отхватил – губа ни дура!
Ну, а потом (судьбу благодаря)
и вовсе обращается в царя!»
« - Судьбу! Вот именно!» - Красильников, с азартом,
За гимнастёрки ворот –
(стало жарко) –
Рванул,
худую шею оголив –
« -Вот и живём так, целыми веками,
Лишь на судьбу надеясь,
Ну, а сами…
об палец пальцем, не пошевелив!»
« - Позвольте с вами здесь не согласиться,
Товарищ капитан! –
вмешался Витька –
От Куликова до Бородина,
История фамильями полна
известных на весь мир великих русских:
Владимир Мономах, Кутузов, Пушкин,
Белинский, Пётр – державности отец…
А Лев Толстой?
А, Ленин, наконец!?»
« -Ну, Ленин…! Эк хватил!
(Дай дурню помолиться!)
Таких как Ленин, брат, родятся единицы
На тыщу лет,
у матушки земли…!»
Нахмурился слегка, чуть голову склонив.
Вторую прикурив,
на спичку бегло дунул.
И выпустив дымок сказал,
чуть - чуть подумав:
« -...Великих предков подвиги – ценю.
Но не о них, о русской говорю
Черте характера…
о пагубной манере…
О том, что тьма в истории примеров
То ль разгильдяйства редкостного,
то ль
Халатности преступной, что собой
Являет – нет! –
не недоразуменье,
А явное – замечу – преступленье!
Что испокон привыкли на Руси
надеяться на дали да на шири;
Мол, бесконечна матушка Россия:
Любой Мамай утонет здесь в грязи!
А не утонет…так к чему лить слёзы?
Придёт зима – загнётся от морозов!
Иль на луну завоет от тоски,
Нажравшись вдоволь пушечного мяса…
Но кто же, кто-
Скажите,мне не ясно! –
даст за бардак творящийся ответ…?!
Когда открыты наголо границы,
Когда, бомбя на всех фронтах нас,
фрицы
Жгут самолёты прямо на земле…!
Когда бойцу - в копейку белый свет,
Когда, куда ни глянь,
как по заказу:
Оружье есть – но нет боеприпасов,
Боеприпасы есть – оружья нет…!»
…Красильников умолк, остановившись,
Подобно бегуну, что сил лишившись
Глотает воздух,
дух переводя.
И, наше восприятие щадя,
Добавил сухо,
тему закрывая:
« - Погорячился малость я.
Бывает
со мной такое…
Нервы ни к чертям!
Душа скулит,
уж вы не обессудьте…
И – мой совет: заройте и забудьте
Всё то, что здесь
сказал сегодня вам.
* * *
…Он взглянул на часы:
На часах стрелки липли к двенадцати…
И слипались глаза,
в долгожданном и сытом тепле.
Но ушли они в ночь:
Офицер с фронтовой биографией
И курсант – первогодка,
хромающий на костыле.
И скребло по сердцам нам
Сомнение лапою льдистою
И потупив глаза,
посреди восковой тишины,
Мы сидели вдвоём,
На один, с невесёлыми мыслями,
В первый раз прикоснувшись
к облезлой изнанке войны.
И боролись в груди
Два желанья противоречивые:
Захлебнуться словами
иль глухо и долго молчать,
И грызла червоточина
Юные души пытливые,
Только «белое» с «чёрным»
умеющие различать…
Победило второе.
Сбежав вглубь себя от признания,
Мятой пачкою скомкав
пустой разговор не о чём,
Разбрелись по углам мы,
Храня гробовое молчание,
Опалив разминувшись
друг другу дыханьем плечо.
И лежал я бревном,
Заломив себе руки за голову,
Вперив взгляд отрешенный
в неясную тень на стене
И всё чудилось мне,
Будто плачет невидимый колокол,
По Руси горемычной
и, где- то, чуть слышно – по мне…
* * *
Сколько лет,
Сколько зим с той поры утекло
Половодья ручьём,
в безвозвратную, гулкую Лету,
Чтоб, полвека спустя,
Возродиться и выпасть дождём
На пустыню листа,
под пером правдолюба – поэта!
Время судит живых.
А ушедших – лишь Богу судить.
И во веки веков -
неподвластен суду не судящий!
Но уроки истории
Нужно на зуб заучить,
Чтобы, годы спустя,
снова не повторить в настоящем!
* * *
…Где ни луны, ни звёзд –
каплею сталактитовой
Время сочится из пор
и по щеке ползёт.
Витька толкнул в плечо:
« - Тоже не спишь? Гляди – ка, ты…!
Время. Пора в дозор.
На – ко, накинь – ко, вот…»
Жаркий бушлат в лицо
пряно дохнул овчиною.
Я в сапоги скользнул.
Подзатянул ремень.
Вооружась двумя
вражьими карабинами
Двери приотворив,
тихо скользнули в тень…
« - Следом за мной иди.
В сторону не сворачивай!» –
Бросил, через плечо,
из темноты Витёк –
« - Как рассудил бы кэп:
не было б генератора,
Было б соляры – во!
Вот парадокс, браток!»
« -Что ж, генератор тот,
сделать им помешало- то?»
« - Время, да что ж ещё!
Время, дружище мой.
Начали возводить…
Тише, вот здесь – направо…
Кинулись возводить…
Немец уж под Москвой!»
…Вот он и капонир.
Скинули карабины.
Холод ночной кольнул
финкою из бойниц.
Друг к «дегтярю» прильнул:
« - Видишь вон те осины?
Если и приползёт –
только оттуда фриц!
Что ж, подождём гостей…
Свет зажигать не будем.
Эдак, из темноты,
как – то оно видней…»
Стылый калач луны,
выглянув из – за тучи,
Тускло посеребрил
мёрзлую гладь полей.
Сонная тишина…
Ни шепотка, ни писка.
Ветер и тот затих,
словно усталый конь,
Гриву к земле склонив,
где – то в низине…
Выстрел!
Хлестко ударил в ночь,
как по щеке ладонь.
Следом за ним другой.
И покатилось дробью,
Будто сухой горох
с лопнувшего мешка.
Звёзды в прорехи туч
зыркнули исподлобья…
И на курок легла
вздрогнувшая рука…
Ухнуло вдалеке.
И расчертили пули
Сгорбленный горизонт
нитями трассеров.
В чёрный прицел ловя
зыбкую мглу ночную
Тихо сказал мой друг:
«Кажется, началось…!»
И, помолчав чуток,
бросил через мгновенье:
«Кэп, как в воду глядел:
сунулись – кол им в рот!»
Я подъязвить хотел.
Да не успел.…Три тени
«Выплыли» у осин
и поползли на ДОТ…
« - Немцы! Так близко…чёрт!
И в маскхалатах…точно!
Не различить в снегу;
Стреляные, поди…»
Я окуляр протёр
«цейсовского» бинокля:
« - Нет, далеко…темно…
не различить ни зги!»
« - Там котловинка, Лёш…» -
бросил мне с места Витька-
Следом – полу - эскарп.
Будут ползти в обход.
В лоб его не возьмёшь:
стены – земля: раскисли…
Вынырнут, в аккурат –
прямо за тем бугром!
Видишь...? Правей гляди!
Там, за сгоревшим танком…
Вот, ты оттуда их
прямо и поджидай…
Только заметишь – бей!
Я же – за левым флангом
Буду глядеть, пока;
вдруг ещё невзначай…
Чтобы вас чёрт побрал…!»
Сплюнул, застыв в движенье:
« - Раз, два, четыре…семь…Лёшка!»
« -…Да вижу сам!»
От островка осин,
новое подкрепленье
К первым ползло, спеша,
прямо по их следам…
Я на лафет прилёг.
Тусклая сталь «максима»
Твёрдость дала рукам,
и, по вискам – как ток-
Вспыхнувшую мою
голову охладила,
В узкий прицел ресниц,
сузив глазной зрачок…
Нервы – тугой струной.
Слух - как у дикой кошки.
Пульсом – ударом в мозг:
«двадцать…пятнадцать…пять…»
В мыслях себя поймал:
«Что же ты это, Лёшка…
Начал секунды, вдруг,
зад на перёд считать…!»
…Сонная тишина.
Ни шепотка, ни писка.
Но, в сорока шагах,
там, за пригорком – враг…!
В тучи ушла луна,
глупой китайской рыбкой,
И заглянул в глаза,
чёрным провалом, мрак…
« - Ах, как некстати…, чёрт!
Видимость, как в тумане…
Так и гранату, блин,
запросто схлопотать!
Тише! Не суетись…
Не ослабляй вниманье…»
Шорох! «Четыре…три…
Только на слух стрелять…!»
Полувдавил курок…
Выплыла, серебриста,
В тот же короткий миг,
на небосвод, луна,
Взорванный осветив, танк…
Яркой харкнула вспышкой
В сгусток скользящих тел
очередь из ствола.
* * *
Они, видать, сперва не поняли, в чём дело:
То ли, назад бежать, то ли, ползти вперёд?
По - своему лопоча, метнулись очумело…
Один упал лицом в расплавленный сугроб,
Второй стрелял с колен, паля напропалую,
Но был невидим я. И на ладони он,
В «войнушку» поиграть пытавшийся вслепую,
Улёгшись поперёк товарища, крестом…
И третий не ушел. На самом, на пригорке,
Уверенно поймав бегущего в прицел,
Его я подрубил, короткою, вдогонку,
Как выбранную ель, заправский дровосек…
Был ожиданья – час. И, полминуты, боя…
Оставив на снегу лишь хладные тела,
Три жизни ,три тепла ,Смерть унесла с собою,
Расправив над землёй бесшумные крыла…
И, о затвор стальной, опершись подбородком,
Недвижно, словно Сфинкс, смотря на них в упор,
Я чувствовал в груди «мешающее», что – то,
Как спрятанный от всех за пазуху топор,
Под сердцем леденя голубенькую жилку
Сомнением гнетёт и охлаждает пыл
Безумца – бунтаря, задумавшего жизнью
Отсрочить смерть и, вдруг…лишившегося сил.
« -…Явились, голуби!
А я, что говорил…!?»
Смущение отбросить не сумевши,
Я обернулся
(слишком уж поспешно);
За тайною подглядкою в журнал
Застуканный, как будто первоклашка…
Передо мной –
с «ТТ» и нараспашку -
Взъерошенный Красильников стоял.
«-Эй, ты, чего?».
« - Задумался, простите…»
« - Задумался…
Скажите мне, мыслитель!
Что, немцы? Получили по мозгам?»
« - Разведка лишь, товарищ капитан!»
« - Эх, видели бы вы, как он их чисто!» -
Из темноты, баском, поддакнул Витька –
Ну, прямо, Ворошиловский стрелок…!»
« - Разведка, значится…
А остальные, что…?
Куда ушли и сколько их…известно?»
« - В низине, где ж ещё!
Такое место
Удобное, чтоб отлежаться там…»
« - Да, зона мёртвая…»
«Товарищ, капитан!
А, что, если самим, с двух пулемётов…
Пробраться, да накрыть их, гадов, скопом!
Как тараканов в чашке…
Ни один
Не вырвется наружу из капкана!
Идея верная…»
« - Отставить тараканов!
Из ДОТа никому не выходить!
И без идей тут…
Тоже мне нашелся,
Былинный Святослав, под Доростолом!
Всем наблюдать.
В три глаза наблюдать!
Не ровен час, опять сюда припрутся…
Я – спать пошёл…»
Подумал.
Повернувшись,
Рукой махнул: « - Какое, к чёрту, спать!
Уж, с вами покурю здесь, до рассвета.
Если дадут, конечно…»
Сигарету
Достал из пачки (мятую, скомкав)
И, взглядом, к голубеющей припав
Бойнице,
долго – долго слушал,
В себя вдыхая ночи тишину,
И словно зверю дикому ему
Она, склонясь,
шептала, что – то, в уши…
* * *
Предчувствия Красильникова, к счастью,
Не оправдались. Получив по пасти
(Эффект внезапности подрастеряв)
Уполз фашист, оскалясь, восвояси.
Уполз.
Но, ненадолго…
До утра.
* * *
Нас в шесть Егор сменил. Красильников остался;
Так от бойницы и не отойдя,
За сигаретой – новую чадя,
С глазами, устремлёнными в пространство.
И смутное предчувствие беды,
Какого – то непрошеного горя,
В душе моей, минорные лады
Задело…словно, нехотя, рукою…
И как-то странно защемило грудь,
Без повода, без видимой причины,
Закладывая непростую суть –
Рождения из мальчика…мужчины.
* * *
…Недолгим был покой.
Едва рассвет забрезжил,
Как хрупкое стекло морозной тишины
Осыпавшись, сползло,
Хрустя сырой надеждой,
Под кованый сапог проснувшейся войны.
То немцы, даром ночь
Прошедшую не тратя,
На карту очаги живые нанеся,
Стреляли нас в упор,
(Платя ночную сдачу),
На ближний косогор орудья подкатя.
…Осколочно – бронебойным!
В упор.
Выстрел…
И, словно мозги,
отслоившись,
На потолке повисли…
И – крошка бетонная на зубах –
Хрустом…
И дёргает очумело губа
Пульсом…
И, вновь бронебойный!
И – кровь из ушей.
Больно…
« - Ну, хватит!
Хватит уже!!
Довольно!!!
Хватит!
Сейчас я выйду к вам сам!
Гранату бы мне…
да, вот она!»
За шкирку, в дверях, ухватил капитан:
« - Совсем ошалел, пехота?!
Куда ж ты под пули,
убьют ведь, дурак!
Там снайперы - только сунься…!»
«- Пускай…!» -
но, всё же, разжал кулак,
Гранату отдал. Отвернулся…
« - Вот и прекрасно!
Сейчас каждый штык -
кость в горле этим паскудинам!
Отделение!
Слушай команду мою:
Всем в каземат – к орудию!
…Курсант Бесфамильный!
Останетесь здесь…
Мухою к пулемёту!
И, чтобы мышь не прошмЫгнула…»
«- Есть…
не пропустить пехоту!»
«-…Не станет патронов да будешь живой –
Действуй по интуиции…
Гранату – возьми…
Остальные – за мной!
Ну....с Богом, как говорится…!»
* * *
Смолкли во мраке тоннеля шаги…
Выстрелы приутихли…
Видно разведку пустили враги,
Сочтя гарнизон погибшим.
Я к амбразуре приник: так и есть!
По целине метельной
Крались пригнувшись, то там, то здесь,
Серые, к ДОТу, шинели…
« - Ну, сейчас, я вам, гадам, задам;
Рано банкуете, фрицы!
Не подведу я тебя, капитан…
Слышишь?! Чтоб мне разбиться!»
И в осмелевшее полчище крыс,
Что на задние лапы привстали,
Без передыха дымящийся диск,
Высадил из «дегтяря» я…
Немцы посыпались нА снег.
Взахлёб,
дружно и зло огрызаясь.
Я бесполезный швырнул пулемёт…
(Было, иль показалось?)
Тень человека метнулась стремглав,
Мимо стены, к амбразуре…
Я тоже метнулся,
к бетону прижав,
Готовое прыгнуть наружу
Предательски бьющее сердце -
в набат -
О прутья костистые клетки …
И – бритвой по нерву: за стенкою враг…
Быть может, всего…
в полуметре.
…Бежать?
Но к двери, ведь…
могу не успеть.
Остаться?
Забьют как в берлоге!
Немецкая длинная «stielhandgranate»*
Крутнувшись,
скатилась под ноги…
И веки – как будто налиты свинцом,
И – солнечный зайчик из детства,
И - сладко – дремотное: «Вот, и конец…»
Шипящей змеёю под сердцем.
…Известно из устных рассказов и книг
(А в книгах , чего не бывает?)
Что, смерти взглянувший в глаза,
Лишь за миг –
всю жизнь «прокрутить» успевает…
«Всего» охватить было мне не дано;
В режиме широкоформатном,
Зависло,
застыло
немое кино,
Цветным
но единственным кадром…
Июньское утро. В саду – выходной.
Мать лепит вареники с вишней.
И солнечный зайчик,
По глади стенной,
Пробравшийся
в комнату,
с крыши.
……………………………………………………………………………………………… *«Stielhandgranate М – 24» -немецкая наступательная граната на деревянной длинной ручке.
Ползёт ко мне медленно желтым пятном…
И я улыбаюсь в подушку…
И дремлет
Скрипя половицами дом
И горлица
клянчит
«полушку»...
И вновь, капонира сырой потолок,
И, коброй, свернувшись в пружину,
Граната,
крутящаяся
у ног,
Всё медленней,
медленней…
Спину,
как будто калёным железом пройдя,
Все действия враз обозначив,
Какая – то сила
вдруг на пол меня
Толкнула,
с разбегу,
к гранате…
Обратный бросок в светло – серый проём,
С колена,
секунды не целясь…
Снаружи рвануло,
дохнувши огнём,
И ржавою крошкой земельной…
* * *
« Всё! Теперь уходить! Вот, попрощаюсь только…
Я за лафет нырнул,
предохранитель взвёл;
Запахов дрожь ловя мордой широкоствольной
По ветру, словно пёс, чутко «максим» повёл…
Серых сплетенье тел – плавно поймал на мушку.
Чуточку обождал,
в пальцах умерив дрожь.
И, утопив «гашет», врезал – на всю «катушку»,
Вздыбив искристый снег русским лихим «даёшь!»
«Взяли?! Не тут – то вам! В землю не прячьте лица:
Будет надгробьем вам – памятник этих стен!
Не отсырел ещё порох, в пороховницах,
Встанет святая Русь,
нечисть, стряхнув с колен!»
…Спешно отвёл затвор. Ленту привычно втиснув,
Бегло взглянул в прицел… «Стоп! Это, что – то, там…?»
В бок, обойдя эскарп,
на расстоянье – в выстрел,
Пёр на меня, урча, чёрный «крестастый» танк…
Словно в немом кино – дуло сверкнуло вспышкой.
И на короткий миг – ватная тишина….
Но, как внезапный гром,
гулким раскатом - выстрел
В небо фонтан взметнул, копоти и огня…
«-…Мимо! Мазила, блин.… Где – то, тебя учили?!»
Вспышка.… Ещё удар. И, опять – недолёт.
Только на третий раз
чуда не приключилось…
Третий попал снаряд – ровненько в самый ДОТ.
…Ухнуло, сбивши с ног. Рот залепило пылью.
Слипшиеся глаза – бельмами, цвета беж.
И на том месте, где
был этой ночью Витька,
Солнечные лучи стрелами пали в брешь…
Я, за стену держась, на ноги встал шатаясь,
Сплюнул кровавый ком,
немца послав к чертям…
Снова прогрохотал выстрел. И, полыхая,
Дёрнулся и застыл, на бок скренившись…танк!
«- Наши! Ну, молодцы.…Ну, подсобили, черти!
С первого раза, и –
прямо в десятку: блеск!»
(К бабушке не ходи – новый снаряд немецкий
Жирный, в моей судьбе, мог бы поставить крест!)
…Рано, однако, я, медью звенел в литавры.
Рано торжествовал схватки шальной итог.
С западной стороны ДОТа
– три новых танка,
Мёрзлой землёй плюясь, влезли на бугорок…
* * *
Что дальше было? Помню, как в тумане.
Я видел всё. И я, как будто, спал.
И, в полусне, пехоту отсекал
Короткими – в упор – очередями.
Пальба стояла – мёртвые услышат.
Стреляли танки, продвигаясь к нам,
И бойко огрызался капитан…
Пока снаряды полностью не вышли.
…Он сделал многое. И многое б успел.
Дошёл бы, верно, даже до комдива,
Если б судьба слепая не ссудила
Ему принять трагический удел.
В упор два ближних танка поразя,
На лобовой броне клочьми распятый,
Он – третьего – остановил гранатой.
Под гусеницы бросив с ней…себя.
А я смотрел, сцепивши кулаки,
В тоске бессильной, через амбразуру;
И, чтоб, вослед ему, не дёрнул сдуру –
Подняли снова головы стрелки…
Сжимая туже мёртвую петлю,
Где, замерев на миг, а где ползком,
Худую шею щупали мою,
Между ключицею и кадыком,
Чужие пальцы…холодно – липки…
И вызывая мерзостную дрожь,
Дышали тленом - шерсти волоски
И под ногтями спёкшаяся кровь…
В любом бою – лишь победитель прав.
Ловя спиной звук рвущихся гранат,
Я отступил. Всю ленту расстреляв.
Назад. К своим. В ружейный каземат.
И под лучом ударившим в пролом,
Средь гильз пустых латунного драже,
Застыл, скорбя в молчании немом:
Там, каземата…не было уже.
Там, посреди дымящихся руин,
Стволом, дырявя солнечный просвет,
Сгорбатился, чудовищем стальным,
Разбитого орудия хребет.
И рядом с ним товарищи мои
Лежали ниц, лицом уткнувшись в пол,
Среди обломков, гари и пыли,
На тех местах, где их снаряд нашёл.
…Я бросился к ближайшему -
то был
Егор -
его на спину повернув,
Я от тоски, в полголоса, завыл,
Со всхлипами размазывая кровь
По мокрому и грязному лицу...
Пол головы осколочным снесло,
Как будто бритвой, начисто, ему.
Витёк был ранен. В шею и плечо.
Не тяжело. Но крови потерял
Довольно много…
Распоров ножом
Х.б набрякшее, его перевязал,
Бинтом, потуже, рану затянув:
Таким нелепым, именно сейчас,
Узлом,
с игривым бантиком g`lamour…
Контузило маленько корешка;
Но оклемался в скорости Витёк,
Таращась очумело на меня,
Как старый сыч на солнечный денёк,
Из темноты глубокого дупла:
«- Алёшка…ты? Вот, здорово, браток!
Что было то? Не помню ни хрена…
Снаряды вышли… подбирался танк…
«Шабаш, ребята.» - капитан сказал-
Гранаты к бою…!»
Дальше – темнота…
А, где он сам…?»
Я опустил глаза:
« - ДОТ окружен. Красильников убит».
« - Убит?! Не помню…как же…а, Егор…?»
Он огляделся: « - Кто – то, там лежит?
Нога – культёй…Контужен? Ранен…?»
« - Мёртв»
Мой друг замолк. И сразу как – то сник.
Потом спросил, минуту помолчав:
« -Ты видел… как Красильников погиб?»
« - Себя гранатой, с танком, подорвав…
Он жизнь мне спас…да, что там говорить…!»
Закашлялся, в сердцах махнул рукой,
И – вдруг обрезав разговора нить:
« - Послушай, там…снаружи…за стеной!
Сейчас сюда гранаты полетят
Иль с огнемёта жахнут...
Слышишь, Вить?!
Каюк нам здесь.
Придушат, как котят!
Пока не поздно, надо уходить!»
« - Куда бежать – то? Прямо не пройдём…
В обход рванём…? По танковому рву!
Коль уцелеем – значит поживём,
А, коли, нет,…всё краше на миру!
…Ну – к, подсоби – ка,
дай – ка мне плечо…»
В меня вцепился, губы закусив:
«Да, не туда.…Ныряй сюда, в пролом!
Вход под прицелом – к бабке не ходи!
Гранаты есть с собою?»
«Есть одна».
«Возьми ещё…там, в ящике, лежат.
Выпрыгиваем и – по сторонам;
Чтоб не один не оклемался, гад…!
Всё по моей команде: «раз, два, три…»
Ныряем в ров и дёру – по прямой.
До леса бы,…
а там – ищи, свищи!
Ну, бог войны…не подведи, родной!»
На «раз» - с гранаты сорвана чека,
На «два» - прошли зияющий пролом,
Взахлёб – глоток хмельного ветерка:
На половине,
где – то…ближе к «трём»…
И на коротко - рубаное «три» -
Морозный дух броском разгоряча –
Растущие фигурки отсекли
Как шашкою, с размаху, от плеча…
На миг всё слИлось: выстрелы, огонь,
Чужие крики, мёртвые глаза…
Но, мига этого, хватило нам с лихвой,
Чтоб в чёрный зев раскрывшегося рва
Нырнуть с размаху, кубарем скатясь...
И сверху небо пялилось на нас,
От счастья не танцующих, едва.
Расчёт был верен. В сырости своей
Надёжно скрыл от посторонних глаз,
Опутавши сплетением корней,
Глубокий ров, запыхавшихся нас.
Лишь одного мы в спешке не учли;
(Да и, признаться, было – ли, когда?!)
Что коридор спасительный земли
Для всех невидим будет не всегда,
Что, минами и треками машин
Почти засыпан в некоторых местах,
Он, на пути предательски лежит,
У самых немцев – прямо на глазах…
И мы прошли почти, что полпути,
Когда заметив, с дамбы земляной,
О нашем появленье возвестил
Короткой в воздух, рыжий часовой.
Он нас фатально недооценил…
Броском с колена Витька – корешок
Ножом его к березе пригвоздил…
Тот был азартный в «стеночку» игрок.
…Мы дальше бросились, рывком перескочив,
Уже по ровному, к другому краю рва,
Десяток метров в два прыжка покрыв…
Но нас заметили. И началась стрельба.
Над самой головой взметнув песок,
Противно взвыли пули, озверев,
А за бугром спасительный лесок
Уже маячил кронами дерев.
Но каждый шаг давался тяжелей
И было далеко, как до луны,
До…………склонившихся ветвей,
Под гроздями набухшей тишины.
…За поворотом, грудясь наверху,
Нас поджидали…
Обнажив оскал
« - Гранатами…!» - зубами рвя чеку,
Остервенело Витька прорычал.
И бросил первый. С ходу. Я – за ним…
Почувствовать успев как горячо
Меня толкнуло «что – то», обслюнив,
Как пёс игривый – мордою в плечо.
Сорвав ворон с обугленных осин,
Два взрыва громыхнули в одночас
И долго чёрный выводок кружил,
Осипшим карком провожая нас…
* * *
Мы оторвались. Слыша за спиной
Стихающей погони голоса,
Осенней рощи, скрытые стеной,
Пусть ненадолго, пусть на полчаса,
На полчаса - струною у виска -
Натянутой, звенящей тишины…
Но, Господи, ах, если бы Ты знал,
Как драгоценны были и нужны
Нам эти полчаса…
О, благодать
Упав ничком в пожухлую траву,
Грибную прель по капельке вбирать
И с упоеньем чувствовать: живу!
…Дыру сквозную на моём плече
Друг Витька туго стягивал бинтом.
А я глазел в бездонность синих крон,
Повисшую на солнечном луче,
И дерзновенно – вдумчивому мне
Была в тот миг понятна и проста:
Землистая нелепость слова «Смерть»
И слова «Жизнь» - земная красота…
* * *
Мы б эту «жизнь» - не дешево продали…
Но, немцы нас преследовать не стали.
Они, видать, победу предвкушали;
Быть может, завтра…
скоро…
а, пока
Всё также, в волчьем логове,*далёком,
По полу фюрер каблуками топал,
Всё также карта маршала фон Бока
Краснела надписью: «подольских 2 полка»…
(Продолжение следует)
Рейтинг: +1
436 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
