Глава 8
Утренний бой
12 октября, после массированной артподготовки,
противник двинул на Ильинские рубежи танки…
Бой начался с рассветом…
Словно вдруг,
расколотый багровым светом молний ,
Рассыпался небесный полукруг
И грянул оземь – тысячью осколков
раскатистого эха…
И война
заухала,
заахала,
забилась,
Растрёпанной вакханкой закружилась
в смертельной пляске по людским телам;
Упившись допьяна хмельным вином кровавым,
И виноватых - поровну – и правых
в одно смешав
с землёй напополам…
И понял я в тот миг простую суть,
До сломанных ногтей вжимаясь в землю:
Ещё при этой жизни можно смерти
В глаза остекленевшие взглянуть.
И ощутив, как беден наш язык,
Признать, как глупы, детски и напрасны
Все потуги привычным словом « страшно»
Назвать войны – бесчеловечий лик!
* * *
…Рассветная алела полоса.
Обстрел умолк. По дедовским часам,
бесстрастно тикающим,
( Экая беспечность!)
От пыли едкой протерев глаза,
я разобрал: прошло лишь – полчаса…
а показалось – миновала вечность!
Обстрел умолк… Лишь где – то, вдалеке,
ворчал ещё, с ленивой перебранкой,
И приоткрыла уши тишина,
И чертыхнулся смачно старшина,
И, перезревшим яблоком, луна
упала в снег…
И кто – то крикнул:
« - Танки...! »
* * *
Я помню, в детстве, гриппом захворав,
В часы тягучие горячечного бреда,
Мне часто грезился один и тот же сон:
Стою один, туманом окружен,…
средь поля чистого,
иль ягодной поляны,
А предо мною – хрупкие тюльпаны,
кружащие хрустальный хоровод,
Под чьё – то очарованное пенье…
И вдалеке от всех – неясной тенью –
ещё один кружащийся тюльпан,
Из марева туманного растущий...
Сначала крохотный,
беспомощный,
как всхлип…
Как капелька росы.
Как вздох ребёнка…
Потом всё больше, больше,
всё темней…
Теряющий цвета и очертанья…
И в камень превращающийся, вдруг:
огромный,
безобразный
и нелепый…
Со скоростью растущий на глазах
и занимающий собою всё пространство…
И давящий безжалостно цветы
с тяжелым хрустом…
…Хлопья темноты,
Наматывая с лязганьем на треки,
шли клином танки.
Чёрные кресты
зияли бельмами, в колеблющемся свете
октябрьского утра…
Горизонт
был полон ими –
с края и до края,
Как будто нечисть древняя,
живая,
под заунывный колокола звон,
Оскалив рты,
с могил ползла к воротам…
То - саранчою чёрною – пехота,
На цитадель
ползла со всех сторон.
…Вот ближе.
Ближе.
Ближе…
Вот в прицел
оптический
уж различимы лица,
На сером фоне – чёрные петлицы
На гауптмане рыжем, из СС,
И карабинов сталь – наперевес -
штыками в землю.
Вражьими штыками…
Как на плакате, где всем телом к маме,
Малыш прижался русый,
лет пяти…
«- Огонь – лишь по команде!»
По цепи
от уха к уху пронеслось летуче.
И вот – вчера сжимающие ручку –
Мальчишек пальцы,
в ненависти жгучей,
Легли на вороненые курки…
* * *
…О, сколько чувств и мыслей ты таишь
В нутре своём, желанный миг атаки!
То развернёшь как на ладони жизнь,
То сдуешь ветром в крохотную каплю
Дрожащую на лепестке цветка…
И дрогнет вяло твёрдая рука,
И станет сердце вдруг белее мела…
И ждут тебя особенно всегда:
Как ждёт влюблённый – трепетного «да»,
Как смертник – по кассации суда,
Всего лишь за секунду
До расстрела…
* * *
Но миг настал!
Сигнальная ракета
под небеса ушла с шипящим светом,
И вниз пурпурным
выпала дождём…
И пулемётным, праведным огнём,
По всему фронту полыхнули ДЗОТы,
И застонали, воя, миномёты,
И, отсекая от машин пехоту,
винтовочные грянули хлопки.
И задымился, пламенем объятый,
Передний танк,
с крестом четверолапым,
И мы, метнув бутылки и гранаты,
С « ура!» победным
кинулись в штыки.
* * *
…Я знаю – не забудет никогда,
кто первый раз бросался в штыковую,
Под самым сердцем – льдинку роковую,
щемящую предчувствием конца
Всего лишь за мгновение до горна…
И пальцы страха липкие, на горле…
Но только на мгновение.
Потом
тот страх сменяет ненависть;
Как будто
смрадную ночь – воинственное утро
пронзает насквозь солнечным лучом.
И рядом друга верное плечо.
А впереди, в шеломе и с мечом,
Идут с тобой - твои отцы и деды.
И на губах – солёный вкус победы
пороховой печатью запечён…
И треплет ветер стяга полотно.
И ты бежишь, с другими заодно,
то ли рыча, а то ли хрипло воя,
В безумном упоенье штыковою,
Коля,
разя,
круша по сторонам
Чужие руки,
головы
и плечи.
И лязг, и хрип, стоящие над сечей,
сплетаются в гудение одно…
И, вот уж, свету белому темно.
И словно пчёлы, потерявши улей,
отчаянно и тонко воют пули,
То тут, то там,
над самой головой…
Благословен, же будь ты, пули вой!
За то, что ныне,
пулею чужой,
ещё один короткий миг мне пишешь…
А, где моя?
Её я не услышу.
Услышит верно
кто – ни будь другой…
* * *
Простая философия у боя:
ты оставайся только сам собою.
Ты, самому себе, не измени.
А остальное - ничего не значит:
В бою нет смысла;
только лишь – удача.
Мы все уходим, так или иначе;
Лишь только Имя память сохранит…
Среди других имён
великой славной книги,
Тех, кто, отринув плотские вериги,
Броском застыл
в святом бессмертья миге,
Кто жизнь свою – за Родину отдал!
Сегодня ж, здесь,
в двух древних ипостасях,
Средь поля чистого
вновь с Правдой - Ложь сошлася,
И не сдержала Ложь могучий натиск,
И дрогнул враг,
и в панике бежал
По полю снежному,
труся во все лопатки.
И бил в откат расчёт «сорокопятки»
Ему вослед –
как будто гвоздь вбивал
В проклятый гроб,
дубовый и тяжелый,
За дом родной,
за улицу,
за школу,
За девочку, с которою гулял,
Ночами лунными,
июньским тихим парком…
И было снегу, как в июне, жарко.
И он, садясь,
слезами застывал,
у удивленной смерти на ресницах.
И, чёрные, слетались с неба птицы,
И их с земли
стон раненых пугал….
* * *
В пылу атаки – лишь движеньем жив.
В пылу атаки, даже оглянуться,
нет времени;
Как яблочко на блюдце,
со всех сторон, открыт ты для стрелков.
Чуть зазевался …
и уже готов -
подарок, для команды лазаретной….
Но есть, порою, некие моменты:
Безделица…
какой-нибудь пустяк…
Которые (особенно не парясь)
Занозой цепкой заседают в память
И их уже не вытянуть
Никак…
Вот, так и мне,
порой, являет сон,
Сквозь полувековую паутину,
Ни дать, ни взять – Ван Дейкову картину:
Румян, как Феб,
красив, как Аполлон,
Чернея кровью из открытой раны,
В руке сжимая длинный штык двугранный,
Убитый немец на спине лежал…
«Ales fur Deutсland! » бегло прочитал
Я на клинке его,
готических три слова:
«Всё для Германии!» -
А вышло - по - иному…
Чужую землю сапогом топча,
нашёл он смерть – от русского меча.
И вот, теперь, как блудный пёс безродный,
Лежал средь поля,
мёртвый и холодный,
И ворон чёрный гнул над ним крыла…
И далеко Германия была…
(Продолжение следует)
Помочь сайту
Поздравления
