№ 13. ДЕРЕВЕНЩИНА (из записок старого грешника)

                                                    ДЕРЕВЕНЩИНА           

                                     (из записок старого грешника)

            Нина проводила Сергея до порога. Кутаясь в шерстяной  платок, она прислонилась к косяку и смотрела распахнутым настежь взглядом в его лицо.

            - Серёжа, - сказала она и запнулась, затем, всё так же смотря в упор, продолжила: - Сегодня ты был у меня последний раз. Вчера мне сделали предложение.

            - Кто? – вот всё, что сообразил сказать Сергей.

            - Не важно. Он уже давно за мной ухаживает. О тебе ничего не знает. Не нужно, чтобы и ты о нём знал.

            - Ты его любишь?

            - Не знаю. Мне пора устраивать жизнь.

            Тёмным ленинградским утром в заиндевелом трамвае Сергей возвращался в общежитие с бурей в голове: «Она полгода спала со мной и всё это время морочила голову другому. А тот, другой, ничего не знал и видел в ней ангела…»

            В столовой, допивая чай, Веня Гуров сказал:

            - Чтой-то ты смурной какой-то, как не от бабы пришёл. Чи – осечка? Так ты ж утром…

            Чем больше думал он о прощании с Ниной, тем сильнее обида рвалась на волю. Не выпусти её – сердце захлебнётся.

            - Понимаешь, Вень… Она у меня – первая.

            - Ни фига себе! Тебе сколько от роду?

            - Двадцать три. Так у меня то казарма, то гарнизон без баб… А тут вот, как петух в курятник, а опыта нету. Сама на белый вальс пригласила, а я только в строю маршировать умею. Добрая оказалась – посмеялись да поучились.

            - А они все добрые, пока в конюшню ни заведут. Жениться просила? Парткомом грозила?

            - Не, она уже была замужем, сыта, говорит, по горло. Дочка у бабушки в деревне. Свободой подышать хочется. И мне жениться, мама говорит, рано. А гормоны бурлят. Полгода, Веня, душа в душу!

            - Сроднились.

            - Ну, да – как домой ходил. А тут замуж приспичило! Не по любви, а по расчёту! Какой-нибудь лысый с портфелем.

            - А тебе какое дело? Она с тобой по-честному обошлась.

            - Может, и так, но всё утро думаю: как я без неё?

            - Спокойно! Первую попробовал – и слаще нету? Юношеское заблуждение.

            - Что – все одинаковые? Не верю.

            - И не верь. Анатомически – да, полная идентичность. Но у человека душа есть. А кстати! Ты ж теперь свободный! – Веня встал, застегнул китель. – По пути поговорим. Есть существенное предложение.

            Предложение заключалось вот в чём.

            - Я в тутошнем бабьем омуте недавно выудил прелестный экземпляр. Главное – живёт одна в однокомнатной квартире. Мужа прогнала – пьяница. Но есть помеха. Подруга. Розовощёкая деревенщина лет семнадцати с голубыми наивными глазами размером с чайное блюдце. Провожаемся у подъезда, и Люська уходит первая, оставляя меня с этой нецелованной. Ещё и язык покажет на прощанье. В какую игру играет, не пойму. Но, Серёга, условия идеальные! А эта простушка – что спереди, что сзади – волнует, прямо скажу, но – ша! – партбилет в кармане. В чём предложение? Отшить её надо, деревенщину. Знаешь, в город она не вписывается, а вот в поле, да в платочке, солнышком просвеченном, да с

серпом на плече – натюрморт!

            - Какой натюрморт?

            - А хрен его знает, зато звучит. Так помоги, а?

            - У меня комсомольский билет…

            - Та ладно: его всё равно скоро сдавать. Ну?

            Помог. Очаровательная девчушка Валя! Но до чего наивная. В танце то прижималась тугой грудью, то пугливо отстранялась и смотрела умоляющими глазами: не обижай. Однако, на «ты» перешла без запинки. Провожали девушек так: они в центре, парни – по краям. Людмила с Венькой о чем-то болтают, Сергей делает вид, что слушает, Валя почти неотрывно смотрит на своего провожающего, чем и смущает ухажёра. В полусвете подъезда пары расстались. И вот они одни. Обнять себя деревенщина позволила, но как только он потянулся к её губам, она тут же высвободилась из его объятий:

            - Ишь чего захотел! Так вот сразу! 

            Утром, снимая бритвой пену с лица, Веня пожаловался:

            - Безвкусная она какая-то, понимаешь, механическая. Как вольные упражнения без музыки, вот. Но, как говорится, на безрыбье и рак колбаса. А как у тебя с Валечкой?

            - А – никак. Даже целоваться боится.

            - Ладно. Люська ей разбор полётов устроит.

            Может, и устроила. Целовалась простушка Валя не с собственным ли наслаждением? Шептала: «Ой, как это сладко!» А через несколько свиданий стала каждый раз шептать: «Вот ты меня опозоришь, а взамуж не возьмёшь…» А ещё через несколько, возвращаясь в общежитие последним трамваем, Сергей думал: «И на кой мне всё это нужно? Каждый раз возвращаться с невыносимой болью пониже живота? Она опасается, что взамуж не возьму. И не возьму – рано. Так ради чего эти встречи?» Душа ныла ещё вот от чего.

            - Серёжа, я тебя полюбила. А ты меня?

            - Тоже. 

            Как сорвалось с губ это слово? Да, не воробей – не поймаешь. А она дышит в грудь:

            - Но до свадьбы ни-ни…

            Стоял, как громом поражённый, а к трамваю бежал «быстрей, чем заяц от огня» (Лермонтов что ли?), оставив бог знает что думающее о его бегстве доверчивое создание. Очередное свидание пропустил. Но совесть мучила: за что обидел глупую невинность? Встретились и он понял – не обиделась. Значит, никаких объяснений не требуется. Совесть отступила от сердца. Однако, - лишь на запасные рубежи. Напоминала из засады о том, что встречи не имеют благополучного исхода и, чем позже настанет разрыв, тем горше будет девушке пережить его. А она этого заслужила? Влюбилась, как кошка… Почему «как кошка»? Чушь, конечно, но так говорят. В тот вечер он собирался признаться Вале в том, что… Что? Подошёл Веня. В майке, брюки не глажены.

            - Ты разве не идёшь к Люське?

            - Та в командировку уехала, зараза. Неделю говеть. А у тебя с чего рожа не праздничная? Или у вас комедия?

            - Какая комедия?

            - Ты, чо, не знаешь? Так усваивай. Когда есть где и есть чем, да некого – это драма. Когда есть кого, есть чем, да негде – это комедия, как в твоём случае. А вот когда есть кого и есть где, да нечем – трагедия, брат ты мой! 

            - Да надоело, Вень, комедь ломать. Вожу девчонку за нос, а она уже о замужестве лопочет. Не могу больше. Сегодня же расстанемся. Нинка со мной по-честному? Вот и я по-честному.

            - Жа-аль: так удобно было – я с Люськой, ты с Валькой…

            - Ты в квартире, я – в подъезде… Да не в этом дело. Какой вот аргумент привести, чтобы не обидеть?

            - Проще сапога. Нинка – замуж? А тебя девушка на родине ждёт. А они, девушки – солидарные. Ей посочувствует, а тебя обругает, но – как добрая мама нашкодившего и покаявшегося сыночка.

              Была мокрая ленинградская ночь. Они стояли под золотокрылым львом на Банковском мосту и смотрели в воду, похожую на сильно разбавленную чёрную тушь.

            - Ты прости меня, Серёжа, что близко к себе не подпускаю. Я не маленькая и, когда ты меня прижимаешь к себе, чувствую, что тебе нужно. – Блеснула в него глазами и вновь стала глядеть в воду. Видно, тяжёлый для девушки разговор завела. Сергей насторожился: может, слава богу, сама предложит расстаться? – Так вот, я решилась… Потому что люблю тебя… И потому, что вижу: мальчик ты честный, не стал меня ломать. А я тебя мучаю. Мучаю, мучаю – не маленькая.

            И опять замолчала. Решается! подумал Сергей.

            - Зря это мучение: Люся говорит, что так лишь здоровье у мужчин гибнет. И вот я… Может, Серёжа, до свадьбы? Только не обмани потом.

            Ночь, хмурая ленинградская ночь. Фонари едва рассеивают темноту, а в глазах девушки утонуть можно. Слеза прошибает даже грубое военное сердце, видя в них наивную мольбу. Отвёл взгляд. Вода казалась недвижной - замерла в ожидании. Недобро ждала. Не узнавая своего, осипшего вдруг, голоса, он, будто с моста рванулся в эту холодную воду, заговорил:

            - Прости меня, Валя: я не сказал тебе правду.

            Она смотрела на него тревожно. Видел – тревожно!

            - У меня есть девушка... Там, на родине. Со школьной скамьи…

            Он ожидал порыва возмущения, а Валя смотрела в воду, будто не слышала его слов.

            - Понимаешь, Валя...

            Девушка повернулась к нему лицом. Она смеялась!

            - Понимаю, Серёжа. Но не разыгрывай трагедии. Подумаешь – девушка! Эка невидаль! Видишь, вон там, на третьем этаже второе слева окно светится? То мой муж-импотент на диване лежит, Залю какую-то читает и меня дожидается. А мне сегодня Люська ключ от квартиры оставила…

            На тонком пальчике, на колечке подвешенный, мелькал искорками, насмешливо подмигивая, действительно, ключ. А ногти-то крашеные! Как раньше не заметил?