[Скрыть]
Регистрационный номер 0044112 выдан для произведения:
Лешке пришла повестка из военкомата. Он притащился ко мне поздно вечером и сразу начал ныть:
- Ну, попал, зараза! Во, влетел!
- Ты чего скулишь? Все пацаны через это проходят, - отрезал я.
- Тебе хорошо рассуждать, ты у нас в институте учишься. Студентов не призывают, а вот меня загребут по полной на два года. А то и на все три, если в морфлот попаду.
- Может тебя это утешит, но у меня отсрочка только на время учебы, а потом, как все надену кирзовые сапоги и пойду по плацу дефилировать, отрабатывая строевую. Всеобщая воинская повинность – она и в Африке всеобщая воинская повинность. Ее у нас пока еще никто не отменял.
- Да чихал я на эту повинность! – взорвался Лешка. - Два года коту под хвост!
- Ну, что поделаешь, - философски заметил я, - не ты первый, не ты последний.
Все, кому еще не перевалило за двадцать, пытаются получить от жизни максимум удовольствия, будто боятся опоздать на последнюю электричку фортуны. Но суровые правила бытия требуют взаимной отдачи. Лешка был убежденной «стрекозой» и на «муравьев» всегда смотрел свысока, несмотря на все предостережения дедушки Крылова.
Через пару дней приятель позвонил мне по телефону:
- Можешь меня поздравить, Антоха, тетя Люба, кажется, разрулила ситуацию с армией. Завтра ложусь в психушку.
- Куда? – не поверил я своим ушам, думая, что ослышался.
- В первую психиатрическую больницу на улице Петровского.
- Вы что там совсем сбрендили со своей тетей Любой? - в состоянии близкому к шоку пролепетал я.
- Ничего не сбрендили. Поваляюсь здесь месячишко под заботливым тетиным оком, а потом она мне «белый билет» выправит.
Уже через неделю мы с друзьями решили навестить нашего «психа» в его временном месте заключения. Грелка, заполненная портвейном «три семерки», была надежно спрятана сзади под пиджаком у находчивого Толика. Авоська с яблоками ни у кого не должна была вызвать подозрения, а лишь усыпляла бдительность «церберов» на проходной.
По небольшому больничному дворику, огороженному высоченным бетонным забором бродили мрачные пациенты психлечебницы. Некоторые сидели на обшарпанных скамейках. Тут были только мужики, и все в разнокалиберных потертых пижамах. У входа в здание стояли два борцовского вида санитара в белых халатах и зорко наблюдали за своими подопечными.
- Привет охламоны! – улыбающийся Леха выскочил откуда-то сзади, словно чертик из табакерки.
- Салют «буйно помешанный»! – Яшка хлопнул приятеля по плечу.
- Не-а, «буйных» держат отдельно, а в этом отделении только «тихие». Многие из них вообще нормальные люди, и только во время приступа у них происходит «сдвиг по фазе».
-Это как? – не понял я.
- Ну, вон, к примеру, «артиллерист», - Лешка указал рукой на невысокого худощавого пожилого мужчину, одиноко сидящего на соседней скамейке. – Мы с ним в одной палате паримся. Нормальный дед. В этом заведении тоска смертная, а контингент учреждения такой, что и поговорить толком не с кем. А с ним интересно. Умный, начитанный старичок, из фронтовиков к тому же. Он мне о Второй мировой такого нарассказал, что ни в одном фильме не увидишь.
- А здесь он чего? – прикрываемый от санитаров широкими плечами Яшки и пряча под пиджаком грелку, Толик аккуратно налил в раздвижной пластмассовый стаканчик портвейн.
- Да тут целая жизненная драма, впору роман писать, - лицо Алексея вдруг стало серьезным. – Во время войны он командовал расчетом «сорокопятки» - сорока пяти миллиметровой противотанковой пушки. Однажды они стояли у какого-то хутора Огневка. Был получен приказ сбить батальонную пушку противника, стреляющую из кустов у деревни. Петровичу, которого здесь «артиллеристом» прозвали, было тогда, как мне сейчас девятнадцать. Настоящая пушечная дуэль развернулась. Немецкое орудие, в конечном итоге, было уничтожено. Но фрицев прикрывали головорезы из недобитой первой горнострелковой дивизии «Эдельвейс». Наших ребят забросали гранатами. Выжил только мой сосед по палате. Тяжелораненого и контуженного его переправили в госпиталь. Сам хутор немцы спалили вместе со всеми жителями. Но к стрелковому взводу, где командиром полкового орудия был Петрович, прибился шестилетний пацаненок Васька, оставшийся сиротой. Каким-то чудом ему удалось схорониться незамеченным в огородах, наверное, из-за его мелкоты. Командование полка особо не напрягалось заниматься судьбой мальчишки, но солдаты пригрели малолетку. Вернувшийся из госпиталя Петрович, всей душой прикипел к мальчонке, тем более что после ранения, своих детей он уже иметь не мог. Вместе они дошли до Берлина. После войны Ваську отправили в детдом, но Петрович разыскал его и усыновил. События у Огневки намертво запали в души обоих. Василий увлекся альпинизмом, и каждый свой отпуск проводил на Эльбрусе, куда во время войны была заброшена дивизия вермахта «Эдельвейс». Его жена не одобряла этого увлечения горами. А два года назад экспедицию, в которой он принимал участие, накрыла лавина. После этого у Петровича и начались приступы. Подсознание вновь возвращает его к тем событиям у Огневки, и он снова начал вести огонь по вражеской пушке. Обычно это происходит по ночам. Я уже наизусть знаю его команды: "Стой! С передков прямо марш!", "К бою!", "Гранатой. Отражатель ноль. Угломер 30-00", "Прицел 30", "По орудию у куста. Наводить в подошву куста. Один снаряд. Огонь!". И так может продолжаться до утра.
- Да, бедные его родственники, - сказал Яшка, закусывая яблоком выпитое вино.
- Не осталось у него никаких родственников, только невестка, - вдруг зло ответил Алексей. – Да какая она там бедная? Эта стерва его сюда и упекла.
- Ну, знаешь, такое по ночам слушать, не каждый выдержит, - встрял Толик, наливая из грелки очередную порцию портвейна.
- Да у старика квартира коридорного типа, - возмутился Лешка, - между двумя комнатами расположены санузлы, кухня, еще и кладовка - мне тетка рассказывала. Так что звукоизоляция там еще та. Мешает ей свекор свою личную жизнь обустраивать. Этой сучке одной вся квартира нужна. Еще тетка рассказывала, что приезжала та кукла в больницу всего один раз, да и то с нотариусом, чтобы оформить на себя получение его пенсии по причине недееспособности родственника. А ты говоришь бедная.
Мы долго молчали.
- Это ж надо, как судьба несправедливо обошлась с геройским мужиком, - вздохнул Яшка.
- «Когда справедливость исчезнет, то не остается ничего, что могло бы придать ценность жизни людей» – утверждал Иммануил Кант, - процитировал я, оглядываясь на соседнюю скамейку.
- Нет, Петровича так просто не сломить, это я вам точно говорю, - возразил Алексей.
Мы допили «три семерки», но разговор дальше как-то не складывался. Уходили из психушки с горечью в душе, поглядывая на гордую осанку «артиллериста».
Лешка продержался в больнице еще два дня, а потом, поругавшись со своей теткой, прямиком направился в военкомат. По воле случая, а может быть судьбы, он попал служить в артиллерийский полк.