Детям войны посвящается
…Он
шёл уже не первый день. От усталости ноги, попадая то в сросшуюся траву, то на сухие
кочки или просто неровность, спотыкались и норовили уронить худенькое тело
измождённого мальчишки. Помимо усталости одолевал голод. Есть хотелось
нестерпимо. Правда, он заметил, что голодные позывы то сильно сжимают желудок,
то отступают. Когда голод отступал, казалось, что чего-то перекусил. Конечно,
это только воображение. Раньше фантазия помогала, а теперь не всегда. Если
представлял себе, что наелся, то становилось легче, если видел воображаемую еду
то, иной раз, чуть не выл от голода…
После многодневных бомбёжек в их село
вошли фашисты. Случилось это осенью. В ту пору, когда сады изобилуют фруктами.
Только не в этот год. Сады многих
односельчан превратились в перепаханные земли со сгоревшими яблонями,
абрикосами, вишнями и грушами. Некогда красивые дома после обстрелов выглядели
жалко. Но, вошедшие фашисты, позарились и на них. Большинство сельчан ютились
по сараям. Наиболее хорошие дома облюбовали для себя «освободители земли
русской», как гордо они себя называли. Причём, в лучших домах проживал высший
офицерский состав, а в более простых расквартировались солдаты. Всех молодых
мужчин и женщин села повесили в первый же день. Сделали это жестоко и
показательно, согнав все село для наблюдения за казнью. Пожилые женщины и
старухи, стоявшие в толпе, выли в голос и пытались закрывать лица платками,
чтобы не видеть, как их родных весят на площади. Однако солдаты бегали среди
народа и били по рукам тех, кто отворачивался или прятал глаза от этого ужаса. Мальчишка смотрел и с каждой минутой сильнее ненавидел незваных гостей. Жизнь в селе
настолько переплелась судьбами, что никого посторонних здесь давно не было. И
поэтому под перекладиной оказались родные и самые дорогие для него люди. Через
полчаса живые его тётки и дядьки превратились в мёртвых. Жестокость пришельцев
не знала границ – они не разрешили и похоронить казнённых. Всех, кто пытался
приблизиться, отгоняли автоматными очередями. На следующий день убитых свалили
в общую яму, вырытую стариками села, закопали и сравняли место захоронения с
землёй.
Мальчишку звали Витя. Недавно ему
исполнилось восемь лет. Братья, что были старше его, ушли на фронт. В семье
оставались кроме него ещё три младшие сестры. Дом их забрал дородный офицер.
Каждое утро (вот уже неделю) он выходил на крыльцо, оглядывал двор и шёл
умываться. Денщик к этому моменту уже нагревал воду. Офицер пыхтел, склонившись
под умывальником, и громко фыркал от удовольствия. А мальчишке он напоминал
розового волосатого борова. Когда офицер был дома, мать не разрешала и носа
показывать на улицу. Не давал умереть с голода большой семье денщик. Он
приносил отходы и свалив в глубокую миску, ногой подпихивал в приоткрытую дверь
сарая. Мама быстро хватала подачку и потом кормила детей. Витя брезговал, но
голод заставлял съесть хоть немного.
Обычно офицер не обращал внимания на
то, что в сарае кто-то живёт. Но в этот день решил снизойти. Он вызвал
денщика и велел построить во дворе всё семейство, живущее в сарае. Когда мать,
трое сестёр и Витя выстроились перед ним, офицер решил провести воспитательную
беседу:
-
Вы есть свиньи! Вам не надо жить! – его жёсткий взгляд останавливался то на
одном, то на другом члене семьи. И хоть говорил он с акцентом, однако, всё было
понятно.
-
Я могу вас пиф-паф! – он выставил жирный палец в сторону младшей сестры, и
видя, как та съёжилась от страха, захохотал. – Но я есть добрый. Сегодня. Все
шнель – вон! А ты, - и он указал плёткой на Витю, - Останься! Я буду тебя
учить!
Мальчику
было очень страшно. Офицер прошёл по всему двору, потом опустился на скамейку.
Жестом он подозвал мальчишку. Тот подошёл. Толстый немец достал пачку сигарет. Вынул
сразу две. Одну он подкурил сам, а вторую вставил в рот сопротивлявшегося
пацана. Витя никогда до этого не курил. Затем офицер зажёг сигарету мальчика и
заставил затянуться. Первая затяжка вызвала боль в груди и чувство, что совсем
не хватает воздуха. Витя попытался выплюнуть сигарету, согнувшись пополам от
кашля. Однако немец не позволил это сделать. Фашист заставил мальчика выкурить почти всю пачку сигарет. Экзекуция продолжалась до тех пор,
пока Витя не потерял сознание. Он очнулся в сарае. Рядом с ним плакала мать,
пытаясь привести в чувство сына. Ещё дня два Витю мутило, кружилась голова и была
страшная слабость во всем теле.
Ещё через неделю по селу прошла молва,
что за какую-то провинность всех жителей должны уничтожить. Сообщил об этом,
как ни странно, тот самый денщик. Как-то вечером он снова принёс остатки
трапезы своего хозяина и, приложив палец к губам (показывая, что надо молчать)
произнёс:
- Morgen werden alle verbrannt! (Завтра всех сожгут!) – сказал он это по-немецки, но так ярко жестикулировал, что
всё стало ясно.
Глубокой
ночью через огороды и ближние поля, все кто мог потянулись к лесу. Только там
можно было спастись. Шли долго. Преодолевали болотистые места и сплошной
бурелом. И когда отчаяние достигло своего апогея, почувствовали запах
съестного. Так попали в небольшой партизанский отряд, состоящий из жителей
соседних сёл. Здесь было безопасно. Но подстерегала другая беда – не хватало
еды. Люди, отрезанные от мира, рисковали умереть от голода. Всю ночь небольшая группа людей спорила на тему - кому идти в село за провизией. Победили доводы восьмилетнего мальчишки. Особенно волновалась за него и не хотела отпускать одного мать, но и оставить трёх маленьких дочек она не могла. Витя же так яростно доказывал свою незаменимость, что в конце-концов убедил всех и в том числе маму. Мальчик оказался более
подходящим для этого рискованного задания – вернуться в село и попробовать
добыть хотя бы булку хлеба. Или просто разведать, где есть провизия. Никто
другой не подходил для этого задания. В отряде собрались либо уже сильно
пожилые и в основном старухи, либо маленькие. Решено было отправить мальчишку
ранним утром. Так и сделали. Сначала Витя шёл очень бодро. Он был сыт и хорошо
отдохнул. Лес он знал, как свои пять пальцев – с детства все закутки облазили с
приятелями. Ближе к вечеру он добрался до опушки леса, с которой открывался вид
на родное село. Мальчик
дождался ночи. Он не знал, в каком доме немцы организовали
продовольственный склад, но надеялся найти.
Ночью Витя пробирался через чужие
огороды. Теперь он боялся не собак, а зверя пострашнее – фашистов. И не яблоки сейчас были целью, а еда для тех, кто остался в лесу. С собой у мальчишки был
старый холщовый мешок. Однако сам он очень сомневался в результативности своего
мероприятия. Вот и дом, который так нужен. Запах сдобы очень стойко указывал на
это. Вокруг дома ходил часовой. Пока Витя шёл к этому дому, его поразила
тишина. Село словно вымерло. Никого не было на улице и в окнах не видно света.
Только в двух или трёх хатах слышался шумный разговор. Очевидно, это немцы пили
и дружно радовались своим победам – русская армия пока отступала.
Мальчик подгадал момент, когда часовой
скрылся за углом дома. Он перебежал к крыльцу, а потом через лаз под домом
спустился в погреб. Это было не сложно, ведь в этом доме жил друг Вити – Серёжка.
Они вместе провели всё детство. Знали в своих домах всё вплоть до того где и какая половица скрипит. Сергей с родителями уехали ещё до прихода немцев и, как сложилась
дальше судьба друга, Витя не знал. Пробравшись в погреб, мальчик понял, что нюх
его не подвёл. Он увидел на полках погреба консервы с изображением на одном боку бычьей головы, а на другом свастики и ряды буханок хлеба,
завёрнутые каждая в бумагу. Витя раскрыл мешок и сложил туда несколько
консервов, а также три булки хлеба. Он понимал, что больше вряд ли донесёт.
Бумага, в которой лежал хлеб, предательски громко шуршала. Мальчика била
крупная дрожь от страха.
-
Hier ist jemand?! (Здесь кто-то есть?!) – внезапно прозвучало над головой.
Витя
вздрогнул от неожиданности и выронил мешок с провизией. Наступила тишина.
-
Es schien! Wahrscheinlich мäuse! (Показалось! Наверно, мышь!)» - сам себя
успокоил часовой.
Витя
дождался полной тишины, затем завязал мешок и покинул опасное место. Он уже
вышел на окраину села, когда услышал сзади громкую речь и топот взрослых ног - его
обнаружили. Одолеть расстояние между окраиной села и лесом стало труднее.
Немного спасала ночная темнота, его маленький рост и то, что фашисты пока не
поняли, куда он направляется.
- Das ist
Guerilla! Lebend nehmen! (Это партизан!
Взять живым!) – громко кричал, очевидно, тот самый толстый офицер.
Витя
побежал через поле, надеясь только на свои быстрые ноги. Он уже почти достиг
опушки леса, как по ноге чиркнула пуля. Мальчик вскрикнул и упал. Мешок отлетел
в сторону.
- Alle! Ich habe
ihn getötet! (Всё! Я убил его!) – и немцы довольно захохотали.
Витя
лежал ещё долго. Только к рассвету сознание вернулось. Ранение оказалось лёгким. Пуля не задела кость, а только скользнула по мягкой ткани голени левой ноги. Но встать
и идти теперь было сложно - нога очень болела. Витя знал, что надо перевязать
рану. И он это сделал, приложив, предварительно промытый в ручейке, подорожник и обвязав рану, своей разорванной на полоски, рубахой.
Потом отломав большой сук от берёзы, мальчик захромал в сторону леса. Витя нашёл
мешок с едой и медленно отправился к своим. Мальчишка мужественно терпел боль.
Слёзы подкатывали, но он их сдерживал, не позволяя себе расслабиться.
То
расстояние, что нужно было пройти, раньше он одолел бы всего за полдня. Теперь всё
осложнилось. А ещё очень хотелось есть. Мальчик чувствовал запах хлеба и всё
чаще сглатывал голодную слюну. Конечно, он мог развязать мешок и поесть, но
внутренний голос настаивал на том, что всё надо донести в целости.
Усталость всё больше наваливалась и
мешала идти. Сучки так и лезли под ноги. Откуда-то внезапно появлялись ямки и колдобины. Витя всё чаще падал. Привалы он устраивал редко потому, что боялся
не устоять перед соблазном и поесть хлеб. А ещё он знал, что если даст себе
слабину, то может и не остановиться. Единственное, что себе позволял мальчишка,
это дышать запахом сдобы через холщовый мешок. Желудок сводило от голодной
боли. Однако через какое-то время голод отпускал, и он даже чувствовал себя
сытым. Так тихонько, шаг за шагом, Витя
приближался к цели.
Зная, что свои недалеко, мальчик стал
двигаться быстрее. Он не заметил, как оказался в неизвестной части леса, и земля под ногами не совсем твёрдая. Витя понял, что
попал в болотистую местность. Очередной шаг и вот уже мальчик по пояс в воде. Он поднял высоко над собой холщовый мешок. «Только бы мешок с едой не утонул!»
- страх именно за еду больше давил на пацана. А болото всё засасывало. Он не мог шевелить больной ногой, но ужас охватывал от мысли, что люди, пославшие его умрут от голода. Именно эта мысль не позволяла сдаться уставшему, раненому и голодному мальчишке. В
последний момент ему удалось ухватиться за ветку берёзы, что склонилась
над болотом. Ценой невероятных усилий Витя смог преодолеть силу болота. Он
сначала полежал на нетвёрдой поверхности, а потом по-пластунски перебрался на
сухое место, подцепив и мешок с едой. После этого приключения долго тряслись руки и ноги. Но настроение
было отличным – вся добытая провизия находилась в целости и сохранности.
Ночь застала Виктора в лесу. Он чувствовал,
что идти уже недалеко, но усталость не позволяла сделать и шагу. Мальчик решил немного отдохнуть.
Он натаскал к берёзе немного еловых веток и стало мягче лежать. Ночью сильно
похолодало и мальчишка пытался согреться, свернувшись калачиком. Утро порадовало
яркими жаркими осенними лучами. А ещё щеке почему-то было тепло и мягко. Словно мама нежно
касается ладонями. Открыв глаза, Витя от удивления замер. Рядом с его лицом
сидела крупная зайчиха. Она и согревала мальчика ночью. Увидев, что человек уже
не спит, зайчиха неторопливо поскакала вглубь леса. «Спасительница моя!» -
подумал Витя, глядя ей вслед. Он надел мешок на плечо и продолжил свой путь.
В лагере уже беспокоились о мальчике.
Мама то и дело принималась плакать, твердя, что с сыном что-то случилось. Её
успокаивали женщины, что в были в отряде. И вдруг кто-то
крикнул:
-
Наш Витя пришёл! – и все бросились к хромающему мальчику…
К
счастью, этим людям не пришлось долго находиться в изоляции – их присоединил к себе
настоящий партизанский отряд. Впереди
было ещё три года войны. Однако та небольшая провизия, что принёс Витя в
лагерь, спасла жизнь не одному человеку.
Сегодня
Виктор Фёдорович всё также прихрамывает на левую ногу. Он и теперь, отламывая краюху чёрного хлеба, долго вдыхает сдобный аромат и съедает всё без остатка, на
удивление внукам и правнукам, привыкшим к более изысканной еде…
P.S.
В годы войны подобных историй было множество. Каждый, как мог боролся за свою
Родину. Но я горжусь тем, что имею, пусть далёкое, но отношение к ней (этой
истории). Всё произошедшее - реально. Это мой дядя будучи восьмилетним
мальчишкой спас небольшую горстку людей, спас рискуя своей жизнью. И когда он совершал этот поступок, меньше всего думал о том, насколько оригинально действует. Его уже нет
на свете, но память о его героическом поступке всегда будет жить в нашей семье.