Сходил за хлебушком.

Обычный день, жарковатый  для конца августа, но в офисе жара не ощущалась – кондиционеры  работали исправно. Подходил к концу срок моей холостяцкой жизни.

Сначала, когда жена с детьми  собралась на два месяца к родителям в деревню,  радовался, как дурак. Не въявь, конечно. На вокзале  изображал перед женой  расстроенного предстоящей разлукой влюблённого, сам же был в недалёко - сказочном  будущем.  Тогда ещё не догадывался, что  «один, один, совсем один» прискучит  уже на третий день, и я не буду знать, куда  девать свободное от семьи время. Не знал, что футбольные матчи и боксёрские бои, смотрятся с особым удовольствием, когда право на спортивный канал «отвоёвано». Промаявшись десять дней, взял отпуск на две недели и укатил в деревню, к жене и детям.

Отпуск промелькнул, как один счастливый день. Тёща с тестем не знали, чем  угодить дорогому зятю - мне, то есть. Неловко становилось порой,  казалось, что это из-за меня тёща по целым дням не отходила от плиты. Всё у неё что-то скворчало, жарилось, варилось. Тесть  по утрам  развлекал рыбалкой.  Днём мы с детьми пропадали на речке. Старшего сына, Ивана, научил плавать. Он  в этом году пойдёт в школу, и я  только здесь, в деревне, увидел в нём не смешного почемучку, а подрастающего мужика – рассудительного и обстоятельного. Дочка, Настюша, не отходила от бабушки, «помогала» и готовить, и полоть, и поливать.  По вечерам ей повязывали на голову платочек, и она, взяв маленькое ведёрко, важно шла за бабушкой в сарай – «выдёргивать молочко из коровы», не признавая слова – доить.  У меня от нежности к ней замирало сердце.

  Ещё, за эти две недели мы с женой ни разу не поссорились. Дома, в городе – частенько. По сути, из-за пустяков разгорались нешуточные ссоры. А здесь  даже и не случилось ни одного такого пустяка. Уезжал я  в город по настоящему расстроенным предстоящей разлукой влюблённым.

Надо же было судьбе устроить  такую подлую встречу за несколько дней до возвращения  из деревни моей семьи. Правда, в самой встрече ничего подлого поначалу не было. Зашёл после работы в магазин  купить хлеба и чего-нибудь к хлебу. Хожу, присматриваюсь, размышляю,  чего бы мне хотелось съесть за ужином.  Вдруг:

- Илья! Сколько лет, сколько зим!

- Елена - прекрасная! Ты? Вот встреча, так встреча!

Рядом со мной стояла бывшая сокурсница, Ленка  Соколова, с которой мы не виделись с институтского выпускного вечера. Десять  лет. И ещё бы раз десять по десять, но это я понял, к сожалению, поздно.

А тогда мы стояли и, как ненормальные, радовались случайной встрече.

-Как ты? Где?  Чем занимаешься?

Нас, задевая, обтекала плотная толпа покупателей. Место не самое удобное для разговоров. Мы вышли из магазина. Побродили по скверу,  пытаясь за несколько минут рассказать вкратце каждый о своей жизни. Оказалось, что Ленка с мужем недавно купили в этом районе квартиру.

-Илья, может, зайдёшь в гости? У меня есть фотки со встречи выпускников, посмотришь.  Кстати, а ты почему не приехал? Я ждала.

-Собирался, но дочка заболела - не получилась поездка.

Если честно, идти в гости и встретиться с её мужем мне не очень хотелось. Хоть моя совесть и  чиста, но  любовь между нами, всё же,  была. На  втором курсе.  Щенячья, но всё равно – любовь.

Лена как будто подслушала  мои мысли:

- Я сегодня одна дома. Сын у бабушки на даче, а муж  уехал с друзьями на  охоту. На  два дня.

Неудобно было долго колебаться. Мужик я,  или не мужик, в конце-то концов.

Дома Лена  накрыла  на стол, поставила бутылку коньяка – за встречу. Мы говорили и не могли наговориться. Ленка врубила музыку. Танцевали. То ли от воспоминаний, то ли от выпитого коньяка, хотя и выпили – то  по чуть-чуть, нам стало жарко.

- Илюша, ты не стесняйся. Разденься, если жарко.

Я не заметил, когда она успела сменить платье на лёгкий пеньюар. Воздушно – откровенный.  Снова  стало неудобно колебаться. Мужик я, или не мужик? Снял рубашку и джинсы, а когда наклонился, чтобы стянуть  носки, боковым зрением увидел стоящие в дверном проёме болотные сапоги. Если бы только сапоги! Увы, в них  был муж Ленки, вернувшийся  с охоты, не состоявшейся почему-то. За грохотом музыки мы не услышали его  возвращения.

Как я, примерный семьянин, оказался, висящим «над пропастью» в три этажа?  И, как в скверном анекдоте, из одежды на мне было только то, что я не успел снять – трусы  и носки. Впрочем, трусы я  не собирался, снимать – не до такой же степени мне было жарко. Это только пригрезилось  воспалённому воображению того, кто целился в меня из ружья, удобно устроившись на подоконнике кухни.

-Геночка, не стреляй. Ты всё не правильно понял. Я  объясню. Геночка-а-а,-

орала  Ленка. Лучше бы  замолчала. Не распаляла своего Геночку воплями.  

   -Геночка, это мой однокурсник, мы случайно встретились, он проездом здесь. Я просто пригласила его отдохнуть у нас до поезда,- она продолжала вопить.

  -Вот как, проездом? Так, проездом долго и скучно, пролётом и быстрее, и веселее,- подал, наконец, голос безумный ревнивец.

  Я висел молча. И не знал, сколько мгновений жизни у меня осталось, от чего погибну – от пули разъярённого Геночки, или разобьюсь, упав с  балкона третьего  этажа на тротуар. Впрочем, в любом случае, и с пулей, и без – лежать мне бездыханным на этом тротуаре.

Говорят, что в последние минуты  перед человеком, как в калейдоскопе, мелькают все кадры его жизни.  Врут. Передо мной ничего не мелькало из прошлой жизни. Только дурацкая  фраза, репейником прицепившаяся:

-Сходил  за хлебушком.