Притча о доне Диего - Поэте и Гаучо.

   Дон Диего де Моралес лос Ремедиос был родом из Толедо, но предпочел жить в   небольшом городке в горах  Сьерра-де-Гуара.

   Там он писал свои стихи и песни.

   Как поэт он не был знаменит в Испании, но происходил из известного и богатого рода, что позволяло ему заниматься своим любимым ремеслом, не заботясь ни о чем другом.

 Его волновало лишь одно: как слушатели и читатели воспринимают его стихи. Причем не все слушатели и читатели, а лишь одна их часть, состоявшая из лиц юного возраста женского пола.

  Один раз в неделю в самом просторном кафе города, которое  называлось   «Refugio para trovadores»,   то есть, «Приют трубадуров», дон Диего читал свои  сонеты и романсеро.

 Ему подыгрывал на гитаре старый цыган Фелиппе, и стихи вызывали у публики  глубокие чувства.  На следующий день они появлялись в местной газете. Чувствительные барышни вырезали их и хранили в специальных шкатулках с портретом Диего де Моралеса, молодого и красивого.

  И молясь перед сном, они часто, грешным делом, вместо слов молитвы  повторяли его стихи:

                      «Мои губы запомнят навечно

                       Сладкий трепет твоей груди…» 

  Но сердце поэта было занято лишь одной особой, своенравной и прекрасной.

  Ее звали донна Роса  до Насименто Дельгадо, и она тоже была из старинного знатного рода, некогда близкого к королевскому двору.

 Она никогда не приходила в кафе вовремя и всегда появлялась  там именно в тот момент, когда дон Диего  начинал читать свои стихи. Видимо, ей доставляло удовольствие то, что молодой   поэт начинал сбиваться, стоило ему завидеть на пороге ее высокую фигуру в черной мантилье.

  Правда, потом к нему приходило истинное вдохновение, он начинал импровизировать, и донна Роса неотрывно  смотрела на его одухотворенное, прекрасное  лицо и вытирала белоснежным платочком невидимые слезы

  Уходила она, тоже не дожидаясь окончания  его выступления. Просто вставала с места и шла к выходу, нестерпимо шурша своими многочисленными жесткими юбками...

  Но однажды произошло чудо…

  Дон Диего читал стихотворение, посвященное Ей…

  Нет, он не упоминал в нем Её имени, просто оно называлось «Девушке в черной мантилье» и было криком его сердца, просьбой скинуть с себя этот чопорный черный наряд,  под которым, он уверен, кроется добрая и светлая  душа.

  Когда он закончил читать этот пронзительный стих, раздалась буря аплодисментов, а донна Роса медленно поднялась с кресла, выдернула гребень из своей  высокой прически и черная накидка вместе с вуалью упала на пол. Затем девушка подошла к поэту и поцеловала его руку.

  Описать состояние дона Диего после этого её шага я не смогу, потому что   это вообще невозможно: в лексиконе любого языка не найдется таких слов, чтобы передать состояние наивысшего счастья и блаженства небожителя.

  Но реакция присутствовавших при этом вызывающем жесте, который вскоре стал достоянием всего города, была проста  и понятна: все были возмущены и возненавидели донну Росу лютой ненавистью.

  Такой поступок девушки  был немыслим  для благочестивых испанцев, и все ожидали, что после этого донна Роса не посмеет показаться не только в  кафе, но и в городе.

  Но каково же было всеобщее  удивление, когда на следующем поэтическом вечере  она появилась раньше всех, в легкомысленном   наряде арагонской крестьянской девушки, а после окончания вечера подошла дону Диего и во всеуслышание пригласила его  в поместье семьи Дельгадо, объявив, что все ее члены являются почитателями его таланта. 

 И все любители поэзии, находившиеся в кафе, а также многочисленные горожане, которые прогуливались в это время  по главной улице, стали свидетелями  знаменательного события в жизни города, когда дон Диего и донна Роса сели рядышком  в роскошную коляску, поданную к приюту трубадуров, и она увезла их в неизвестность.

  Впрочем, городские кумушки, для которых нет ничего неизвестного, сразу заявили, что девушка повезла дона Диего на смотрины и что очень скоро состоится их свадьба.

  И, судя по всему, дело шло именно к этому.

  Молодые люди встречались вместе так часто, что можно было подумать, что они не расстаются вообще. Они танцевали на всех балах, которые устраивались в их городке, вместе играли в теннис, ходили в театр и ездили верхом в горы.

  И  все обыватели оказались в глубоком шоке , когда в местной газете появилось сообщение о предстоящем бракосочетании  грандессы донны Росы до Насименто Дельгадо и … полковника  дона  Алонсо до Кампос Гальего.

  Этого полковника  посетители кафе поэтов видели один лишь раз: однажды он подъехал к нему на огромном белом жеребце, но заходить туда не стал. Он даже не спешился, а просто сильно ударил своего  коня стеком. Тот дико заржал и встал на дыбы.  Все возмущенно обернулись к нему, а донна Роса вскочила со своего места и выбежала из кафе. Полковник, сойдя с лошади, учтиво подал ей руку  и они удалились.

Тоже в неизвестность…

Которая разъяснилась, благодаря заметке в местной газете…

  Бракосочетание  прошло не слишком пышно, хотя и не без сюрпризов.

  В назначенное время на соборную площадь с разных сторон въехали две кавалькады, справа – кавалерийский полк в полном составе, которым командовал идальго до Кампос Гальего, а слева – колонна автомобилей, которые были еще редкостью в этом городке. Впереди полка на своем огромном першероне гарцевал жених, грузный и усатый а в переднем автомобиле – беленьком изящном «Кадиллаке» -  за рулем (!) восседала прекрасная невеста.

  После венчания эти две кавалькады воссоединились и направились к «Гранд Отелю», где состоялся свадебный прием. Весь путь до него молодые проделали так же: он – верхом на коне, она – за рулем автомобиля. Только теперь они ехали рядом вдоль главной улицы, по обеим сторонам которой стояли толпы людей.

  Среди них был и дон Диего. Но узнать теперь его было трудно: он похудел, осунулся, и его вечно живые глаза потеряли весь  свой блеск и выразительность.

  Он до сих пор не верил в то, что произошло, и поэтому его мучения были  невыносимы. Он не мог понять, почему девушка, еще вчера державшая его руку в своей, когда они поднимались в горы,  уже на следующий день сказала ему: «Завтра мы не сможем встретиться, я чувствую себя неважно», а еще через день в газете появилось это объявление в газете …

  Когда он спросил об этом своего лучшего друга, тот тоже развел руками и сказал какую-то глупость: «Видимо, полковник был более настойчив в любви. К тому же, девушки очень любят сильных и красивых мужчин в военной форме».

  А его добрая мама не стала утешать его. Она сказала ему очень жестокие слова: «Слава Богу, сын мой, что это испытание выпало тебе в юности. Теперь ты на всю жизнь запомнишь, что такое предательство. Уезжай подальше от этих мест, стань мужчиной и забудь обо всем, что с тобою случилось».

  Дон Диего уехал в Аргентину. Там жил его дядя, дон Аугусто Алварес, который был очень мудрым человеком, потому что в молодости пережил такую же драму, как и дон Диего.

  Он посмотрел на бледного, исхудавшего племянника и за ужином предложил ему отправиться на его ранчо в пампасах, где  у него паслись табуны лошадей.

  Дону Диего было все равно, где он будет жить теперь: в большом городе или в пустыне, и через три дня  удобная коляска  доставила его в бескрайнюю степь, посреди которой стоял покосившийся от ветров двухэтажный дом , окруженный загонами и конюшнями для лошадей.

  - Тебя прислал дон Аугусто? – спросил его управляющий Эмилио, седой человек с кольцами в ушах. – Он хочет, чтобы ты стал гаучо?

  - Не знаю, - ответил дон Диего.

  - Понятно, - вдохнул Эмилио. – Ты уже третий, кого он присылает на ранчо, чтобы они стали гаучо. Он  думает, что это  спасет их  от черной хандры, после которой приходит чахотка и смерть . А ты знаешь, что говорю я каждому из них? Я говорю: «А почему ты не застрелился, когда с тобой случилась  эта беда? Или ты думаешь, что гаучо стать легче, чем застрелиться?»

  - Я ничего не думаю, -  сердито сказал дон Диего. – Дядя предложил мне пожить на ранчо, и я согласился, потому что мне безразлично, где жить. Вот письмо, которое он велел передать вам.

  Эмилио взял конверт, достал из него лист мелко исписанной бумаги, но читать не стал:

  - Хозяин думает, что мне больше нечего делать, как разбирать его закорючки. Занимай любую комнату наверху и отдыхай. Мария принесет тебе обед, как только приготовит его.  А завтра будешь помогать мне управляться по хозяйству.

  Утром дона Диего разбудил крик за окном, сопровождаемый щелканьем кнута:

  - А ну, пошли в загон, тупицы!  Вы собираетесь кормить своих недоносков или хотите, чтобы они сдохли от голода?

  У длинного загона для жеребят  стоял Эмилио и старался загнать туда кобылиц. Они и сами  рвались туда всей душой, но в возникшей толкотне сломали ворота и теперь столпились перед ними, издавая тревожное ржание. 

  Заметив вышедшего из дома дона Диего, Эмилио бросил ему  кнут и крикнул:

  - А ну-ка, отгони их  от ворот, а я уберу эти обломки!

  Дон Педро размахнулся, выкинул вперед руку с кнутом и тут же почувствовал, что хлыст, сплетенный из тонк5их полосок кожи,   больно ударил его по спине и обвился вокруг тела.

 - Я забыл, что ты городской чистоплюй! – с досадой воскликнул управляющий. - Давай сюда кнут и лезь в загон расчищать проход. Да будь попроворней: не успеешь отскочить, сомнут тебя кобылицы. Они слышат, как проголодалась их ненасытная детвора.

  Дон Диего нырнул под перекладину, опустился на колени и прямо из-под копыт беснующихся кобылиц выдернул изломанную створку ворот. Потом ему в нос ударил крепкий запах конского пота, замельтешило в глазах, и показалось, что он летит куда-то ввысь.

   Через несколько секунд этот стремительный полет прервался, он упал на землю и потерял сознание.

  Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на кровати в большой комнате со шторами на окнах, а рядом с ним сидит толстая кухарка Мария с флакончиком нашатыря в руках и  плачет, сердито приговаривая:

  - Куда ты его послал, старый дурак? Он, как я поняла, и кнута сроду в руках   не держал и верхом не ездил. А, если ездил, то на объезженной лошадке в парке. Когда я была в Буэнос-Айресе, я видела таких молодых господ, которые катаются с дамами по дорожкам в сквере Лос Андес.

  - А у меня не сто рук, чтобы одному здесь управляться! – закричал на нее Эмилио. – Загоны чинить надо, кормить кобылиц  надо, три раза на дню к жеребятам их запускать. Раз хозяин прислал на ранчо этого парня, значит, он хочет, чтобы я сделал из него гаучо, а гаучо должен уметь делать все! Так что напои его хорошим кофе, собери сумку с едой и одеждой, и через час он поедет в пампу. Ты слышишь меня,  чико [1] ? Скажешь старшему гаучо Хосе, чтобы прислал мне  Леона и Эстебана. А ты побудешь вместо них  при табуне, пока они не вернутся.  Там делать особо нечего: будешь помогать пастухам присматривать за табуном и готовить им еду, потому что ты новичок.

  Дон Диего был готов на всё: лишь бы поскорее избавиться от общества этого крикливого и властного старика.

  Ровно через час  он сидел на смирной и понурой лошадке у выезда из  усадьбы, а Эмилио давал ему последние наставления:

  - Будешь ехать всё время прямо, никуда не сворачивая. Дороги туда нет, поэтому держи все время на макушку той горы, что виднеется вдали. Она называется Гато Негро [2] , и у ее подножья пасутся наши табуны. К вечеру будешь на месте. Не забудь в пути  накормить и напоить коня и поешь сам. Сделать это лучше всего у ручья Арройо Ленто в трех часах езды отсюда. Если не найдешь сразу лагеря гаучо, дождись темноты: они обычно жгут ночью большие костры, отгоняя пум. Пума – это наш самый страшный  враг. Она выбирает в  табуне крайнюю. лошадку, долго гоняет ее по степи, словно забавляясь, а потом отгрызает от нее кусок мяса и убегает с ним в свое логово.

  Дон Диего слушал его совершенно спокойно, потому что всё происходящее с ним сейчас, воспринимал, как нечто нереальное, как приключение, которое придумали для него другие люди, не знающие о его трагедии.

  Он сел на лошадку и поехал по степи, истекающей  жарой, несмотря на то, что еще было утро. Он забыл об ориентире, о котором говорил ему Эмилио, но когда, спустя  час , поднял голову, то увидел, что его лошадь уверенно держит курс именно на эту гору с очертаниями лежащей  кошки. А еще часа  через два они оказались у ручья. Вода в нем была почти неподвижной и грязной, но лошадь сразу стала жадно  пить ее. Дон Диего выпил  из большой фляги, притороченной к седлу, и прилег на сухую траву. Есть ему совсем не хотелось , зато лошадь подошла к сумке с овсом, обнюхала ее и вопросительно посмотрела на своего всадника: «Ты меня кормить собираешься? Я не хочу жевать эти сухие кустики вместо овса».    Он не знал,  что сумку надо привязать ей на шею, чтобы ее морда оказалась внутри,  и высыпал овес прямо на землю, откуда она долго слизывала его  длинным, влажным языком.

  После короткого отдыха они вновь тронулись в путь, и тут случилось непредвиденное: даль покрылась серой дымкой, и гора, служившая им ориентиром исчезла  в ней. И тогда дон Диего решил довериться чутью своей лошадки и  бросил поводья, напряженно всматриваясь  в бескрайнюю даль пампы.  Но она была безнадежно пустынна.

  Наступил вечер, когда его лошадь неожиданно остановилась и всхрапнула . Дон Диего огляделся и увидел, что они находятся на том самом месте у ручья, где делали свой предыдущий привал. Лошадь снова напилась воды и прикрыла глаза: она явно устала, сделав огромный круг по раскаленной степи, и хотела спать.

   Быстро темнело. Дон Диего, вспомнив рассказ управляющего о коварных пумах, решил разжечь костер. Он прошелся вверх по течению ручья и нашел на его берегах немного хвороста  и сухого сена. Он  сгреб его в кучу и, достав из сумки спички, поджег. Несмотря на то, что в дороге он очень устал, спать ему не хотелось. Вспомнились вечера в его городе, прогулки по прохладным аллеям, шелест платьев и тихий смех. Но почему-то, вспомнив свое недавнее прошлое, такое спокойное и родное для него,   он не испытал никакого сожаления о том, что  потерял  все это.

  - Эй! – услышал он вдруг  чей-то окрик. – Ты кто такой?

  Дон Диего поднял голову и увидел на другой стороне ручья всадника на неоседланном скакуне с карабином в руке.

-  Я еду из ранчо  сеньора Алвареса! - прокричал он в ответ. – Мне надо найти его табун, который пасется у горы  Гато-Негро.

  Всадник громко рассмеялся:

 - Считай, что ты его нашел!  К утру будем там…  

   Они приехали в лагерь гаучо за час до рассвета. Проводник, кинул дону Диего туго свернутое одеяло  и сказал:

  - Завернись в эту штуку и ложись спать.

  - Где ложиться? – спросил дон Диего, озираясь вокруг.

  - А где хочешь, - засмеялся гаучо. – Пампа широкая…  

  Так для дона Диего началась новая жизнь.  Совсем непохожая на ту, которой он жил до этого.

  Теперь он вставал на рассвете и гнал на пастбище табун вместе с другими гаучо. Потом он готовил для всех завтрак, потому что был новичком. После завтрака он мыл и убирал посуду, затем ехал к табуну отлавливать  жеребых кобылиц. Их помещали в специальный загон и, когда их собиралось там больше пяти  десятков, гнали на ранчо. Опытные гаучо обучали дона Диего, как управляться при этом с лассо,  но эта наука давалась ему с трудом,  и он смог самостоятельно заарканить свою первую лошадь  лишь к поздней осени, когда гаучо уже собирались отправиться  на ранчо зимовать.

  Но самым трудным испытанием для него стал день, когда он должен был приступить к объездке молодого мустанга.    

  Это случилось уже на второй год его  пребывания в Аргентине, когда он, безвыездно проведя зиму на ранчо, вновь вернулся в пампу. К тому времени он уже немного возмужал  и носил костюм гаучо: широкополую шляпу,  платок вокруг шеи, пончо   и  штаны – кюлоты. На ногах у него были мягкие сапоги со шпорами, на бедрах – широкий пояс.

 Но он знал, что  носить костюм гаучо и быть настоящим гаучо – это  разные вещи, и готовился к своему главному испытанию долго и тщательно.

  И вот однажды он вошел в узкий загон, в конце которого, нервно прядя ушами и стуча копытами по ограде, стоял молодой жеребец, неделю назад выловленный в диком табуне.

  - Спокойно, чико, спокойно, - сказал ему дон Диего, когда мустанг при его появлении встал на дыбы. И как только его передние ноги опустились на землю, молодой гаучо одним молниеносным движением схватил его за ноздри. Конь открыл рот, и дону Диего хватило секунды, чтобы вставить ему меж  зубами мундштук уздечки. Жеребец вновь взвился в воздух, но уже с гаучо на своей спине.

  Помощники дона Диего открыли ворота загона, и мустанг вырвался на просторы пампы с одной только надеждой: ускакать отсюда как можно дальше, сбросив с себя этого ненавистного человека.

  И первому его желанию дон Диего не препятствовал: он отпустил поводья, сам наслаждаясь этим стремительным бегом, когда жаркий воздух пампасов становился прохладным ветром. Но он ждал, когда мустанг начнет осуществлять свою вторую задумку: свергнуть его на землю, доказав миру, что люди не могут повелевать гордым племенем мустангов.

 И вот, наконец, конь нашел подходящее место для этого: каменистую площадку на вершине горы Гато-Негро. Он взлетел туда, как на крыльях, и стал брыкаться и вертеться на месте, вставать на дыбы и падать головой вниз. Этот поединок длился с полчаса, и когда мустанг понял, что человек на его спине сильнее его, он снова отчаянно помчался по степи. Но бег его становился все тише и тише, желтая пена  заклубилась  на губах, и вскоре он остановился и медленно опустился на передние колени.

  Дон Диего вытер пот с лица и огляделся. Это место было ему хорошо знакомо: совсем рядом протекал ручей, у которого он, заблудившись, хотел заночевать.

 Он спешился, намочил шейный платок и  смыл пену с морды и крупа коня.. Тот устало и безнадежно взглянул на него, встал на ноги и шагнул к ручью, но дон Диего  придержал его за узду:

  - Нет, чико, пить тебе еще рано. Подожди немного, остынь …

  В лагерь они вошли, как равные: спешенный гаучо и конь без узды, рядом …

  Прошло десять лет.

  Однажды жители испанского городка, что расположен  в горах Сьерра-де-Гуара, увидели интересное зрелище: по главной улице ехал всадник  в широкополой шляпе, пончо и сапогах со шпорами. Такого наряда никто из них никогда не видел, потому что все они были ужасными домоседами.

  Доехав до кафе под названием  «Refugio para trovadores», всадник спешился и занял столик у входа. В это время какой-то  молодой поэт, совсем еще мальчик, читал с эстрады свои стихи:

                 «Я хочу, чтобы в сердце твоем,

                  Сладкой болью мой стих отозвался…»

  Когда он закончил, раздались бурные аплодисменты и крики «Браво!». Только одна дама, сидящая за столиком в углу, не хлопала и не кричала. Онa была одета в черную мантилью  и пила абсент.

  Она не узнала его …

  А он ее узнал. Просто узнал … Как узнают людей, которые когда-то были для тебя только знакомыми …

   Он  взял со стола карандаш и листочек бумаги, которые были обязательными атрибутами    этого кафе и что-то быстро написал. Потом встал, прошел к эстраде и положил листочек на стол, за которым сидел распорядитель вечера поэтов.  Никто не заметил, как он вышел, вскочил  на свою лошадь и скрылся.

  А ведущий развернул бумажку, прочел про себя написанное на ней и закричал:

  - Друзья, вы только послушайте! Очень интересное, но непонятное двустишие. Оно называется «Подражание молодому поэту»:

             «Я хочу, чтобы сердце твое

                  Никогда не  узнало былого … »

  И подпись: «Диего Моралес»!   Этот тот самый Диего Моралес, чей портрет висит у нас на сцене!

  Женщина в черной мантилье встала из-за стола и тяжелой походкой пошла к выходу.

  Дон Диего до Моралес лос Ремедиос умер в Аргентине в возрасте девяноста лет.  Его называли там Великим Гаучо.

  О том, что он был Поэтом, никто в этой стране не знал.