Сын штрафного батальона

Сын штрафного батальона.

 Они нашли его в в сарае, чудом уцелевшем во всей деревне, на улицах которой торчали одни трубы начисто сгоревших домов.

 Он лежал на куче перепревшей соломы и сладко посапывал во сне.

 - Эй, пацан! – крикнул сержант Егоров и  слегка дернул его за ногу. – Просыпайся, через полчаса здесь фрицы  с танками будут!

 Мальчишка открыл один глаз, равнодушно оглядел им здоровенного сержанта и повернулся на другой бок.

 - Я кому сказал! – заорал Егоров – Вставай!

 Но и эта его команда осталась без ответа, и тогда Егоров решил сменить тактику.

  - Жрать хочешь? – ласково спросил он. – У меня вот тушонка в «сидоре» завалялась, могу угостить

 Пацан подскочил на соломе, как подстреленный:

 - Свиная или  говяжья?

 - А ты какую больше любишь?

 - Я обе люблю. Только свиную я люблю с хлебом, а говяжью без хлеба.

 - И кто же тебя приучил тушонку есть?

 - А у дяденьки майора Буркова было ее целых два ящика. Он в нашей хате жил, когда немцы в первый раз наступали. Потом он уехал на полуторке и тушонку увез, а нашу хату разбомбило. Мамка моя в ней погибла, а старшую сестру Галю немцы угнали к себе в Германию, чтобы она там работала на них. Вот я один и остался.

 Пока мальчишка рассказывал  свою горькую историю, сержант ловко вскрыл ножом банку свиной тушонки и достал краюху черного хлеба:

 - На, ешь!  Тебя как зовут-то?

  - Мишкой…

 - А меня – дяденька сержант Егоров … А лет тебе сколько?

 - Седьмой пошел …

 - А как же ты жил один, когда немцы пришли и сеструху твою угнали?

 - Соседи по очереди кормили … Да кое-кто из немцев иногда давал чего-нибудь поесть… Только тушонка у них хуже нашей, я тебе точно скажу. Да и хлеб тоже никакой, даже хлебом не пахнет.

 Мишка съел полбанки тушонки, загнул крышку и сказал:

 - Больше не буду.  Можно, я себе ее на вечер оставлю?

 - Оставить ты ее себе, конечно, можешь. Только я советую тебе с нами уйти. Мы сейчас вот  на те высотки зайдем, окопаемся там и будем фрицев ждать. А эти немцы, что сюда придут, не из тех, что наших пацанов тушонкой кормят. Танковая дивизия СС, ты слышал про такую?

 - Это которые все в черном?

 - Да форма у них сплошь черная, и душа тоже …

 - Я согласный … Только я окапываться еще не могу …

 Егоров улыбнулся:

 - А тебе и не надо … Ты будешь у капитана Лихоносова в блиндаже жить… Он у нас добрый мужик, и жратвы у него навалом. Так что не заскучаешь …

 Капитан Лихоносов сидел на капоте «джипа» и изучал карту местности, когда сержант с мальчишкой подошли к нему.

 - Товарищ капитан, разрешите обратиться? – откозырял ему Егоров. – Я вот мальчишку в сарае нашел, из местных …

 - Ну, и что? – хмуро спросил его командир.

 - Можно, он у нас будет сыном полка?

 - У нас не полк, а батальон …

 - Ну, пусть будет сыном батальона …

 - А ты не забыл, какой у нас батальон?

 - Ну, штрафной, что из того?

- А то, что мы должны удержать те высотки во что бы то не стало. А за ними наши заградотряды [i] стоят, которые ни одному из нас не дадут отступить. Они не знают, что у нас в штрафбате пацан объявился, которому ещё жить да жить. Так что бери своего пацана под мышку и тащи обратно в сарай. Авось, Бог не выдаст, свинья не съест …

 - Так ведь сюда эсэсовцы придут! – возмутился Егоров.

 Капитан задумался и взглянул исподлобья на мальчишку:

 - Ладно… Сажай пацана в машину, я отвезу его  на позицию. Завтра я еду в штаб и возьму его с собой. Пусть там решают, что с ним дальше делать. А нам надо к бою готовиться. Разведка доложила, что немцев на правом фланге попридержали наши танкисты. Так что будут они здесь не раньше, чем дня через три. За это время нам надо подходы к высоткам заминировать и хорошенько окопаться. Собирай свой взвод и скорым маршем веди его к окопам. Твоя задача – не дать танкам обогнуть нас слева. Там склон пологий, и они это уже по карте прочитали.. Будут лезть туда изо всех сил …

 Через час Мишка сидел в уютном блиндаже капитана Лихоносова и пил чай с абрикосовым вареньем.

 Пожилой старшина с многочисленными наколками на руках сидел напротив него и подкладывал ему в миску варенье из большой металлической банки с яркой иностранной наклейкой.

 - Союзники помогают, - ворчал он, - шо б им на  том свете так помогали…

 Капитан, сидевший за большим столом с расстеленной на нём картой, прикрикнул:

 - Степаныч, отставить разговорчики! Пацан в первый раз такое вкусное варенье ест, а ты союзников хаешь, которые его нам прислали. Давай укладывай его спать, а я пошел на позиции. Сейчас связисты сюда телефон приволокут, так ты им скажи, чтобы они зря не орали. Так им и   скажешь, мол, ребенок у нас спит.

 Мишка вскочил с лавки и закричал:

 - Дяденька капитан Лихоносов! А можно я с вами пойду? Я еще ни разу на этих… ну, на позициях не был! 

 - Ну, коли не был, так пошли! Будущему бойцу надо знать, что такое позиция.

 Он вышли из блиндажа, от которого сразу начиналась  длинная и глубокая траншея, и направились по ней вниз по склону.

 Траншея виляла вдоль горы из стороны в сторону, и на одном из поворотов сидела, покуривая, группа бойцов. Они не встали, как положено, при появлении командира, а один из солдат, чернявый парнишка с золотой фиксой во рту, запросто предложил:

 - Товарищ капитан, сидайте с нами, покурим! А то мы уже пол-горы изрыли, пока вы у себя в блиндаже стратегию и тактику боя определяли.

 Капитан отнесся к эту неуставному обращению спокойно. Он достал из кармана портсигар, закурил и только после этого сказал:

 - Половина горы – это мало, боец Шкурко. Вот когда ты всю гору окопами изроешь, тогда я тебе смогу с уверенностью сказать, что ты завтра живым останешься.

 Чернявый стушевался и решил перевести разговор на другую тему, воскликнув:      

 - А откуда у нас такой хороший мальчик появился? Неужто товарищ капитан разрешил ему быть сыном батальона? Тогда, товарищ капитан, надо срочно обращаться в штаб армии и просить о нашем переименовании. А то как-то нехорошо звучит: «сын штрафного батальона».

 Конечно же, он, как и все бойцы в батальоне, уже знал, что сержант Егоров нашел в разрушенном селе мальчишку и как командир распорядился насчет него, но его натура балагура и весельчака не давала ему возможности обойти эту тему.

 - Мальчик, - обратился он к Мишке, - а хочешь я тебе на губной гармошке детскую песенку сыграю?  

 - Жора, не надо, - остановил его другой солдат, высокий мужчина со шрамом на всю щеку. -  Ты же, кроме «Мурки» ничего другого играть не можешь.

 - Гриша, ты глубоко ошибаешься, если так думаешь, - ответил ему Жора. – Ты, вероятно, не знаешь, что я тоже был когда-то ребенком, и у меня была мама, которая пела мне на ночь песню, которая называется «Колыбельная» композитора Моцарта. Она начиналась с таких прекрасных слов: «Спи, моя радость, усни…» Вот, ты снова не веришь, что я мог быть чьей-то радостью, и совершенно напрасно… Ты, пацан, не обращай внимания на этого дядю… После того, как его порезали в  одесском кичмане [ii] , он перестал верить людям, даже мне, Жоре Шкурко, который за свою жизнь не сказал ни одного обманного слова, благодаря чему   и оказался в штрафном батальоне. Поэтому ты лучше послушай, как я сыграю эту песню, и тогда ты поймешь, что я совсем не такой, как думает обо мне этот дядя.

 Он достал из кармана красивую губную гармошку и заиграл мелодию, при звуках которой все замолчали и задумались …

 На следующий день капитан Лихоносов отвез Мишку в штаб  полка. Там была полная запарка в связи с предстоящим наступлением немцев, и его отправили в ближайший госпиталь, где  над ним взяла шефство медсестра Соня. И только через неделю за ним приехал толстый майор из штаба со смешной фамилией Вигулясов.

 - Собирайся, Михаил, - бодро сказал он. – Едем с тобою в глубокий тыл,  в столицу нашей Родины Москву. Меня туда в командировку по военным делам направили, ну, и заодно  поручили тебя определить в детский дом. Сейчас заскочим на минутку на высоту номер сорок восемь и сразу на станцию…

 Высотой номер сорок восемь оказалось то место, где Мишка гостил в батальоне капитана Лихоносова.

 У подножья холма, где остановилась машина майора, строилась небольшая группа бойцов, чуть поодаль ходили саперы с миноискателями.

 И  тут мальчик услышал знакомый голос:

 - Мишка! Ты как тут оказался?

 И он увидел бегущего к нему сержанта Егорова. Подбежав, он выдернул мальчишку из машины и обнял.

 - Я в Москву с дяденькой майором еду, в детский дом  - объяснил Мишка.

 Фамилию майора ему выговорить не удалось.

 - Это хорошо, что в Москву, - сказал Егоров. – Там, я думаю, детские дома не такие, как у нас в  Урюпинске.

 - А дяденька капитан Лихоносов где? – спросил Мишка.

  Егоров отвернулся, чтобы мальчишка не увидел, что он соврал, но потом решил сказать правду:

 - Погиб товарищ капитан … Как говорится, смертью храбрых…

 - А дядя Жора?

 - Дядя Жора? Какой дядя Жора?

 - Он на губной гармошке играет…

 - Жора Шкурко? Он тоже погиб … От всего батальона у нас осталось всего ничего … Только те, которые вот там строятся … А ты памятливый хлопец, оказывается … Всего один день сыном нашего батальона побыл, а запомнил, однако…  

 Он повернулся и пошел прочь, тяжело ступая по изрытой снарядами земле …