Теорема счастья

[Скрыть] Регистрационный номер 0411500 выдан для произведения:                                     Теорема счастья                                  
 
  Хмурым январским днём 1891 года в старинном мрачном доме на стокгольмской улице Дроттнинггатан умирала сорокалетняя женщина. Большие карие глаза, высокий лоб, ямочка на подбородке некогда красивого, выразительного, а ныне измождённого болезнью, лица.  Светло-каштановые волосы разметались по подушке. Последняя стадия двустороннего воспаления лёгких не давала ни малейшего шанса на её выздоровление.
У постели умирающей сидел ещё не старый, но уже успевший заработать себе авторитет, доктор Юхансон. В его практике это был не первый случай, когда пациент умирал от пневмонии. Но, к сожалению, медицинская наука пока ещё была бессильна против этого заболевания. И доктору только оставалось, по возможности, облегчать страдания своей пациентки. В шведской столице её знали, как фру Соня Ковалевски. Это была первая в мире женщина-профессор, преподававшая на кафедре математики Стокгольмского университета, Софья Васильевна Ковалевская.
 
- Где Сонечка? Я хочу видеть Сонечку. – попросила едва слышно, очнувшись из забытья, больная. При этом хриплый кашель с мокротой сотряс её исхудавшее тело. Юхансон приложил ей ко рту кусок корпии и кивнул стоявшей у изголовья кровати, скорбно скрестив руки, служанке Грете.
Вскоре в комнату вошла девочка двенадцати лет и нерешительно остановилась у двери. Это была дочь Ковалевской, тоже Софья. Служанка подтолкнула её к кровати. Когда мать взяла Сонечку за руку, девочке стало горячо от исходившего жара маминой ладони.
- Мама, ты только не умирай! – глазки Сонечки наполнились слезами.
«Как она похожа на Владимира» - появилась и пропала мысль в непрерывно терзаемой болями голове Ковалевской.
 
Владимир появился в её жизни не по любви, а по необходимости. Поступление женщин в высшие учебные заведения в России было запрещено. Поэтому Софья могла продолжить обучение только за границей. Но выдавать заграничный паспорт можно было только с разрешения родителей или мужа. Отец Софьи, русский генерал Корвин-Круковский, не собирался давать разрешения, так как не хотел дальнейшего обучения дочери. Вот и пришлось восемнадцатилетней Софье вступить в фиктивный брак с молодым учёным Владимиром Ковалевским.
Новоявленная Ковалевская продолжила обучение в Германии, куда сразу уехали новобрачные. Но даже здесь по правилам Берлинского университета женщины не могли слушать лекции. Профессор Вейерштрасс, заинтересованный в раскрытии математических дарований Софьи, решился руководить её занятиями.
  Очень скоро брак для супругов перестал быть фиктивным. Софья не могла устоять перед обаянием и искренней заботой о ней Владимира. Она чувствовала, что благодарность и уважение к этому, так же, как и она, преданному своей науке человеку перерастает в нечто большее.
Даже идейно супруги были близки. Сочувствуя революционной борьбе и идеям социализма, они приехали в осаждённый Париж, где Софья ухаживала за раненными коммунарами.
Эмансипированные подруги не одобряли её близости с фиктивным супругом. Ковалевские были вынуждены жить в разных квартирах и даже разных городах. И всё-таки их неотвратимо влекло друг к другу. Они стали жить вместе, а четыре года спустя у них родилась дочь. Владимир настоял, чтобы её звали также, как и его любимую жену.
 
Приступ кашля вновь сотряс тело Софьи. Резкая боль пронзила обе стороны грудины. Юхансон дал знак Грете, чтобы та увела девочку.
- Сейчас боль пройдёт, фру Ковалевски, - подошёл доктор к кровати, держа в руках шприц. Ловко и быстро он вколол больной инъекцию морфина. Через несколько минут, когда препарат стал действовать, Софья заснула.
…Челюсти боли нехотя разжимаются и измученное тело, освободившись, постепенно становится воздушно-невесомым. Причудливые расплывчатые видения или сменяют друг друга или накладываются одно на другое. Но одно из них, задержавшись больше других, отличается ясностью и приятным ощущением хорошо знакомого.
Это дом усадьбы Корвин-Круковских в селе Полибино Витебской губернии. А вот и просторная, наполненная солнечным светом детская Сонечки Корвин-Круковской. Но стены здесь какие-то необычные. Случайно, из-за нехватки обоев они были оклеены лекциями профессора Остроградского о дифференциальном и интегральном исчислении. Эти обои и стали первыми проводниками девочки в строгий, но завораживающе-совершенный мир математики.
Новое видение переносит в незнакомое место. Возникает стойкое ощущение чего-то плохого, не желаемого. Светлая, пронизанная солнцем аллея из многолетних деревьев с длинными ветвями. Смыкаясь кронами, они образуют высокий зелёный свод. По аллее, видимый только со спины, медленно, но до боли знакомой походкой, идёт мужчина. Дойдя до конца аллеи, где дневной свет внезапно исчезает, уступая место непроницаемой, зловещей черноте, мужчина поворачивается. Это Владимир. Он в чёрной тройке. Сквозь чёрную пышную бороду и усы пробивается робкая улыбка.
Он что-то беззвучно говорит. – Прости… Я тебя очень жду…, - по губам понимает Софья. Владимир, пятясь и протягивая вперёд руку, скрывается во тьме…
 
Владимир Ковалевский – известный геолог, палеонтолог – в последние годы жизни одновременно с научной работой занимался предпринимательством. В 1883 году пришла телеграмма о судебном процессе против промышленного общества, директором которого он ранее состоял. Не дождавшись суда Владимир кончил жизнь самоубийством.
После потери мужа, Софья с пятилетней дочерью осталась совершенно без средств. В это тяжёлое время, когда достаток и казавшееся постоянным жизненное благополучие разом сменились безденежьем, Софья даёт себе слово никогда больше не зависеть от мужчины.
Она приезжает в Берлин и останавливается у Вейерштрасса. Ценой огромных усилий, используя весь свой авторитет и связи, ему удаётся выхлопотать место для Софьи в Стокгольмском университете. Она была принята с обязательством читать первый год лекции по-немецки, а со второго – по-шведски. В скором времени Ковалевская настолько овладевает шведским языком, что печатает на этом языке свои математические работы.
Математика была главном делом жизни Ковалевской. Но при горячем отношении ко всему, что её окружало и своей тонкой наблюдательности она обладала ещё и талантом к художественному воспроизведению виденного и перечувствованного. Она написала целый ряд литературных произведений, в том числе роман на шведском языке  «Семья Воронцовых».
А совместно с шведской писательницей А.Лефлер-Эдгрен – «Борьба за счастье. Две параллельные драмы». В основе этого произведения, в котором Ковалевская объединила математику и философию, положена научная идея.
Она была убеждена, что все поступки людей заранее предопределены. Но могут быть такие моменты в жизни, когда представляются различные возможности для тех или иных действий, и тогда жизнь складывается сообразно с тем, какой путь кто изберёт.   Гипотеза основывалась на работе А.Пуанкаре о дифференциальных уравнениях, где показывалось, что явление протекает по кривой до места раздвоения. Но здесь всё делается неопределённым и нельзя заранее предвидеть по какому из разветвлений будет дальше протекать явление.
В этой двойной драме изображена судьба одних и тех же людей «как оно было» и «как оно могло быть». Ковалевская показывает и доказывает всемогущую силу любви, которая требует, чтобы любящие всецело отдались друг другу. Любовь и составляет в жизни всё, придавая ей блеск и энергию.
 
Пробуждение было мучительным. Боль снова тисками сдавила голову. Опять стало тяжело дышать. Доктора Юхансона уже не было. У постели больной дремала сиделка.
- Максим ещё не приехал? Ему дали телеграмму? – заметалась на кровати Софья.
- Дали фру Соня. Дали, – успокоила вошедшая на голос хозяйки Грета, вытирая заплаканное лицо.  
 
Социолог Максим Ковалевский, родственник её мужа, стал близким другом Софьи в конце восьмидесятых. Максим – высокий статный мужчина – не только внешне был не похож на далеко не красавца Владимира. Своим внутренним спокойствием и уверенностью он был полной противоположностью импульсивному родственнику.
Из-за преследований со стороны правительства Ковалевский вынужден был покинуть Россию. Софья пригласила его к себе в Стокгольм, обеспечив ему заработок посредством чтения лекций в местном университете.
Любила ли она его? И если на этот вопрос по отношению к Владимиру она не могла дать себе однозначного ответа, то по отношению к Максиму её сердце не колеблясь отвечало: «Да!»
Совместная поездка с ним по Ривьере летом 1890 года была самой счастливой порой в жизни Софьи. Она стала лебединой песней их отношений. 
Сан-Ремо, Портофино, Рапалло, Портовенере… Одни названия вызывают романтические грёзы. Волны Лигурийского моря, неустанно облизывающие побережье. Южное ласковое солнце в лазури ясного неба. Разбросанные вдоль берега парусные лодки рыбаков. Белоснежные прогулочные яхты с беспечными отдыхающими на борту.
Софья с Максимом просыпались с рассветом и шли на пустынный ещё берег. Скинув обувь, не спеша прохаживались по кромке берега. Проваливающиеся в песке ноги обнимала накатившая прохладная волна. Огромное, постепенно менявшее свой цвет, солнце величественно выплывало прямо из моря.         
Вечерами они любили посидеть в какой-нибудь траттории с домашней итальянской кухней. Уютная семейная обстановка небольшого заведения, блюда из только сегодня пойманной рыбы, терпкое местное вино заставляли их забыть обо всём на свете и отдаться общению с любимым человеком.
Теплые южные ночи непостижимым образом усиливали их любовную страсть. Всё вокруг было пронизано чувственностью. Они с удивлением открывали новые ощущения в соприкосновении, казалось, так знакомых тел. Бывало, проснувшись, Софья вместе с заглядывающей в окно луной смотрела на лежащего рядом Максима, отгоняя мысли о зыбкости и недолговечности окутавшего её счастья.
С Ривьерой они прощались в одной из тратторий Портовенере. Отсюда открывался чудесный вид на вечернее море, подсвеченное опускающимся в него цвета апельсина солнцем. В этот прощальный вечер Максим был непривычно молчалив.
- В чём дело, Максим? Мне тоже грустно расставаться с морем. Но всё когда-нибудь кончается, - Софья не могла не заметить смену его настроения.
Взяв ладони Софьи в свои и смотря в её, не раз целованные глаза, он сказал:
- Соня, ты знаешь, что я люблю тебя. И тебе я не безразличен…
- К чему этот разговор? – прервала Софья, уже поняв, что за этим последует.
- Соня, выходи за меня замуж, – медленно, но твёрдо произнёс Максим.
У Софьи разом пересохло в горле, такое наполненное радостью все эти дни сердце неприятно защемило. Пересилив себя, Софья ответила:
- Нет, Максим. Ты прекрасно знаешь, почему я вышла замуж за Владимира. И я не хочу, чтобы наши отношения были опутаны оковами брака.  Институт брака подразумевает несвободу, и прежде всего, женщины. Её угнетает материальная зависимость от мужа. У жены больше обязанностей, чем прав. Каждая женщина по-своему старается доказать, если можно так сказать, теорему счастья. Хочу доказать её и я, только вне брака.
- Значит, ты не любишь меня.
- Я люблю тебя, но твоей женой не стану.
Покинув Италию, они расстались.
Через несколько месяцев, на пути из Берлина в Стокгольм, Софья узнала, что в Дании началась эпидемия оспы. Испугавшись, она решила изменить маршрут. Но кроме открытого экипажа для продолжения путешествия не оказалось ничего, и ей пришлось пересесть в него. По дороге Ковалевская сильно простудилась. Простуда перешла в двустороннее воспаление лёгких.
 
Старинный дом на Дроттнинггатан пережил многих своих жильцов. В январе 1891 года не стало ещё одного.
Пришедший наутро доктор Юхансон вынужден был констатировать резкое ухудшение состояния своей пациентки. Началась предсмертная агония. Через несколько часов сердце великой женщины Софьи Ковалевской остановилось. Она так и не дождалась Максима. Он опоздал всего на несколько часов.