Лев впал в забытье. Со стороны могло показаться, что патриарх саванны дремлет, набираясь сил после изнурительной охоты. Его могучая голова покоилась на широких лапах. Косматая грива периодически вздрагивала, отгоняя назойливый гнус. Но, как известно, и спящий лев одним глазом видит…
- Пусть так думают они, мерзкие суетливые шакалы и ненасытные толстозадые гиены. Знаю эту подлую свору. Трусливые и настырные лизоблюды, они всегда где-то рядом. И сейчас тоже. Хотя они и слывут природными санитарами, я всегда презирал падальщиков. Спуску не давал. Сколько этих жалких паразитов разорвал в клочья. А искалеченных – и вовсе не счесть. Поделом. За наглость надо платить. Закон природы. Я, царь зверей, и свою марку держу. Задача не из лёгких. Всем не угодишь. Будешь сладким – съедят, горьким – расплюют. Моим великодушием и леностью частенько пользуются. Некоторые даже злоупотребляют. Давно привык к этим продажным сателлитам, что унижаются за объедки, да к пернатым стервятникам с омерзительными змееподобными шеями. Они первые узнают, когда есть чем поживиться.
А теперь паршивые попрошайки, почуяв, что мои часы сочтены, станут мне могильщиками. Это месть за унижения. Они давно вертятся вокруг, все теснее сжимая по ночам свой беспощадный круг.
Старость и гнойная рана в пасти на этот раз окончательно меня доконают.
Хотелось пить. Но воды не было.
- До сезона дождей не дожить. Водопой далеко, а добраться до него –нет уже сил. Глотка горит огнем, нёбо раздирает нестерпимая боль. Я всегда был невероятно терпелив, но это страдание невыносимо. Словно проглотил старого дикобраза. А ведь я давно ничего не глотал. С тех пор, как вилорогая газель, прежде чем попасть мне на обед, проткнула моё горло. Вот и отохотился. А ведь бывало, в одиночку ломал хребет буйволу. Это был без преувеличения подвиг. Львы обычно не связываются со слонами и буйволами. Слишком опасно. Но молодость и сила брали свое. Тогда чудом увернулся от смерти. Мне было все нипочем! Однажды я даже вышел победителем из схватки с масаем. Клянусь, это была не моя затея.
Теперь все кончено. Вчера обнаглевшая до крайности импала едва не наступила мне на хвост. Вот что значит немощная старость! Прайд изгнал меня, как негодного вожака. Резонно: какой я теперь защитник? Глаза почти не видят. Пятнадцатое лето. Как ни крути, это предел. Бессильный владыка смешон. Кто нынче устрашится моего вида? А голос. Его вообще лучше не подавать. Зачем лишний раз позорить себя? Давно ли мой рык во мраке южной ночи наводил на всю округу леденящий душу ужас и заставлял соперников далеко обходить мою территорию? Всё это прошло.
С каждой луной всё сильнее сковывал изгоя безжалостный панцирь одиночества. Какое–то время лев неприкаянно, как пьяный хобот, болтался по бушу. Теперь и на это нет сил. Придется тут ждать смерти. И встретить её достойно. С царским величием.
- Отчего умирают старики? - спрашивал он и сам себе отвечал: – От болезней, от голода, от обид, от невнимания близких, от злости, от нехватки любви. От слабости. Всё так, но я умру от жажды. И от старости. На радость потомкам. Смешно сказать - кто встал мне на смену. Молодая поросль сменила, да прежний лес не заменила.
Страдалец тряхнул некогда густой, а ныне жалкой, выцветшей и облезлой гривой, лениво отмахнулся от надоедливой мухи и устало прикрыл гноящиеся веки.
- Терпение не раз помогало преодолевать невзгоды. Надо ждать. Время лечит, - лев вяло лизнул больную лапу большим шершавым языком, -Однако, по закону жизни оно неизбежно побеждает в споре со старостью.
*
Превозмогая жгучую боль, патриарх предался воспоминаниям.
Перед его потускневшим взором вновь возникло детство, этот неиссякаемый родник, из которого старцы неустанно черпают живительный бальзам бессмертия. Вот он, веселый пятнисто-желтый котёнок, всеобщий любимец и баловень. С каким упоением теребил он темную кисточку папиного хвоста. Как в ответ вожак миролюбиво катал его, будто меховой мячик. Бывало, задиристые львята всей гурьбой налетали на взрослых зверей, словно обезумевшая от своей смелости саранча.
Мир вокруг казался прекрасным и бесконечно добрым. Он был полон множества интересных вещей, беззаботных игр, любви и ласки. Хорошо кувыркаться несмышлёнышем в шелковистой траве под присмотром мамаши и тетушек. Да, прошлого не вернуть.
- Я из знатного рода, – размышлял старик, - Семейное предание гласит, что моя пра-прабабка по отцовской линии унесла из лагеря и едва не съела самого Левингстона!
Вспоминал он и те времена, когда не было резерваций и заповедников, когда бесчисленные стада зебр и антилоп, газелей и жирафов нескончаемыми потоками бродили по безбрежной дикой равнине, переполненной жизнью. Тогда не было верениц автомобилей, напичканных бесцеремонными туристами и неугомонными навязчивыми фотографами.
Память возвращалась к тем благословенным дням, когда он был силен и красив. В юности он отличался неимоверной прыгучестью и быстротой ног. Тогда он не бегал зря. Стремительный, неумолимый и жестокий, как степной пожар, он передвигался грациозно и бесшумно. Крепкий и изящный, гибкий и мускулистый, он затмевал других самцов и неизменно доминировал в группе. Неторопливая, величавая поступь, подтянутый живот, царственно - сдержанный взгляд – он всегда был неотразим.
- Я неизменно одерживал верх в поединке с соперником, уничтожая ненавистное потомство и присваивая гарем поверженного врага.
Хорошее было время, когда мои гибкие и ловкие наложницы в несколько прыжков настигали зебру; и мне было предоставлено заслуженное право первым насытиться парным мясом. Тогда все мои тридцать зубов, включая острые клыки, были целы крепки всем на зависть. Скушав четверть центнера за один присест, я удалялся на отдых, оставляя глодать объедки домочадцам и сопровождающей шушере.
Отдыхал со своим гаремом в зарослях слоновой травы. Но больше любил - на дереве. Особенно в жаркую погоду. На развилке могучих ветвей громадной зонтичной акации, где даже в знойный полдень всегда приятная тень и прохладный ветерок освежает и отгоняет назойливых насекомых. Тут и круговой обзор, и слоны ненароком не затопчут. Красота! Лежишь вдоль горизонтального ствола, безмятежно свесив хвост и все конечности. А то и язык. Что может быть лучше? Конечно, наслаждения не долговечны, но приятны. Даже вспоминать о них радостно. Вот, я и радуюсь, как тот страдалец, у которого под действием наркотика прекращается боль.
Лев томно вытянул лапу, демонстрируя свои страшные когти.
- Да, мои кошечки были превосходны. Но и я в охоте не слыл простачком. Всегда выбирал самые добычливые засады. Владея искусством маскировки, умел незаметно подкрасться к жертве на ровном месте, в низкой траве, где и зайцу - то трудно спрятаться. О моей силе в округе ходили легенды. Я мог легко перекинуть через заросли колючего кустарника и одним махом затащить матёрого самца гну на вершину отвесной скалы. Успех всегда был на моей стороне. Но с тех пор многое изменилось…
*
В тишине душной ночи явственно угадывалось осторожное сопение. Оно всё ближе. Ощущая своей шкурой зловонное дыхание падальщиков, старец напрягся, словно пружина в капкане.
- Скоро конец, - решил лев, услышав сдержанное повизгивание, переходящее в тоскливые завывания и жутковатое трусливое похохатывание, - Жду первого броска. До рассвета, конечно, все кончится. Хоть и говорят, что, лев мышей не давит, но повеселиться напоследок всё же успею.
Влад, интересный рассказ, спасибо! Хотя лев это хищник и других убивает, чтоб не быть голодным. Такая закономерность существует. Льва мне жалко, так как старость никого не красит.
Очень понравилось! Вспомнился один документальный фильм. Два молодых сильных льва забрели на территорию некогда могучего, но постаревшего льва и напали на него. Хотя силы были неравны, он сражался с ними до последнего дыхания. И до последнего дыхания сохранял царственную осанку.
Помочь сайту
Поздравления
