Недавно узнал, что слово – "шаромыжники" произошло от французского
выражения – "cherami" – "милый друг". Оказывается, так французы обращались к
русским селянам при натуральном обмене сувениров на продукты во время компании
1812 года.
По этому поводу мне вспомнился случай произошедший со мной в далёкой
молодости перед самым Новым Годом..
Конец семидесятых. Армейские будни. Наш крытый грузовик с прицепленной к
нему гаубицей (156 мм) на бешенной скорости мчится в сторону Беловежской пущи.
Ледяной ветер прорывается сквозь дыры брезента.
Успеть! Главное успеть к назначенному времени выйти на нужный рубеж и
окопаться! Вот, что нас должно сейчас волновать – и больше ничего!
Опережая собственную мысль – командир на "УАЗ"ике обогнал колонну и скрылся в тумане.
Наконец наш расчёт поздним вечером прибыл к месту назначения. Это была
поляна в глухом еловом лесу. Нетронутый снег выше колёс.
Попробовали связаться с командиром по рации, но в рации - "сдохшие" батареи. Вся надежда
теперь была на то, что командир нас найдёт сам…
А пока начали готовиться к ночлегу. Разогрели на костре тушёнку и поужинали.
Спать мы решили в кузове, но "сон был не в руку". Крайние во сне
втискивались в серёдку, и когда новые крайние замерзали – они делали тоже
самое.
Неизвестно, что нас ждало утром, нужно было выспаться – и я, выскочив из
грузовика, наломал валежник, подкинул толстые ветки в костёр и уснул на
роскошной и благоуханной постели, подставляя костру то один бок, то другой.
В какой-то момент вышел из ельника огромный, безрогий лось, наклонился над
остатками нашего ужина, слизнул с газеты соль и так же беззвучно скрылся в
темноте…
Сквозь сон слышал я, как и остальные товарищи последовали моему примеру,
наломали еловых лап и улеглись у костра…
Проснулись мы, когда солнце стояло уже высоко. Умылись снегом. Позавтракали
остатками пайков. Густо-смазанную
гаубицу без приказа решили не расчехлять…
Ни осветительных ракет. Ни громкоговорителей. Ни-че-го. Никто о нас не
вспомнил.
Следовало подумать об обеде. Взяли карту. Вернее – это была калька от
карты. Рассматривая её, мы поняли, что за лесом есть деревня и можно путём
натурального обмена, (в кузове нашлись лишние валенки), попытаться разжиться
съестным.
Я и ещё один товарищ вызвались совершить рейд туда и обратно. Он взял один
валенок, я – другой, и мы двинулись в чащу.
Поначалу шёл замечательный ельник, но чем дальше уходили мы, тем лес становился
всё мертвеннее. Пошли скрюченные, чёрные остовы без иголок и коры…
Вдруг сбоку громко хрустнула ветка! Мы глянули – и остолбенели! Там стояла
седая старуха с нечёсаными волосами в шерстяных носках и ночной рубашке. Она
испуганно взмахнула рукой и быстро скрылась за деревьями…
Позабыв о голоде, мы решили выяснить, что это за бабка и пошли по её
следам. По ходу следования мы начали обнаруживать элементы её одежды. Зачем-то
она постепенно раздевалась – а ведь было так холодно! Потом вдруг пошли детские
пелёнки и распашонки. Вспомнился сюжет "Фауста". А вдруг это
советская Маргарита тоже родила ребёнка, утопила его и сошла с ума?..
Тем временем следы вывели нас на холм, с которого виден был одинокий хутор.
Старухи же нигде не было. Мы двинулись к жилью. Из трубы дома струился
белый, радостный дым. Там люди!
Мы подошли к калитке и товарищ покликал хозяина. Вышла женщина, ужасно
удивившаяся нашему появлению.
"Заходьте, хлопчики!" – сказала она нам и мы не заставили себя
ждать.
Печка. Тепло. Запах зверобоя.
Мы рассказали, кто мы и чего хотим. Валенки были замечательные, новые и хозяйка
в платок уложила нам всякой снеди, и дала большую бутыль бурачного самогона.
"А как вы сюда вышли?"
Мы показали направление.
"А там же дрыгва! Хлопчики! Вы в рубашках родились! А как же вы
двигались?"
И мы рассказали про безумную, по следам которой шли.
"Ой! Тимофеевна! Видно к дочке приехала ночным поездом и с дороги
сбилась!
Дочка у неё родила недавно! Сейчас лошадь запрягу – и к ней! И вас
завезу!"
Ехали мы кружным путём километров пять…
Нас никто не хватился. Никому мы не были нужны. Зачехлённая гаубица
покрылась свежим снегом. Разделив припасы поровну, сытые и пьяные мы встретили
вторую ночь на валежнике у костра.
Проснулись, когда солнце стояло уже высоко. Радостно каркала какая-то
птичка.
"А ведь калька – вражеская!" – вдруг сказал мой товарищ, -
"Никаких деревень там нет в помине!"
Решили, что ждём до вечера, а затем на свой страх и риск покидаем место
дислокации.
Вдруг над нами пролетел вертолёт, мы замахали руками и начали орать.
Вертолёт сделал круг и исчез.
Через двадцать минут за нами приехали. Учения кончились. Привезли батареи
для рации и коптёрщика с походной кухней. Пока мы наворачивали горячую перловку,
командир швырнул в костёр кальку и она сгорела – как будто её и не было. Гаубицу нам не
пришлось смазывать заново, т.к. мы к ней не прикасались…
До приказа о демобилизации было ещё много-много дней...
Недавно узнал, что слово – "шаромыжники" произошло от французского
выражения – "cherami" – "милый друг". Оказывается, так французы обращались к
русским селянам при натуральном обмене сувениров на продукты во время компании
1812 года.
По этому поводу мне вспомнился случай произошедший со мной в далёкой
молодости перед самым Новым Годом..
Конец семидесятых. Армейские будни. Наш крытый грузовик с прицепленной к
нему гаубицей (156 мм) на бешенной скорости мчится в сторону Беловежской пущи.
Ледяной февральский ветер прорывается сквозь дыры брезента.
Успеть! Главное успеть к назначенному времени выйти на нужный рубеж и
окопаться! Вот, что нас должно сейчас волновать – и больше ничего!
Опережая собственную мысль – командир на "УАЗ"ике обогнал колонну и скрылся в тумане.
Наконец наш расчёт поздним вечером прибыл к месту назначения. Это была
поляна в глухом еловом лесу. Нетронутый снег выше колёс.
Попробовали связаться с командиром по рации, но в рации - "сдохшие" батареи. Вся надежда
теперь была на то, что командир нас найдёт сам…
А пока начали готовиться к ночлегу. Разогрели на костре тушёнку и поужинали.
Спать мы решили в кузове, но "сон был не в руку". Крайние во сне
втискивались в серёдку, и когда новые крайние замерзали – они делали тоже
самое.
Неизвестно, что нас ждало утром, нужно было выспаться – и я, выскочив из
грузовика, наломал валежник, подкинул толстые ветки в костёр и уснул на
роскошной и благоуханной постели, подставляя костру то один бок, то другой.
В какой-то момент вышел из ельника огромный, безрогий лось, наклонился над
остатками нашего ужина, слизнул с газеты соль и так же беззвучно скрылся в
темноте…
Сквозь сон слышал я, как и остальные товарищи последовали моему примеру,
наломали еловых лап и улеглись у костра…
Проснулись мы, когда солнце стояло уже высоко. Умылись снегом. Позавтракали
остатками пайков. Густо-смазанную
гаубицу без приказа решили не расчехлять…
Ни осветительных ракет. Ни громкоговорителей. Ни-че-го. Никто о нас не
вспомнил.
Следовало подумать об обеде. Взяли карту. Вернее – это была калька от
карты. Рассматривая её, мы поняли, что за лесом есть деревня и можно путём
натурального обмена, (в кузове нашлись лишние валенки), попытаться разжиться
съестным.
Я и ещё один товарищ вызвались совершить рейд туда и обратно. Он взял один
валенок, я – другой, и мы двинулись в чащу.
Поначалу шёл замечательный ельник, но чем дальше уходили мы, тем лес становился
всё мертвеннее. Пошли скрюченные, чёрные остовы без иголок и коры…
Вдруг сбоку громко хрустнула ветка! Мы глянули – и остолбенели! Там стояла
седая старуха с нечёсаными волосами в шерстяных носках и ночной рубашке. Она
испуганно взмахнула рукой и быстро скрылась за деревьями…
Позабыв о голоде, мы решили выяснить, что это за бабка и пошли по её
следам. По ходу следования мы начали обнаруживать элементы её одежды. Зачем-то
она постепенно раздевалась – а ведь было так холодно! Потом вдруг пошли детские
пелёнки и распашонки. Вспомнился сюжет "Фауста". А вдруг это
советская Маргарита тоже родила ребёнка, утопила его и сошла с ума?..
Тем временем следы вывели нас на холм, с которого виден был одинокий хутор.
Старухи же нигде не было. Мы двинулись к жилью. Из трубы дома струился
белый, радостный дым. Там люди!
Мы подошли к калитке и товарищ покликал хозяина. Вышла женщина, ужасно
удивившаяся нашему появлению.
"Заходьте, хлопчики!" – сказала она нам и мы не заставили себя
ждать.
Печка. Тепло. Запах зверобоя.
Мы рассказали, кто мы и чего хотим. Валенки были замечательные, новые и хозяйка
в платок уложила нам всякой снеди, и дала большую бутыль бурачного самогона.
"А как вы сюда вышли?"
Мы показали направление.
"А там же дрыгва! Хлопчики! Вы в рубашках родились! А как же вы
двигались?"
И мы рассказали про безумную, по следам которой шли.
"Ой! Тимофеевна! Видно к дочке приехала ночным поездом и с дороги
сбилась!
Дочка у неё родила недавно! Сейчас лошадь запрягу – и к ней! И вас
завезу!"
Ехали мы кружным путём километров пять…
Нас никто не хватился. Никому мы не были нужны. Зачехлённая гаубица
покрылась свежим снегом. Разделив припасы поровну, сытые и пьяные мы встретили
вторую ночь на валежнике у костра.
Проснулись, когда солнце стояло уже высоко. Радостно каркала какая-то
птичка.
"А ведь калька – вражеская!" – вдруг сказал мой товарищ, -
"Никаких деревень там нет в помине!"
Решили, что ждём до вечера, а затем на свой страх и риск покидаем место
дислокации.
Вдруг над нами пролетел вертолёт, мы замахали руками и начали орать.
Вертолёт сделал круг и исчез.
Через двадцать минут за нами приехали. Учения кончились. Привезли батареи
для рации и коптёрщика с походной кухней. Пока мы наворачивали горячую перловку,
командир швырнул в костёр кальку и она сгорела – как будто её и не было. Гаубицу нам не
пришлось смазывать заново, т.к. мы к ней не прикасались…
До приказа о демобилизации было ещё много-много дней...