Евреи... Закон...Порядок...

 Серое,  неприветливое небо над головой. Под ногами отшлифованная временем брусчатка из чёрного камня. Она пронзила весь город своими чешуйчатыми  лучами-улицами, которые расходятся от большой  площади, что  возле здания вокзала. Лето  сегодня подарило земле грустный день.  Ещё нет дождя, но  небеса уже  близки к тому,  чтобы заплакать.  Пройдёт какой-нибудь  миг, и поток воды хлынет на землю, туда, где на станции раздаётся  гудок паровоза.  Необычная тишина не остановит дождь. Ему всё равно, что происходит в мире людей.

 Солдаты  в чёрных немецких  униформах разошлись  по приказу командира.  Всё окончено. Можно передохнуть. На их холодных лицах не было и тени эмоции и только старое здание станции, да гранитная брусчатка  навсегда запомнят крики людей, но не этих – других.  Просьбы не убивать, слёзы, а потом стоны недобитых.  Одни люди убивали других.  Безмолвные свидетели  происшедшего будут и дальше  служить  людям,  но никогда не забудут то, что видели в дождливый день жаркого лета.

 Было обычное утро. Возле станции вокзала  как всегда шум и суета.  В этом небольшом  городке, где  жили только евреи, один раз в день отправлялся состав.  Маленькое местечко, затерянное  вдалеке от больших городов, встретило пришедших немцев радостно.  С одной единственной дорогой, со своими порядками, они  не боялись одетых  в форму СС.  А почему они должны были бояться? Никто из жителей не нарушал предписаний. Наоборот,  с новой властью в город наконец-то  пришёл закон.  Не будет больше запретов, и можно будет не работать в шабат. Можно будет жить по вере,  и соблюдать так любимый евреями порядок.  А вышло совсем не так…  

Старый еврей склонил седую голову  перед  безусым мальчишкой, одетым в форму офицера СС.  На идише, таком похожем на немецкий язык, спросил:
- За что?
Но ответа так и не последовало. Старик смотрит вверх и  просит небеса о помощи. Пистолет офицера готов  к выстрелу. Он  с ухмылкой  наблюдает за  евреем,  а тот молится. В белоснежной  рубашке и чёрном костюме из союзторга  старик ждёт, когда палец нажмёт на спусковой крючок.  Он уже не молод и конечно ожидал появление смерти, но не сегодня.  

А сегодня он шёл со своей старухой на вокзал, имея в кармане счастливый билет на выезд,  за который отдал  целый дом.  Вся площадь была  заполнена евреями. Они стоят  в кольце солдат. Дети, матери, старики и взрослые мужчины. Все ждут. Тревожный шёпот висит над толпой. За что?...

Вокруг  кольцо  мотоциклистов. На длинных ремнях гавкают озверевшие  овчарки. Вот какая-то сбила с ног ребёнка  и  стала рвать его на глазах у матери, словно  тряпичную куклу.  Крик,  боль, слёзы. Немецкий солдат  оттянул собаку, и женщина прижала искусанного сынишку к себе. А малыш, не смотря на боль, улыбнулся на  руках  у матери.  За что?...

 Они же выполнили приказ оккупационной власти? Повинуясь этому приказу,  все до одного евреи пришли на вокзал. Оставили дома, имущество, скот.  До этого момента старик  не верил, что немцы такие жестокие.  О них много врали.  Особенно тётя Сара  замучила  его  Софу  своими пугающими рассказами о расстрелах. Но ей никто не верил. За что?...

 Разве может человек так по-звериному убивать? Одно дело солдаты красной армии.  Их совсем не жалко. Стреляйте в них, сколько угодно. Хотя... Их тоже  было немного жаль.  Какое-то подразделение устроило  смешную войну перед их местечком. Защищали дорогу, ведущую в город.  Ну разве может безалаберная советская армия справиться  с немецким порядком и дисциплиной?  Погибли все  до одного. А ведь были ещё небритыми юнцами. Они так и остались там, у холмов,  в своей траншее.

 Дедушки евреи, правящие городом,  совсем не понимали Советского Союза.  Поэтому им было всё равно кто там за него гибнет.   Седовласые дедушки с пейсами, правящие городом, очень любили порядок.  А с приходом  немцев должна была исчезнуть вся это шумящая рвань, не верующая в Тору.  Вот где настоящая власть закона и порядка!  Без приписок и обмана. Без записок и докладных.

Долгие годы, работая бухгалтерами  в  различных  конторах,  дедушки евреи  видели  всё,  что творилось  в тени власти коммунистов.  Взятки и вымогательство. Жестокость к чужим и мягкость к своим. Наказание за шажок и безнаказанность за  злодейства. Их еврейская хитрость и ум не один раз спасали и директора маленькой лесопильни, и  директора мясокомбината,  и директора  молокозавода.  Ну, конечно, дедушки при этом не забывали и о себе.  То рубль,  а то и три сэкономят  и положат рядом с царскими червонцами на чёрный день.  Вот так  седовласые дедушки с пейсами и существовали,  пока не вышел закон что им следует покинуть город.  Порядок они любили, потому как понимали, что без закона и порядка будет хаос. И они  повиновались, тем более что можно было купить билет в райскую Палестину. Благодаря Богу  они  прожили шабат  и,  помолясь,  стали складывать вещи.  

К одному из них тётушка  Сара привела внучку.  Она смотрела на суетливые сборы и надеялась полакомиться чем-то оставленным. Тем, что не влезло в чемоданы.  Маленькая девочка, забытая всеми, свернулась калачиком на кровати и уснула.  А Сара всё ждала, и смотрела на  седовласого дедушку Хаима и его жену. Эта уже не молодая женщина была единственной в городе,  кто  отказался ехать на вокзал.  Процесс сбора слишком затянулся, и за окном стало темнеть. Саре досталась только ненужная песцовая шуба. В это время во двор въехал грузовик.  Мотор заглох. Это заставило  хозяина дома  быстрее заканчивать с чемоданами.  

Сара вдруг осознала, что все евреи утром уедут,  а она останется совсем  одна.  Забыв о комендантском часе,  она  бросилась к себе в дом. В вечерней тишине  раздался выстрел. От прямого попадания в спину Сара упала.  В этот момент девочка в кровати сладко перевернулась на другой бок.   Дедушка Хаим посмотрел в окно. У забора, широко раскинувшись, лежала Сара, с окровавленной шубой в руках. Он вздохнул, но ничего не  сказал.
- Комендантский час. Она Сама виновата, - тихо приговорила Софа.
- Могли бы и не стрелять. Тоже мне нашли воровку.
- А что ты думал, Хаим?  Лето  на  дворе, а она с шубой в руках. Вот они и решили…
- Ну да. Только могли бы и не стрелять.  Софа, два чемодана вещей! Мы их не поднимем.  Может, оставим здесь?
- Ты что, Хаим?  Совсем сошёл с ума, как тётушка Сара от шубы?
- Софа,  нам придётся выйти сейчас, если мы хотим к утру  добраться  до вокзала.
- Но, Хаим!  Комендантский час!
- И что будем делать, моя умная жена?
- Постучись в окно. Может немцы нам помогут? Ты заплати им, Хаим.
- Дать сто рублей?
- Побойся Бога!  Совсем ум потерял.  Хватит и пятидесяти.
- Хорошо, Софа. Я дам  столько, сколько ты сказала.  Только где этот Бог?
Старик  опять  посмотрел  на чемоданы  и достал из внутреннего кармана толстый кожаный кошелёк,  полный советских денег. Аккуратно отсчитал  пять червонцев.
- Зачем немцу русские деньги?  Софа, я отдам им все. Они нам больше не нужны. Мы  ведь едем в Палестину.
Хаим  положил кошелёк   на стол и вернулся к окну. В свете фар  было видно, как немецкие солдаты ходят по тёмным дворам и  собирают чемоданы.  

Машина, та что стояла у них во дворе, отъехала полностью  гружёная. За ней появились вторая.  Софа ахнула.
- Быстрее обвязывай ручки чемоданов.
- Зачем?
- Вот глупый ты старик!  Чтобы наши  сразу были видны. А то в Палестине знаешь, сколько таких, как мы?   И всё-таки эти немцы молодцы!  Не нужны им евреи на их земле – и  всех выселят. Просто, и не жестоко.  Быстрее, Хаим. Они к нам идут.

Дедушка Хаим отпустил  ленточку  и только успел сесть на лавку, как  в дверь постучались.  Старики  переглянулись. Рука сжала руку,  и уже не было так страшно.
- Входите, открыто.
- Где ваши вещи?
- Вон стоят.
Хаим отпустил руку жены и указал  на тёмный угол.
- Два чемодана? Отлично. Немецкое командование решило помочь евреям. Вы должны запомнить, что немцы это не коммунисты, и старость  уважаем. Поэтому багаж ваш отвезём на вокзал сами.
Хаим хотел встать.
- Вы не утруждайте себя, - сказал офицер и махнул двум солдатам. - Возьмите и отнесите  в машину.
Один  из солдат схватил  чемоданы и вышел  из дома.
Два старика остались с молодым офицером.
- Милейший,  а дайте мне расписочку.
- Зачем?
- Ну так, на всякий случай.  В дороге  разное  может случиться даже у вас,  порядочных немцев.
- Ничего не произойдёт.  Мы  немцы, у нас во всём порядок.
- Я все понимаю, но все же мне бы хотелось иметь расписку.
- Хорошо.
Улыбка офицера обрадовала стариков. Он черкнул карандашом пару слов в блокноте  и протянул  евреям такую нужную для них бумажку.
- Теперь я вижу, что вы немец.
- Пожалуйста, всегда рад служить. Мне пора.
- До свидания, милейший.
- Да, ещё один  вопрос, - офицер развернулся у самой двери. - Больше в доме никто не живёт?
- Нет. Только я да Софочка.
- Хорошо. Ждём вас на вокзале завтра утром,  и прошу не опаздывать.
- А скажите, милейший? Раз мы с вами  так подружились,  вы не поможете нам с хорошими билетами.  Я заплачу за услугу.
- Что? Вы мне, офицеру  СС,  предлагаете взятку?   Вы евреи вечно хитрите и все беды из-за вас.
- Нет, нет, господин  офицер. Это просто  плата за услугу.
Вошедший в дом солдат  удивился этому разговору.  Рядовой  СС не понимал евреев и не знал, почему офицер улыбается. Эти странные люди беспрекословно  подчинялись законам  и верили тому, что их отвезут в какой то Палестинский рай.  Солдат ухмыльнулся про себя.
- Нет, не помогу. Вы все равны и билеты у всех одного класса, - немецкий офицер хлопнул дверью  и  пошёл к следующему дому.  Загавкала собака. В ночи  резко разнёсся  выстрел из пистолета, который  напугал стариков.  Собака затихла в предсмертном вое, и теперь на улице слышно было только немецкую речь. 
- Комендантский час, - прошептала  Софа.
- Да.
Грузовик  загарчал мотором и отъехал.
- Не переживай, Хаим, за чемоданы.  Ты всё равно не поднял бы их.
Старик успокоился,  глядя на расписку в руке.
- Да я и не переживаю. У меня есть документ. Немцы они такие, у них во всём порядок.

Только к самому утру прекратилась  суета  вокруг домов.   Рассвет  осветил тёплыми лучами  ухоженные  улицы местечка. Немцев стало значительно больше, чем было вчера.  Они были повсюду.  Машины, тягачи, пушки заполнили центральную улицу. А  виной  всему был легковой автомобиль полковника СС.  Шофёр менял в спешке  колесо, задерживая целую колонну.  Наконец  машина заработала,  и всё  это скопление людей и техники ушло,  оставив городку его привычную  тишину.  

Но она продержалась не долго. Удары прикладов о двери домов разбудили притихшее местечко. По улице медленно ехала машина с громкоговорителем. Грубый голос с сильным акцентом орал на весь город.
- Все  выходите  на улицу!  Поезд ждать не будет.
Дедушка Хаим  встал с лавочки.
- Ну что, посидели на дорожку? Теперь пора.
По привычке  бывшего воина царской армии он  быстро одел новый костюм из союзторга.  Софа  принарядилась  в своё лучшее платье – решила  быть сегодня как никогда нарядной.  Повесила на тонкую шею ожерелье, чтобы показала богатство и значимость своего старинного рода перед другими. 

Они не спеша вышли во двор. Дорога, ведущая к вокзалу, уже была полна людей.  Все они были евреями и все шли,  безоговорочно подчиняясь  закону.  Став частью потока Софа  и Хаим  отправились на вокзал.  Кто-то в толпе шептал слова утреней молитвы, а кто-то  побежал в свой дом за забытой вещью. Выстрел из пистолета убил забывчивого  еврея.  Дедушка Хаим спокойно шёл дальше. Он знал, что нарушать закон нельзя. Сказано в колонну – значит  в колонну.  На законе держится мир, а на всем остальном только Советский Союз держался.  Спасибо немцам, что вернули закон.

Дорога пошла в гору и  у вокзала закончилась.  Здесь,  на большой  площади, немецкий офицер приказал остановиться.  Гудок  паровоза вернул усталым евреям радость на лица. Кусачие  собаки, расставленные по периметру, заставили толпу не разбредаться по площади.  Кольцо  собак сужалось,  и началась толчея. Какая-то женщина  потеряла  ребёнка и  стала кричать.  Хаим сильно сжал руку жены, чтобы не дай бог не потерять свою  Софа.  Собака на глазах  матери схватила  убегавшего ребёнка. Обезумевшая женщина выскочила из толпы и получила пулемётную очередь.  Испуганный детский плачь стал невыносимо громким.  Несколько евреев начали  возмущаться и  ещё одна  очередь в толпу, заставила некоторых  свалиться мёртвыми, а остальных замолчать.

Хаим с ужасом увидел, как его Софа безжизненно опускается на землю. Он вдруг испугано упал перед ней на колени. Толкал её,  как ребёнок,  и никак не мог разбудить ту единственную, которую любил всю жизнь.
- За что?!  Ведь мы не нарушали закон?
Удивлённый крик оборвался в испуганной тишине.  Молодой офицер достал пистолет и подошёл к старику. Холодное дуло коснулось седой головы.
- Встать!
Старик поднялся.  Офицер громко  рассмеялся.
- На колени!
Двадцатилетний юнец чувствовал себя всемогущим богом перед седовласым стариком.  Повинуясь  приказу,  дедушка еврей упал на колени. Удар бойка по гильзе… Выстрел.  Вот он – конец  повиновению, конец  законам  и крикам.  Нет больше правил,  которым  они так любили  подчиняться. Старый еврей,  вместе со своей любимой  женой, вдруг  стал  мёртвым, невинным и свободным.

А  маленькая девочка, спрятанная в доме, проснулась от выстрелов. Она увидела в окно  убитую тётушку Сару, всё поняла своим уже не детским умом и  бросилась бежать из пустого городка.  Навсегда прочь от вокзала, где закончил свой путь в райскую Палестину старый еврей Хаим и его любимая жена еврейка Софа.