Счастье - он мой

 - Счастье – оно моё. Счастье – существительное среднего рода. Климова, почему у тебя «счастье» мужского рода? – насупив брови, русичка склонилась над шестиклассницей Леной. 

- Так, счастлив же был Василий. Вот же: «Василий Калика был  ныне без меры счастлив душою». Его же счастье, значит, мужского рода, - округлив глаза, доказывала свою правоту Лена.

Учительница метнула колкий взгляд в учеников, словно тысячу копий. И каждое нашло свою жертву. Кто-то из детей съёжился, собравшись в маленький комочек, пряча глаза в разрисованную парту. Кто-то пытался найти ответ в надписях на доске. Отличники и хорошисты, не мигая, следили за каждым жестом учителя, пытаясь просчитать последующие действия.

- При чём здесь Василий? А если бы на месте Василия оказалась Василиса? Тогда что? Тогда какого рода было бы «счастье»?! - начала раздражаться учительница.

Звенящая тишина накрыла класс. И только Сёмка Попов по кличке Хочу все знать осмелился раскромсать её шелестом страниц учебника. Семка был одним из тех отличников, который учился не за «пятерку», а ради знаний. От недостатка знаний с ним случалась паника, вплоть до истерики.

- Тогда женского,- потупив в пол глаза, пробубнила Лена. - И вообще, счастье не может быть средним, оно же всегда большое и чье-то.

Русичка безнадежно вздохнула и вывела в журнале за четверть жирную «тройку».


На этот раз Лена даже не расстроилась. Уж она-то знала толк в счастье. 

Лена родилась и сразу плюхнулась в счастье. У неё была большая семья: мама, папа, дедушки, бабушки,  многочисленные тети, дяди, племянники, племянницы, сестры, братья, друзья семьи, друзья друзей семьи. Список можно было продолжать до бесконечности.

Все они, приходя к ним в гости, приносили Леночке счастье. Оно всегда было разных размеров, цветов, конфигураций и состояний. В кулечках и  красивых коробочках с бантиками. В приветливых улыбках и заразительном смехе. В теплых ладошках и в щедрых поцелуях с объятиями. Оно было такое огромное, как небо. И пахло радостью. 

У Лены было хобби: она любила раздаривать счастье. 
Маленькая Лена набивала полные карманы сладостей, выходила во двор и раздавала их знакомым и незнакомым. Не за что-то - просто так. А потом шла по улице и улыбалась каждому встречному. Люди реагировали по-разному: жизнелюбивые оживлялись еще больше  - улыбались в голос. Суровые и нахохленные не верили – удивлялись, сгущая брови, с подозрением смотрели вслед странной девочке, растерянно пожимали плечами, эмоционально крутили у виска, но на мгновение забывали о своих проблемах. А еще Лена любила рисовать. Рисовать счастье. Счастливых людей, животных, небо, молодую траву, солнце, снег, радугу. Словом, она писала не жизнь, а её симфонию. Она рисовала везде: на белом листе, на обоях своей  детской, на стенах подъезда, на асфальте, на снегу. Вероника Матвеевна, старшая по подъезду, завидев «настенные художества», сначала нервно хмурила брови. Потом вдруг утреннее солнце с «художества» протягивало ей луч дружбы. Радужное разнотравье манило на мягкий и нежный ковер. Свободные птицы уносили в необъятные просторы ярко-голубого неба к всклокоченным облакам-барашкам. Вечно недовольная Вероника Матвеевна открывала двери подъезда и блаженно расплывалась в улыбке завсегдатаям скамейки – всезнающей бабке Фае и неудавшейся актрисе Зиночке. 

Лена не искала счастья в жизни. Она давала жизнь счастью, выпускала его на волю. Счастье подобно бабочке. Его нельзя держать под колпаком. Оно там быстро погибнет. На воле счастье множится. И чем больше счастья она дарила, тем испытывала большее удовольствие. 


Она вообще с удовольствием танцевала по жизни. В основном, в стиле латино: энергично, страстно, завораживающе. 

Получив диплом дизайнера, Лена в быстром ритме зафлиртовала с взрослой жизнью. Нашла престижную высокооплачиваемую работу - занималась дизайном интерьеров, создавая мечту и неповторимость жизненного пространства, устраивала людям настоящий праздник. Довольные клиенты щедро одаривали Лену финансовыми возможностями. От года к году возможности росли, Лена взрослела и танцевала с жизнью взрослые танцы. Обзавелась уютным гнездышком, стала хозяйкой своей дизайн-студии и влюбилась. 

Влюбилась безумно, безоговорочно, бесповоротно. И ей нравилось это сумасшествие, когда разум растворялся в сердце без остатка и переставал существовать. Любовь – это ещё одна разновидность счастья. И счастье это было мужского рода. Счастье – он мой. То есть её. Счастье было одновременно и мужского рода и женского. Все-таки Лена была права тогда, в школе. И тройку по-русскому русичка вывела незаслуженно. 

Счастье звался Вадимом. Высокий широкоплечий брюнет приятной наружности, начинающий композитор и музыкант. Он играл на саксофоне. Играл виртуозно, перенося трепет своей души в её. Она чувствовала, как счастье поднимается в ней из живота прямо в мозг и создает завораживающие картинки всех цветов: от бело-золотых до пурпурно-красных. Лена очаровывалась лиричностью мелодии и погружалась в другую реальность, теряя контроль над собой. 

Вадим, наконец, предложил соединить мелодию с дизайном. Они поженились. Через год Лена родила сына. Назвали Артемом, Тёмушкой. 

Тёмушка оказался «солнечным ребенком», ребенком с синдромом Дауна. Врач сказал Лене, что Тёме будет лучше в детском доме и что  у неё еще будут другие здоровые дети. Но она ждала ЭТОГО. Она очень ждала. Все ждали. Какие ещё другие дети? Здоровые? А этот лежит такой хорошенький. Какой ещё синдром? Мысли Лены разбрелись, натыкались на непреодолимые препятствия и заходили в тупик. Она не знала, что будет дальше. 

 Мама то и дело тихонько причитала:
- Господи, за что?

Лена смотрела на неё затравленно-виноватым взглядом. Она хотела подарить всем счастье. А получился синдром Дауна.

- Может это пройдет со временем,- робко предположил Вадим.

- Это не лечится,-  вздохнула мать, смахивая слезу.

И только бабушка деловито брала ребенка и проверяла его на предмет комфорта, приговаривая:

- Ну, и как у нас дела, Темушка-Артемушка? Давай-ка, я тебя перепеленаю. Лена, помоги мне.

Лена, обычно, не трогалась с места. Она хотела все начать сначала. То есть зачать ребенка по-другому. Без этой лишней хромосомы. 

Теперь её многочисленные родственники смотрели на неё с сочувствием. Говорили дежурные фразы типа –  «господь дает таких детей только тем, кто способен отдать им всю свою любовь» или что «у неё все получится, и Артемка ещё будет социализирован в этом обществе». Хотя, на их лицах можно было прочесть: «Какой ужас! Бедная Лена! Бедный Темушка!» Лена выдавливала в ответ фальшивую полуулыбку. Больше всего в этот момент она хотела, чтобы её оставили в покое. 

Она чувствовала, как жизнь в ритме «латино» танцует мимо неё. А она теперь карабкается по крутой скале, спотыкаясь, падая и получая ссадины. А потом эти ссадины болят и кровоточат. Вадим тоже пытался карабкаться первое время, но он саксофонист, а не альпинист. Он понял это через год после рождения Артема. Понял и растворился в своем саксофоне, оставив после себя горький привкус и Артемку с синдромом Дауна. 

Лена осталась почти одна: мама только причитала и искала ответ на вопрос, за какие грехи, отец виновато молчал. И только бабушка называла Темку «Солнышком» и вселяла в Лену надежду. 

Когда слезы и отчаяние наступали на неё, она звонила бабушке и тихо всхлипывала в трубку. Бабушка возникала на пороге её квартиры через час и переходила в наступление. Она всегда побеждала в этой схватке, вызывая улыбку у Темы и наделяя Лену силой. А сила Лене была, ой, как необходима! У Темы был слабый иммунитет и проблемы со слухом. Сердечко, слава Богу, стучало, как надо. И Лена радовалась. 

Однажды бабушка привела к Лене уже не молодую, хрупкую женщину Надю с трехгодовалой дочкой. Она познакомилась с ними в парке, через который всякий раз проходил её путь до дома Лены. Жили они прямо напротив парка и гуляли там едва ли не каждый день.
У дочки тоже было ЭТО, синдром Дауна. Девочку звали Аня, и она почти не говорила, зато отлично танцевала и пела. Лена с порога протянула девочке свою руку и мягко сказала:
- Привет, малышка!
Та охотно ухватилась за её ладонь своими маленькими цепкими пальчиками и больше уже не выпускала.

- Вы ей понравились,- улыбнулась Надя. – Она Вам верит.

Тема, стоя в кроватке, смотрел на Аню, подпрыгивал и улыбался во весь рот. Бабушка, боясь, что Темка выпрыгнет, спустила его на пол. Он смешно подполз к девочке и обнял её за ногу. Аня запустила свою ручку в светленькие волосики Темки, поцеловала его в макушку и засмеялась. Лена заплакала. То ли от счастья, то ли от горя. Она ещё и сама не понимала. 

Темка, держась за кресло, встал на ноги и самостоятельно сделал первый шаг, потянув ручки к Лене. Потом опустился на попу и стал смеяться  так заливисто и солнечно, что Лена не сразу поняла, что произошло.

- Вы видели? Вы видели? Он же сам, сам пошел! – почти выкрикнула Лена, подбежав к сыну.

Она медленно опустилась перед ним на колени, нежно прижала к себе, одаривая поцелуями. Слезы стекали по щекам прямо к ней в рот, капали на Темкину макушку. Они были сладкие на вкус. А Темка пах ванильной радостью. Вот оно - её счастье. Счастье мужского рода. Не бывает счастье среднего рода, не бывает. Счастье - он мой.