С войной у нее свои счеты

Виктор Мурин часто вспоминал покойного отца, особенно, когда возникали жизненные трудности, и не с кем было посоветоваться. Когда-то родитель сказал: «Жизнь - большая палка, которая постоянно норовит стукнуть тебя по башке. Весь смысл нашего бытия заключается в том, чтобы увернуться от удара этой беспощадной дубины и пройти свою дорогу до конца, не споткнувшись и не упав. Запомни, сын, этот нелегкий путь ты должен прошагать с гордо поднятой головой, не теряя чести и не роняя достоинства, как подобает настоящему мужчине».

Следуя заветам отца, Виктор окончил военное училище, и роковой двухтысячный год встретил молодым лейтенантом в горном селе Ножай-Юрт во время второй чеченской войны, которую официально называли контртеррористической операцией на Северном Кавказе. Чеченские сепаратисты хотели вырезать себе из карты Российской Федерации самостоятельное государство. При этом они планомерно истребляли русскоязычное население, составлявшее значительный процент жителей региона. Мурин, не колеблясь, встал на защиту соотечественников. Там, участвуя в одном военном походе, он случайно наступил на самодельную мину-ловушку, установленную боевиками. Собака по кличке Яшма, которая сопровождала проводника, спасла ему жизнь. Кавказская овчарка в прыжке сбила парня с ног, приняв своим телом основную массу смертоносных осколков. Виктор отделался потерей левой стопы.

После комиссации из армии военный инвалид вернулся в родной поселок Семеновку на Украину, где жила его мать. Здесь он женился, и у него родились две дочери.  

Четырнадцать лет спустя кавказская трагедия, напоминавшая о себе ноющей в непогоду болью вокруг протеза, ударила по сердцу Мурина событиями в родном Донбассе. Русскоязычное население опять подвергалось притеснению, но уже со стороны самопровозглашенного майдановского правительства. Даже война называлась в унисон чеченской - антитеррористическая операция. И снова взрывы, бомбежка городов, кровь, смерть, слезы вдов и матерей. Только сейчас Виктор оказался изгоем, находящимся по другую сторону баррикад. Украинские войска направляли свои танки уже против него и тех, кто отказался подчиниться фашистскому евро-американскому режиму, кто хотел отстоять свою независимость и сохранить самобытную русскую культуру предков.

У ветерана чеченской компании была собака. Молодая кавказская овчарка Яшма, названная в честь погибшей спасительницы Мурина, поневоле своей родословной проводила параллель между двумя войнами, ставшими для ее хозяина и друга фатальными вехами жизни. Но преданная подруга могла поддержать Виктора в тяжелое время лишь неиссякаемой собачьей любовью.         

Треть домов тихой сельской улочки после обстрела «градами» украинской нацгвардии была сожжена дотла вместе с жителями. Вчера похоронили тестя и тещу Мурина, которых не спас даже погреб, где они прятались от бомбежки. Через ополченцев Виктор узнал, что ночью ожидается очередная атака на поселок. Новый президент Украины подписал мятежному Славянску смертный приговор, а Семеновка являлась пригородом обреченного города. Все, кто мог, срочно эвакуировались, пока еще теплилась надежда вырваться из этого ада и, воспользовавшись последним «коридором», проскочить мимо блокпостов, хотя Правый сектор обещал не выпустить из мышеловки ни одну «москальскую крысу». Мурины уезжали, беря с собой только самое необходимое.

Справа от руля старенького Запорожца с корзиной и кошкой на руках села мать. Сзади разместились жена и дочери-двойняшки. Вещами и съестными припасами был забит багажник и все свободное пространство внутри автомобиля. Виктор подошел к собачьей конуре попрощаться со своей любимицей. В машине для крупной овчарки уже не было места.

Возле полной миски с едой мужчина поставил оцинкованное корыто, которое доверху наполнил водой. За этой импровизированной поилкой он положил тридцатикилограммовый бумажный мешок с сухим собачьим кормом, прорезав ножом упаковку сбоку.

- Прости, Яшма, - потрепал за ухо суку взволнованный хозяин, - взять с собой не могу, сама видишь. И с цепи снять не получится, потому, как пристрелят тебя бедолагу либо ополченцы, либо украинские солдаты - вид имеешь уж больно грозный и свирепый. Отдать тебя тоже некому, все оставшиеся в живых знакомые сейчас спасают собственные шкуры. При первой возможности мы вернемся за тобой, а пока, извини, твоя цепь позволяет рыскать по всему двору, что найдешь - все твое.

Закрывая ворота за выехавшей машиной, Мурин не стал вешать навесной замок на двери, оставляя призрачный шанс на спасение своей собаке, которая должна была вот-вот ощениться.

Яшма с грустью смотрела на высокий дощатый забор, отрезавший ее жизнь от любящих хозяев и всего доброго и хорошего, что наполняло содержанием и смыслом ее счастливое прошлое. Понятие «предательство» было незнакомо псине, готовой отдать жизнь за любого из покидавших ее людей. Глаза животного наполнились слезами, а душу рвала звериная тоска.

В тот день овчарка не притронулась к еде, а когда стемнело, из собачьего сердца вырвался крик боли, страха и чувства безвозвратной потери. Этот дикий вой подхватили псы в других обезлюдивших дворах. Только под утро грохот взрывов поставил заключительный аккорд этой симфонии отчаяния и безысходности.

                                                                ***

Все побережье Азовского моря, находящееся в стороне от военных действий, заполнили беженцы из Донбасса. Чтобы арендовать жилье, приходилось выкладывать по сто, сто пятьдесят гривен за человека в сутки, а то и выше. Некоторые вынужденные переселенцы умудрялись отыскать более дешевую крышу над головой за пятьдесят, и даже сорок гривен, но, то оказались койко-места в бараках без воды, кухонных плит и других удобств. Однако людям нужно было как-то выживать, не потеряв при этом человеческий облик. Цены в магазинах и на рынках взлетели до астрономического уровня. Поговорка «для кого война, а кому мать родна» нашла свое отражение в поселках Приазовья. Благоустроенные пансионаты, санатории и заведения общественного питания были не всем по карману.

Мурины сняли жилье подальше от моря у одной старушки - так дешевле. В комнатке стояла кровать-полуторка, рядом с которой втиснулась раскладушка. На ночь Виктор надувал резиновый матрас, занимавший все оставшееся пространство скромного помещения. Кое-как впритирку можно переночевать, благо, дочки уродились не крупные - в мать. Во дворе находилась дощатая уборная, а на стене летней кухоньки был прибит жестяный допотопный рукомойник с подставленным под него эмалированным тазом. Зато столовой служила ажурная деревянная беседка в саду, где виноградная лоза своими листьями обеспечивала прохладу в летний зной. Ванну, душ и весь комплекс банно-прачечных услуг обеспечивало безотказное Азовское море. До наступления холодов бывший хозяйственный сарай вполне подходил для неприхотливого проживания. В таких условиях можно временно перекантоваться, пока не закончится недолгая, как все думали, гражданская война. Здравый смысл подсказывал, что мировое сообщество не позволит затянуться этой кровавой бойне.

                                                                ***

Оставшаяся одна в пустом дворе, Яшма впала в отчаяние. Взрывы и зарево пожарищ пугали собаку. Но больше всего бередило душу отсутствие любимых хозяев. Овчарка не понимала, что происходит, почему ее бросили, и что ей делать дальше. Бессмысленная какофония войны за забором приводила в ужас. Два дня несчастное животное металось по участку, пытаясь сорваться с цепи, но безуспешно. Свист и грохот снарядов загоняли Яшму обратно в будку, где ее долго бил нервный озноб. Даже есть не хотелось, только постоянная жажда подталкивала собаку к корыту с водой.

Постепенно страх прошел. Ставшие обыденными звуки артобстрелов уже не пугали. Душевная боль переросла в тупую щемящую тоску. Но появились какие-то новые незнакомые ощущения. Инстинкт подсказывал, что скоро должно произойти что-то очень важное. Может быть самое главное, ради чего Яшма появилась на свет. Сука чувствовала, что внутри нее происходит зарождение новой жизни. Возникло непривычное чувство ответственности за еще не родившееся потомство.

Собака начала есть.

                                                                   ***

Пока женщины рыскали по поселку в поисках дешевых продуктов, готовили еду и занимались стиркой, Виктор щелкал пультом маленького телевизора, выясняя обстановку в стране и непосредственно на месте проведения антитеррористической операции. Информация поступала самая противоречивая. Согласно украинским телеканалам, мужественные солдаты национальной гвардии не щадя своей жизни спасали гражданское население от мародерствующего и насильничающего сброда террористов, которые в агонии взрывали дома, заводы, шахты, электростанции, газо и водопроводы, десятками убивали мирных жителей: стариков, женщин и детей. Свои зверства сепаратисты мастерски маскировали под несуществующие налеты правительственной авиации, и применяли сверхсовременные ракеты, чтобы все подумали - это именно украинская армия виновата в планомерном уничтожении Донбасса. Запрещенные российские каналы, которые иногда прорывались в эфир, говорили обратное: у ополченцев никогда не было самолетов и вооружения, доступного только мощной государственной машине.

Чтобы узнать правду, Мурин встречался с вновь прибывающими беженцами из разных уголков юго-востока страны. Новости не обнадеживали. Оказалось, что украинские СМИ ничего, кроме лжи и пропаганды не передают. Положение очень тяжелое. Верховная Рада объявила столицы самопровозглашенных Донецкой и Луганской Народных Республик очагами вражеской антиукраинской чумы, подлежащие радикальному лечению огнем и мечем. Лидер Правого сектора Дмитрий Ярош провозгласил крестовый поход против Донбасса. По его словам, бандеровские войска уже пересели Днепр для наведения порядка у взбунтовавшихся недоукраинцев.      

                                                                ***

Война войной, а природа берет свое: Яшма разродилась четырьмя щенками. Теперь все прежние проблемы ушли на второй план, жизнь суки наполнилась новым смыслом, вопреки логике происходящего: ростки жизни пробились в бушующем океане смерти. Добротная конура из досок и шифера служила сомнительным укрытием от залетающих во двор осколков снарядов и мин, но собака уже привыкла к канонадам и свисту летящего металла. Лежа на куче старого тряпья, она с нежностью вылизывала свое неугомонное потомство, затихающее лишь, когда пушистые оглоеды с жадностью впивались в набухшие от молока соски. Если существует собачье счастье, то это именно то чувство, под властью которого сейчас пребывала Яшма. Даже тоска по любимым хозяевам вытиснилась всепоглощающей материнской любовью к четырем беззащитным, но до боли родным существам. Чтобы прокормить эту ораву, нужно самой хорошо питаться.   

Когда кончился сухой корм, овчарка стала делать вылазки во двор. Все мало-мальски съедобное было найдено и поглощено в первый день. Прочная цепь ограничивала площадь поиска. Двух полевых мышей, бежавших в сторону огорода, урчащий желудок проглотил не почувствовав никакого насыщения. Охотничьи инстинкты не имели смысла на территории, где вся дичь давно покинула опасную зону боевых действий. Опавшие груши и яблоки только разжигали аппетит, наесться ими крупная собака не могла. Да и все доступные плоды, даже гнилые, скоро кончились.

Врагом номер один для кормящей суки стал голод.

                                                                 ***

В Славянск вошла нацгвардия и сразу началась «охота на ведьм». Все, кто был заподозрен в симпатиях к ополченцам, тут же арестовывались. За доносительство на «клятых ворогив» предлагалось вознаграждение, но выяснилось, что многие горожане делают это добровольно, сводя счеты с соседями. Повторилась история чисток тридцать седьмого года. Возвращаться домой было опасно, тем более, что Мурины голосовали на референдуме за создание Донецкой Народной Республики, и это все знали.

В Мариуполе украинская армия тоже вывесила сине-желтый флаг. Ополченцы ушли в подполье, а по ночам нападали на правительственные блокпосты. Гражданская война затягивалась, но «ослепшие» Европа и Америка с подачи заангажированных украинских СМИ поддерживали антитеррористическую операцию Киева против «горстки сепаратистов-отщепенцев». Казалось, только Россия замечает геноцид многомиллионного народа Донбасса, чинимый фашистской хунтой.

- Похоже, эта война никогда не пройдет, - супруга Виктора глубоко вздохнула, положив руки на плечи мужа. - Мы уезжали на несколько дней, думая, что бомбежка скоро кончится и можно будет вернуться. Все теплые вещи остались дома, а по ночам у моря становится холодно.

- Завтра я собираюсь мотнуться в Семеновку, - Мурин посмотрел в глаза жене, - подумай, что еще нужно забрать из дома кроме одежды. Яшму я тоже привезу, надеюсь, собака еще жива.

- Не вздумай ехать! – испугалась женщина. - Там сейчас украинские солдаты, тебя сразу арестуют, а может и пристрелят.

- Меня арестуют? Пристрелят? – усмехнулся супруг. - Не забывай, что я Чечню прошел, и в нашей деревне каждую тропку еще пацаном излазил. До Семеновки доберусь окольными путями, а машину оставлю в роще на подъезде к поселку. Как стемнеет, меня ни одна собака не учует, - Виктор опять улыбнулся, - разве что только наша Яшма.         

                                                                           ***

Украинские каратели прошли Семеновку бегло, их больше интересовал Славянск. Дом Муриных по чистой случайности избежал разграбления. Спешащих солдат нацгвардии не впечатлило неказистое одноэтажное строение за скромным дощатым забором. Рядом находились куда более роскошные особняки. Это спасло Яшме жизнь. Первым делом вооруженные молодчики убивали цепных сторожей, прежде чем начать свой разбойный промысел.

Но голод оказался более беспощадным убийцей. Собака таяла на глазах. Ее бока ввалились, а шерсть свалялась хлопьями. Глаза покрыла мутная пелена истощения. Однако больше всего отчаявшуюся мать волновало, что у нее пропало молоко. Это означало гибель ее детей вместе с ней. Нужно срочно найти еду.

Яшма снова и снова рыскала по двору. Все, что можно съесть, было съедено, даже бумажная упаковка от сухого корма. Не уцелела ни одна травинка и ни одно насекомое. Кора деревьев, до которых позволяла дотянуться цепь, обглодана до самой тверди.

Четыре живых пушистых комка в будке продолжали кусать беззубыми деснами пустые молочные железы суки. Активность детенышей угасала с каждым часом. Вскоре самый маленький черный малыш настолько обессилел, что едва подавал признаки жизни.

Яшма приняла решение.

Утром трое оставшихся щенков с жадностью вцепились в спасительные соски матери. Жизнь четвертого ночью была принесена в жертву существования этих троих.

                                                                 ***

Виктор из кустов наблюдал, как четыре национальных гвардейца устанавливают ручной пулемет в отверстии от вырванного люка на крыше Джипа, который раньше принадлежал соседу, державшему в поселке кафе. Закончив модернизацию автомобиля, пьяная компания новых хозяев с гиканьем запрыгнула в салон. Для удобства боковые двери машины были вырваны с корнем и валялись невдалеке, словно крылья препарированного жука. К антенне багажника «бравые» солдаты прицепили украинский флаг, а из орущих колонок магнитолы певица Руслана разрушала мозг укрывшимся по домам жителям своими «Дикими танцами». Импровизированная тачанка, отрыгнув облако выхлопных газов, с рыком умчалась наслаждаться победой над поверженной Семеновкой. Мурин дождался, когда все звуки смолкнут, а заходящее солнце последним лучом протрет опустевшую улицу, где после первых бомбежек перестали работать фонари.

Незримая тень проскочила в щель беззвучно открытой калитки. Выглянувшая из-за туч луна обвела искристой бахромой контуры деревьев, дом, и хозпостройки усадьбы, не дав надвигающейся ночи полностью обезличить территорию покинутого хозяйства.

Поселок задавила неестественно-гнетущая тишина. Даже сверчки боялись подать голос, чтобы не выдать своего местонахождения. Из темного угла между частоколом забора и стеной угольного сарая раздалось тихое рычание. Виктор быстро пошел на звук.

- Яшма, ты где? Это я, - мужчина остановился в трех шагах от сгустка тьмы, в котором находилась будка собаки.

Лунная дорожка осветила часть двора, предоставляя возможность разлученным войной товарищам, увидеться. Дребезжа стальной цепью, из черной зоны вышла огромная мохнатая масса.

- Девочка моя, иди ко мне, - Мурин опустился на колени и призывно вытянул вперед руки.

Собака вдруг ощетинилась и снова зарычала, однако в какой-то момент, узнав хозяина, грозный рык прервался глухим тоскливым завыванием. Шатаясь и устало виляя хвостом, сука подошла к возвратившемуся беженцу и уткнулась большой медвежьей мордой в его грудь. Виктор обхватил лохматую шею любимицы и прижал к себе. Шершавый влажный язык зверюги прошелся по лицу долгожданного скитальца. Но не было привычного радостного визга и игривых прыжков, как при прежних встречах. Казалось, Яшма беззвучно рыдает, и лишь отдельные скулящие ноты резали слух.

- Ну, ну, родная, все будет хорошо, - утешал беднягу мужчина, гладя ее вспотевшими от волнения ладонями. Под слоем свалявшейся шерсти пальцы нащупали только кости, сухожилия и что-то вяло-резиновое, бывшее когда-то стальными мышцами мощного животного. Не издавая ни звука, человек и собака дрожью своих тел, учащенным дыханием и стуком переполненных чувствами сердец пытались выразить одновременно боль, горечь и безудержную радость от выклянченной у судьбы встречи. Немой диалог мог продолжался вечность, так много нужно было сказать друг другу этим двоим, но внезапно Яшма отстранилась и стала пятиться. Сука развернулась и какой-то пьяной походкой направилась в мрачную темноту закоулка. Мурин вслед за ней подошел к будке. Оглянувшись по сторонам, он достал армейский фонарь и осветил небольшое пространство собачьей конуры.

Яшма кормила щенка. Голодный бутуз с жадностью припал к материнской груди. Виктор ярким лучом прошелся по полу коморки в поисках остальных детенышей, которые могли затеряться в складках тряпичной подстилки. Для надежности мужчина свободной рукой пошарил по скомканной ткани, но щенок был только один.

Догадка прошибла Мурина холодным потом. От машинально дернувшегося фонаря свет ударил в морду собаки и отразился от мокрых дорожек, стекающих по шерсти ниже век. Сука плакала, словно человек, раздавленный горем.

- Бедная моя, - горький комок застрял в горле Виктора, сбивая дыхание. - Чтобы выкормить этого одного, ты всех остальных…

Вырвавшийся из собачьего сердца пронзительный вой прервал мужчину на полуслове, наотмашь хлестанув застывшую в напряжении ночь.

                                                            ***

Корреспондент телеканала «Лайф ньюз» обходил ополченцев, отдыхающих после отражения танковой атаки украинской армии. Красивая седовласая женщина в камуфляже и белом фартуке из большого бидона накладывала воинам в подставленные котелки вареные макароны. Рядом стоял подросток, который заправлял гарнир гуляшем, насыпанным в эмалированную кастрюлю. Прихрамывающий боец протянул поварихе тарелку и глубокую миску. Мальчик тут же украсил спагетти в мелкой посудине тушеной говядиной, оставив более вместительную емкость без основного блюда.

- Подойдешь после за добавкой для своей крошки, - улыбнулась мужчине щедрая раздатчица, подбросив в миску, ущемленную венгерским блюдом, еще половник макарон.

Заинтригованный телевизионщик направился следом за странным едоком. Ополченец подошел к столу из досок, за которым сидели его товарищи. Миску он поставил на землю, а с тарелкой разместился рядом с бойцами. Из открытого кузова грузовика, стоящего рядом, спрыгнула огромная медвеобразная собака и подошла к миске.

- Ваш пес, что - вегетарианец? - удивился корреспондент. - Как же бойцу обойтись без мясного на войне, да еще такому большому?

Хромой ополченец потрепал за холку лохматого соратника: