Конфеты (В назидание, чтобы помнили…)

Рыжий немец устроил целое представление. В одной руке блестящий кинжал, в другой – круглая железная банка без крышки. Конфеты лампасе переливаются разноцветными камешками в лучах осеннего солнца. Скалясь, протягивает их светловолосой девчушке: «Битте!». Худенькие ручонки жадно тянутся за сладким, но в этот момент к измученному голодом личику подносится кинжал, готовый в любую секунду отсечь всё, что прикоснётся к имуществу завоевателя. Аллочка испуганно одёргивает ручки. По чумазым щёчкам стекают слёзки. Ей очень хочется сладкого. Но перед глазами кинжал и дуло чёрного автомата.

Всё повторяется: она тянется к конфетам, он – машет у её лица кинжалом и приставляет к виску автомат. Палец на курке. Достаточно только нажать. Его друзья по оружию дико ржут, вопят от удовольствия. Рядом, обомлев от страха, стоит Акулина. Она ничего не может поделать и только молит бога, чтобы немец прекратил издеваться и отпустил ребёнка. Их у неё трое. Один другого меньше. Вот за подол держится Жорик – средненький. Он только недавно начал ходить и тоже хочет есть. Поглядывает из-за мамкиной юбки голодным зверьком на эти клятые конфеты. А ещё там, в люльке, Толик. Грудничок истошно кричит, потому что вместо молока, которого нет, ему вставили в рот завязанную узелком тряпочку с малюсеньким кусочком хлеба. Нужно следить, чтобы старшие его не отобрали. Они постоянно отираются возле люльки, заглядывают и завидуют Толику, потому что у них хлеба нет.

Голод…. Он пришёл вместе с этими чернорубашечниками в кованых сапогах, чёрных касках, пилотках с черепами и свастикой. Тараканьей стаей скатились с холма в долину, рассыпались по дворам. Рёв мотоциклов и танков, чужеземная лающая речь, горящие хаты, автоматные очереди, виселицы с раскачивающимися телами, горы трупов, плачь и страдания.

– Ми приходит, чтобы спасат вас, слафянских сфиней, от большевикофф! – холёный офицер в чёрных лакированных сапогах и белых перчатках объясняет населению новый порядок. – Этти перчатка сделланы из кожа еврея, который не принял законы Великой Германия. Кто будет протиф, станет кожа для таких сапоги. Ферштейн?!

В её маленькой землянке поселился этот рыжий немец. Акулина с детьми перешла в сарай, где раньше обитали свиньи, козы и куры. «Спасатели» слопали их ещё в первые дни оккупации, не оставив ни кусочка. В огороде на остатках урожая разместилась тяжёлая техника. Тому, кто попытается вытащить из-под танковых гусениц давленую картошку или бурак грозит расстрел.

Голод…. Люди доели остатки того, что успели унести, схоронить от завоевателей. Потом перешли на кошек и собак. У Акулины не было кошки, а собаку рыжий квартирант пристрелил, как только вступил во двор. Лайка никак не могла смириться с тем, что вместо ушедшего на фронт Афанасия здесь будет править новый хозяин.

Голод…. У неё опухли ноги и руки. Окончательно обессилила, еле ходит, а детишки высохли – кожа да кости, и глаза в провалившихся глазницах. Жадно поглядывают в сторону хаты, откуда каждый вечер доносится пьяный балаган, звуки немецкой губной гармошки, запах жареной тушёнки с картошкой, звон полупустых бутылок.

Из запасов осталось несколько ржаных сухарей, горстка муки с крупой и… всё. Акулина прячет их подальше от детей, потому что те с голодухи съедят всё сразу. А нужно тянуть, чтобы хватило надолго. Не выдержала – под покровом ночи пошла на выжженное колхозное поле и нашла несколько хлебных колосков, нарвала лебеды. Добавит картофельных очисток, что выбросил на помойку немец, и сварит детишкам похлёбку. Впереди зима. Как жить дальше? Старшие днём разбредаются в поисках съестного. Кто что найдёт. Самый младшенький Толик день ото дня всё тише, уже почти не кричит, мяукает котёнком. Ему бы молока, но где его взять.

Голод…. Дети есть дети. Сколько мамка не наказывала, они всё же забрались в землянку, где раньше жили. Тихо сидят испуганными зверьками под кроватью и слушают. Над их головами храпит рыжий немец. Вернулся под утро уставший, развалился прямо в форме, не снимая сапог. Автомат и кинжал тут же. А ещё из кармана торчит та самая железная короба с конфетами. Такими цветными, ароматными и, наверное, вкусными. Истощенный детский организм требует сладости. Но Аллочка боится. Она сильно испугалась того блестящего кинжала и одноглазого дула чёрного автомата. От страха закрыла глазки ручонками, когда ещё ничего не смыслящий Жорик выполз из-под кровати и начал вытаскивать из кармана спящего немца круглую коробку…

Голод…. Конфеты были невероятно сладкие. Казалось, что таких они ещё никогда в жизни не ели. Акулина чуть не обмерла, когда увидела эту коробку. А когда очнулась, было уже поздно. Коробка оказалась пустой, а довольные дети облизывали липкие пальцы. Она похлёстывала по изнеможённым детским ручонкам тонкой хворостинкой, приговаривая: «Не сметь чужое воровать! Не сметь! Если немец узнает, всех нас застрелит!», а самой хотелось рыдать. Они не плакали, потому что им не было больно… 

 И всё же он убил их. Всех. Не сразу, постепенно, растянув казнь на годы и десятилетия.

Так и не встал из люльки грудничок Толик – обессилел и умер от голода. С войны не вернулся Афанасий. В «похоронке» значилось «пропавший без вести». Акулина не верила. Сама растила, воспитывала двоих детей, строила новый дом, таская на хрупких женских плечах кирпичи и цемент. Всё смотрела с надеждой вдаль, на дорогу, вглядывалась в каждого встречного незнакомца. А вдруг…

Ждала дни и ночи, годы и десятилетия, а когда «Красные следопыты» разыскали могилу и сообщили, что он погиб в 43-м под Смоленском, ослепла. Отшучивалась: «Дети выросли, уже внуки бегают, на кой мне глаза, если я своего Афанасия уже никогда не увижу».

Средненький Жорик всю жизнь безутешно искал вдали от родного дома лучшей жизни. Ему всё казалось, что чужое лучше, вкуснее, слаще... Аллочка часто кровила носом, даже когда сама стала матерью. Врачи разводили руками – следствие плохого питания в детстве. А каким оно могло быть, когда по детству прошлась гусеничным танком, кованым сапогом и голодом война. И ещё она всегда чего-то боялась, особенно, когда видела нож или оружие. Начинала невероятно волноваться, вспоминая того рыжего немца. Невыпущенная им тогда пуля всё же долетела до неё через полвека в виде смертельного инсульта при очередном волнении.

Голод…. Я держу в руках краюху чёрного хлеба. Вижу кинжал, дуло автомата, конфеты лампасе и вспоминаю всех вас, умерших, погибших, выживших. Склоняю голову. Вечная вам память.

Ваш внук, племянник, сын, соотечественник.

 

18 апреля 2013 г.

 

© Copyright: Андрей Феофанов, 2013

Регистрационный номер №0134801

от 3 мая 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0134801 выдан для произведения:

Рыжий немец устроил целое представление. В одной руке блестящий кинжал, в другой – круглая железная банка без крышки. Конфеты лампасе переливаются разноцветными камешками в лучах осеннего солнца. Скалясь, протягивает их светловолосой девчушке: «Битте!». Худенькие ручонки жадно тянутся за сладким, но в этот момент к измученному голодом личику подносится кинжал, готовый в любую секунду отсечь всё, что прикоснётся к имуществу завоевателя. Аллочка испуганно одёргивает ручки. По чумазым щёчкам стекают слёзки. Ей очень хочется сладкого. Но перед глазами кинжал и дуло чёрного автомата.

Всё повторяется: она тянется к конфетам, он – машет у её лица кинжалом и приставляет к виску автомат. Палец на курке. Достаточно только нажать. Его друзья по оружию дико ржут, вопят от удовольствия. Рядом, обомлев от страха, стоит Акулина. Она ничего не может поделать и только молит бога, чтобы немец прекратил издеваться и отпустил ребёнка. Их у неё трое. Один другого меньше. Вот за подол держится Жорик – средненький. Он только недавно начал ходить и тоже хочет есть. Поглядывает из-за мамкиной юбки голодным зверьком на эти клятые конфеты. А ещё там, в люльке, Толик. Грудничок истошно кричит, потому что вместо молока, которого нет, ему вставили в рот завязанную узелком тряпочку с малюсеньким кусочком хлеба. Нужно следить, чтобы старшие его не отобрали. Они постоянно отираются возле люльки, заглядывают и завидуют Толику, потому что у них хлеба нет.

Голод…. Он пришёл вместе с этими чернорубашечниками в кованых сапогах, чёрных касках, пилотках с черепами и свастикой. Тараканьей стаей скатились с холма в долину, рассыпались по дворам. Рёв мотоциклов и танков, чужеземная лающая речь, горящие хаты, автоматные очереди, виселицы с раскачивающимися телами, горы трупов, плачь и страдания.

– Ми приходит, чтобы спасат вас, слафянских сфиней, от большевикофф! – холёный офицер в чёрных лакированных сапогах и белых перчатках объясняет населению новый порядок. – Этти перчатка сделланы из кожа еврея, который не принял законы Великой Германия. Кто будет протиф, станет кожа для таких сапоги. Ферштейн?!

В её маленькой землянке поселился этот рыжий немец. Акулина с детьми перешла в сарай, где раньше обитали свиньи, козы и куры. «Спасатели» слопали их ещё в первые дни оккупации, не оставив ни кусочка. В огороде на остатках урожая разместилась тяжёлая техника. Тому, кто попытается вытащить из-под танковых гусениц давленую картошку или бурак грозит расстрел.

Голод…. Люди доели остатки того, что успели унести, схоронить от завоевателей. Потом перешли на кошек и собак. У Акулины не было кошки, а собаку рыжий квартирант пристрелил, как только вступил во двор. Лайка никак не могла смириться с тем, что вместо ушедшего на фронт Афанасия здесь будет править новый хозяин.

Голод…. У неё опухли ноги и руки. Окончательно обессилила, еле ходит, а детишки высохли – кожа да кости, и глаза в провалившихся глазницах. Жадно поглядывают в сторону хаты, откуда каждый вечер доносится пьяный балаган, звуки немецкой губной гармошки, запах жареной тушёнки с картошкой, звон полупустых бутылок.

Из запасов осталось несколько ржаных сухарей, горстка муки с крупой и… всё. Акулина прячет их подальше от детей, потому что те с голодухи съедят всё сразу. А нужно тянуть, чтобы хватило надолго. Не выдержала – под покровом ночи пошла на выжженное колхозное поле и нашла несколько хлебных колосков, нарвала лебеды. Добавит картофельных очисток, что выбросил на помойку немец, и сварит детишкам похлёбку. Впереди зима. Как жить дальше? Старшие днём разбредаются в поисках съестного. Кто что найдёт. Самый младшенький Толик день ото дня всё тише, уже почти не кричит, мяукает котёнком. Ему бы молока, но где его взять.

Голод…. Дети есть дети. Сколько мамка не наказывала, они всё же забрались в землянку, где раньше жили. Тихо сидят испуганными зверьками под кроватью и слушают. Над их головами храпит рыжий немец. Вернулся под утро уставший, развалился прямо в форме, не снимая сапог. Автомат и кинжал тут же. А ещё из кармана торчит та самая железная короба с конфетами. Такими цветными, ароматными и, наверное, вкусными. Истощенный детский организм требует сладости. Но Аллочка боится. Она сильно испугалась того блестящего кинжала и одноглазого дула чёрного автомата. От страха закрыла глазки ручонками, когда ещё ничего не смыслящий Жорик выполз из-под кровати и начал вытаскивать из кармана спящего немца круглую коробку…

Голод…. Конфеты были невероятно сладкие. Казалось, что таких они ещё никогда в жизни не ели. Акулина чуть не обмерла, когда увидела эту коробку. А когда очнулась, было уже поздно. Коробка оказалась пустой, а довольные дети облизывали липкие пальцы. Она похлёстывала по изнеможённым детским ручонкам тонкой хворостинкой, приговаривая: «Не сметь чужое воровать! Не сметь! Если немец узнает, всех нас застрелит!», а самой хотелось рыдать. Они не плакали, потому что им не было больно… 

 И всё же он убил их. Всех. Не сразу, постепенно, растянув казнь на годы и десятилетия.

Так и не встал из люльки грудничок Толик – обессилел и умер от голода. С войны не вернулся Афанасий. В «похоронке» значилось «пропавший без вести». Акулина не верила. Сама растила, воспитывала двоих детей, строила новый дом, таская на хрупких женских плечах кирпичи и цемент. Всё смотрела с надеждой вдаль, на дорогу, вглядывалась в каждого встречного незнакомца. А вдруг…

Ждала дни и ночи, годы и десятилетия, а когда «Красные следопыты» разыскали могилу и сообщили, что он погиб в 43-м под Смоленском, ослепла. Отшучивалась: «Дети выросли, уже внуки бегают, на кой мне глаза, если я своего Афанасия уже никогда не увижу».

Средненький Жорик всю жизнь безутешно искал вдали от родного дома лучшей жизни. Ему всё казалось, что чужое лучше, вкуснее, слаще... Аллочка часто кровила носом, даже когда сама стала матерью. Врачи разводили руками – следствие плохого питания в детстве. А каким оно могло быть, когда по детству прошлась гусеничным танком, кованым сапогом и голодом война. И ещё она всегда чего-то боялась, особенно, когда видела нож или оружие. Начинала невероятно волноваться, вспоминая того рыжего немца. Невыпущенная им тогда пуля всё же долетела до неё через полвека в виде смертельного инсульта при очередном волнении.

Голод…. Я держу в руках краюху чёрного хлеба. Вижу кинжал, дуло автомата, конфеты лампасе и вспоминаю всех вас, умерших, погибших, выживших. Склоняю голову. Вечная вам память.

Ваш внук, племянник, сын, соотечественник.

 

18 апреля 2013 г.

 

 
Рейтинг: +6 803 просмотра
Комментарии (4)
Денис Маркелов # 12 мая 2013 в 21:47 +2

Правдивый рассказ. Драматическая документалистика

Ольга Постникова # 14 мая 2013 в 22:57 +2
Конфеты назывались монпансье.
Мария Гондаревская # 17 мая 2013 в 21:36 +2

Тяжелое было время!Спасибо!
Нина Лащ # 14 июня 2013 в 00:27 0
Спасибо за рассказ. Мы должны знать о страшной правде военных лет.