Вестовой капитана Рудова по имени Хуан.

[Скрыть] Регистрационный номер 0266406 выдан для произведения: Вестовой капитана Рудова по имени Хуан.







Капитан Рудов был молодым и везучим...

Уже на второй год капитанства на малюсеньком танкеришке под названием «Волгонефть, ему предложили «уйти под чужой флаг». Это означало, что он, во-первых, будет командовать судном, несравнимым с жалкой «Волгонефтью», во-вторых, новая зарплата превысит прежнюю в три раза , а, в-третьих, и это самое главное, он сможет увидеть весь мир, о чем мечтал с раннего детства...

Правда, еще два года ему пришлось побыть стажером капитана танкера одной из судоходной компаний, занимавшейся перевозкой нефти из России, но зато этот танкер был образцом современного торгового флота, о чем Рудов и мечтать никогда не смел...

На третий год он взошел на его мостик, и никто из команды не посмел бы сказать, что это было незаслуженно...

А команда танкера была настолько разномастной, что такого единства мнений Рудов мог добиться, только обладая высокими человеческими и профессиональными качествами.

Во первых, национальный состав экипажа. Офицеры были сплошь европейцами: греки, хорваты, португальцы и русские. Рядовой состав составляли, наоборот, выходцы из азиатских стран: Филиппин, Индии и Шри-Ланки.

Еще будучи стажером, Рудов часто наблюдал конфликты, основанные на разнице характеров этих двух групп людей. И вынужден был, как будущий капитан, вмешиваться в них …

Например, он считал филиппинцев лучшими матросами на судне. Они были исполнительны и аккуратны и выполняли все команды беспрекословно. Но перед этим им надо было подумать, чтобы понять, что от них требуют. На раздумье уходило какое-то время и это раздражало его старших коллег. Команда повторялась на более высоких тонах и это приводило филиппинцев к еще более глубокому раздумью и даже к растерянности.

И тогда стажер капитана Рудов старался показать своим примером, как офицерам надо обращаться с подчиненными. Стоило матросу чуть задуматься, он улыбался ему и говорил: «Еasy, Jack, easy!» , ибо давно заметил, что это была самая расхожая фраза среди самих филиппинцев, когда они они оказывались в затруднительном положении или видели, что в беду попал кто-либо из членов экипажа .

Впервые он услышал ее, когда поднимался на борт своего нового судна. Это происходило на рейде, море было неспокойным, и капитан по рации сообщил, что с катера, доставившего его на рейд, ему придется взбираться по штормтрапу.

Катер с трудом пришвартовался к борту танкера, Рудов взглянул вверх и ему, уже довольно опытному моряку или, скажем так, отнюдь не салаге, стало страшновато. Веревочная лестница, называемая у моряков штормтрапом, уходила, как ему показалось, прямо в небо. Почему-то сразу припомнился фильм о бароне Мюнхгаузене, поднимающемся по такой лестнице в бесконечность. Но раздумывать было некогда, так как за его спиной капитан катера орал о том, что его утлое суденышко сейчас расшибет об эту махину.

И он полез, стараясь не смотреть ни вверх, на высокое голубое небо, ни вниз, на зеленые волны с белым хищным оскалом. Он видел перед собой только ржавый борт корабля, и ему в голову пришла смешная мысль: «Как только стану капитаном, прикажу покрасить».

И вот тут он услышал сверху эти слова, громко произнесенные с каким-то странным акцентом, похожим на птичий щебет: «Easy, master, easy!” Он поднял голову и увидел на фоне голубого неба улыбающееся желтое лицо с веселыми раскосыми глазами. Рудов понял, что кричавший просит его не спешить и не волноваться и от этого ему стало легче. Он даже успел подумать, откуда этот матрос смог узнать, что по трапу взбирается будущий капитан этого судна. Затем он увидел перед собой уйму маленьких смуглых рук, они подхватили его и буквально выдернули на палубу.

Там его окружили невысокие тщедушные люди в голубой застиранной униформе, все сплошь с веселыми улыбками на лицах, щебетавшие о чем-то на странном английском языке, который он понимал с большим трудом. Кто-то из них поправлял на его голове форменную фуражку, кто-то пытался стереть с белого парадного кителя следы ржавчины, кто-то протягивал ему бутылочку с минеральной водой.

Сначала Рудов растерялся от таких многочисленных знаков внимания, но потом ему стало тоже весело, и он широко, по-русски, улыбнулся этому жизнерадостному народу и принялся пожимать им руки. Матросы загалдели еще громче и стали называть себя по именам, которые запомнить сразу было невозможно. Но тут появился вахтенный помощник, и они рассыпались мгновенно кто куда.

Таково было первое знакомство капитана Рудова с той частью экипажа, которую почти все на судне называло «филипками».

Надо сказать, что все попытки устранить конфликты между офицерами и матросами — филиппинцами во время его стажерства оказались тщетными, и Рудов с нетерпением ожидал, когда он станет полноправным капитаном, чтобы употребить для этого свою власть.

И вот, наконец, этот момент наступил...

Рано утром ясного летнего дня, при полном штиле, он поднялся на мостик и занял свое законное место рядом с рулевым.

Старший помощник, тоже русский, взял под козырек и сказал:

- Поздравляю Вас, Алексей Петрович, со вступлением в должность капитана.

Он впервые назвал его на «Вы» и по имени-отчеству, и Рудову стало приятно и... грустно... Ему нравилось, когда его уважали, но в то же время, он ощутил в душе какой-то холодок от того, что теперь на судне у него не будет друзей, которые называли его просто Лешей и заходили к нему в каюту выпить по бутылке холодного пива.

Он хорошо помнил свое намерение навести порядок во взаимоотношениях командирского состава с филиппинцам и другими матросами азиатского происхождения, и на первом же совещании потребовал, чтобы офицеры прекратили называть всех матросов поголовно «Джеками» и потрудились хотя бы заглянуть в судовую роль и узнать их имена.

Его требование встретили холодно, а один из греков — механиков даже признался, что у него плохая память на азиатские имена.

- А у меня - на греческие, - сухо заметил Рудов. - И, тем не менее, я ни разу не назвал Вас «Джеком».

Все дружелюбно рассмеялись, и капитан понял, что дело сдвинулось с мертвой точки.

Честно сказать, филиппинцы были очень удивлены, когда их стали называть по именам, и какое-то время даже находились в какой-то растерянности, что стало еще больше затруднять работу с ними. Но вскоре эта растерянность исчезла, и конфликты, которые так донимали Рудова, почти прекратились.

Неожиданно он узнал, что ему по штату полагается вестовой. Когда он спросил у старпома, почему его не было у прежнего капитана, тот объяснил, что с ним ходила в рейсы его жена, оформленная на судне как помощник кока. Она и заботилась об одежде капитана и порядке в его каюте.

Вестового себе Рудов искал долго, но потом его выбор остановился опять-таки на филиппинце по имени Хуан. Впрочем, при знакомстве тот сказал, что истинно филиппинское имя его Дату, что означает «сильный».

Как и все филиппинцы, Хуан был невысокого роста и совсем не могучего телосложения, но Рудов не раз наблюдал, как он работал на палубе при шланговке, и убедился, что это имя было дано ему на зря.

К своим обязанностям вестового при капитане Хуан приступил весьма своеобразно. Он пришел в каюту Рудова утром, когда тот еще валялся в постели, поставил на стол маленькую чашечку ароматного кофе, баночку меда и тарелочку с тонко нарезанным лимоном.

- Это Ваш первый завтрак, капитан, - сказал он на своем птичьем английском языке. - Если вы даже не будете есть весь день, этого Вам хватит, чтобы быть в порядке на мостике.

После завтрака , когда Рудов уже собирался идти на вахту, он вновь появился в каюте.

- Вы разрешите мне осмотреть ваш гардероб? - спросил он, одновременно снимая с плеча капитана незаметную пылинку.

- Конечно, - ответил Рудов. - Вы теперь мой вестовой и можете заниматься моим хозяйством, не спрашивая разрешения. Единственно, о чем я хотел попросить, это не трогать бумаги у меня на столе. Документы - это моя головная боль.

- … от которой еще не придумали лекарства, - неожиданно добавил Хуан и, не обращая внимания на удивленный взгляд капитана, пораженного мудрой сентенцией своего вестового, открыл шкаф для белья и одежды.

Он достал оттуда парадный костюм капитана и долго осматривал его, держа на вытянутых руках, потом внезапно бросил его на пол и сказал, не ожидая возражений:

- Это вы носить не будете. Внизу на брюках бахрома, под мышками пожелтело, да и нашивки менять надо. А это знаете, какое муторное дело: перешивать все эти тонкие блестящие штучки. Через неделю придем в Салоники, я закажу вам новую капитанскую форму у моего друга Дукакиса. Он был боцманом на танкере «Сан-Себастьян», на котором я плавал три года.

Честно сказать, Рудову было жаль свой старый парадный костюм, который он шил еще в Петербурге после окончания училища имени Макарова. Но он понял, что теперь для него наступила новая жизнь: капитанство на огромном танкере, дальние плавания и... вестовой, который лучше знает, что следует носить капитану.

Ревизия его белья и одежды длилась долго и в глубокой задумчивости, в результате чего на полу образовалась огромная куча и того, и другого, непригодного, по мнению вестового, для дальнейшего использования. Первую ночь после этого Рудов впервые провел на накрахмаленных белоснежных простынях под одеялом из верблюжьей шерсти. Где Хуан взял это, осталось тайной за семью печатями.

Следующее новшество, введенное вестовым в каюте капитана, развеселило Рудова до слез и, в то же время, поразило своей необычной убедительностью и разумностью.

Однажды, вернувшись с мостика, он увидел на столике вместо таблички с призывом не курить, на которую обычно никто не обращал внимания, следующий опус на английском языке:

«Я очень люблю заниматься сексом, но никогда не делаю это в чужом офисе в присутствии персонала. Я знаю, что вы не можете обойтись без курения, но заниматься этим в мой каюте в присутствии некурящих так же безнравственно, как и сексом».

Когда Хуан принес ему ужин, Рудов все еще стоял у стола с табличкой в руке и смеялся... Вестовой скупо улыбнулся и водрузил табличку на место.

- Вот увидите, капитан, теперь в вашей каюте будут курить меньше, - сказал он. - Я это точно знаю, потому что такое объявление было на столе у капитана Мигеля Десоуза, очень мудрого филиппинца, который сделал из меня настоящего моряка.

На первой же комиссии по открытию границы в российском порту, он заметил, что табличка привлекла внимание всех присутствовавших, но, естественно, смысл ее не понял никто, кроме морского агента. Когда агент перевел ее, в каюте еще долго звучал смех, и все члены комиссии: пограничники, таможенник и даже санитарный врач — молодая девушка с наивными голубыми глазами — бросились переписывать этот необычный призыв не курить в каюте.

Еще одной неожиданностью для Рудова явилось то, что Хуан начал изучать русский язык.

Однажды утром он вошел в каюту и сказал почти по слогам:

- Здравствуйте! Как спалось?

На то, что капитан несказанно удивился этому пассажу, он не обратил никакого внимания и добавил:

- Сегодня погода ни к черту...

Потом Рудов заметил за поясом у вестового тоненькую книжечку, которые когда-то издавались для детей младшего школьного возраста. На замызганной обложке он с трудом прочел ее автора и название: Лев Толстой, «Акула».

- Нравится читать по-русски? - спросил он.

- Нравится, - ответил тот, почесывая в затылке. - Только трудно очень.

Тогда Рудов не знал, что это увлечение Хуана русским языком сыграет важную роль в очень трудную для него минуту...

... Они пришли в один из российских южных портов перед самым Новым годом. Хуан установил в каюте капитана маленькую елочку и сказал по русски:

- Это будет приятно для ваш люди, который придет открывать граница. И они все будет добрые. Я нальет им виски «White Horse», и они будет танцевать кругом новогодний дерево.

Но танцевать не пришлось...

Сразу после подписания всех документов по открытию границы танкеру «Purple Star» в каюте капитана задержался таможенник. Это был молодой человек, приблизительно того же возраста , что и Рудов. Видимо, это и подвигло его сразу обратиться к капитану на «ты».

- Знаешь у меня для тебя есть интересное предложение, - сказал он, небрежно развалясь в кресле и доставая из кармана сигарету.

При этом его бесцветные мышиные глазки постоянно бегали по углам каюты, словно выискивая затаившегося там доносчика. Он закурил, выжидая реакции Рудова на его слова, но тот молчал .

- В твоих я документах есть заявка на бункеровку танкера дизельным топливом, - чуть раздраженно продолжил таможенник. - Для перехода в порт разгрузки тебе надо сто тонн солярки. Я поработаю с компанией, которая занимается этим, и они заправят тебе быстро и без проблем. Но я хотел бы, чтобы ты вместо ста тонн взял восемьдесят. Хотя в документах будет указана цифра сто. Ты меня, я надеюсь, понял.

- Разумеется, понял, - спокойно ответил Рудов. - Но в твоем предложении я не вижу, ничего, как ты выразился, интересного.

Таможенник снисходительно улыбнулся и шумно выдохнул клуб табачного дыма:

- А твой интерес состоит в том, что ты не будешь иметь никаких проблем при закрытии границы и спокойно встретишь Новый год на земле обетованной. Вы ведь идете в Ашкелон, как мне известно....

- А если я этого не сделаю?

Таможенник повеселел еще больше, издав глухой звук наподобие смеха:

- Сразу видно, что ты молодой капитан.... Я всегда смогу найти на судне столько нарушений таможенного законодательства, что ты заторчишь здесь на рейде на очень длительное время. А твой судовладелец тебя за простой судна по головке не погладит. В то же время заплатить за лишних двадцать тонн солярки ему ничего не стоит. Ты ведь не будешь рассчитываться за нее из своего кармана?

-Я подумаю, - ответил Рудов и встал, показывая, что их «деловой» разговор окончен.

- Подумай, - разрешил ему таможенник, - и позвони мне на мобилу. Коротко: «Согласен» или «Не согласен».

Он ушел, а Рудов погрузился в тяжелое раздумье... С такой ситуацией он встретился впервые, хотя и был наслышан о коррупции в портах России. Зато он знал не понаслышке, что перед большими праздниками, особенно в канун Нового года, российские взяточники становятся особенно наглыми: они хотят как можно лучше отметить торжественную дату да и начальству надо преподнести щедрый гешефт, дабы не полететь с насиженного места, где можно изрядно поживиться.

Он понимал, что убыток его компании будет действительно невелик, но в нем бунтовало самолюбие честного человека и чувство справедливости: какой-то хлыщ с золотыми погонами потребовал у него взятку, и он ничего не может сделать, чтобы избежать этого позорного для себя действия.

Неожиданно из соседнего с кабинетом помещения, где у него была спальня, вышел... Хуан. В руках у него была швабра и мусорное ведро.

Он остановился у стола, посмотрел на сгорбившегося капитана и глухо сказал:

- Это плохой люди... Очень плохой люди...

- Ты подслушивал? - возмутился Рудов.

- Я не подслушивал, - спокойно ответил вестовой. - Я слушал. И все понимал. Почему он так говорил? У них нет полиция?

Это «у них» больно кольнуло Рудова. Хуан сказал так, словно уже не считал его гражданином России.

- У нас есть полиция, - твердо ответил он. - Но я не смогу доказать, что с меня требовали взятку. У меня нет свидетелей.

- А я?

Рудов усмехнулся:

- Ты, Хуан, не в счет. Ты мой вестовой, и я мог оказать на тебя давление. К тому же, одного свидетеля недостаточно. Надо, как минимум, два.

Неожиданно Хуан присел за стол и почему-то начал рассказывать про себя.

Оказалось, что когда-то он был капитаном парома, ходившего между филиппинскими островами. Но паром был старый, часто простаивал в ремонте, и его хозяин платил Хуану нищенскую зарплату. А у того была очень большая семья, которую надо было кормить, и он ушел «под чужой флаг». Уже матросом.

- Я знаю, что такое капитана, - грустно говорил он, вспоминая, видимо, свои мытарства. - Нам надо много думать, чтобы этот плохой люди не брал наш солярка. Но пока ты скажи ему, что хорошо...

Рудову понравилось, что Хуан сказал эти два слова: «нам» и «наш». И, несмотря на все капитанские амбиции, на душе у него стало спокойно от этой дружеской поддержки.

Он набрал номер мобильного телефона таможенника и сказал всего одно слово: «Согласен».

Бункеровщик пришел под вечер, за два часа до назначенной комиссии по закрытию границы. Как только он пришвартовался к борту танкера, в каюту ворвался Хуан.

- Капитана, - возбужденно выпалил он, - дай мне три бутылки самый хороший виски! Я буду ходить в гости к русский моряк.

Рудов понял, что вестовой что-то придумал, но ни о чем его расспрашивать не стал. Он молча достал из бара три бутылки самого дорогого на судне виски «John Walker» и вручил их Хуану. Тот тут же умчался, а Рудов стал готовить документы к комиссии.

Затем старший механик Нарзиев принес ему акт о приемке топлива, и он подписал его, не глядя. Но когда стармех уже собрался уходить, Рудов спросил его:

- Так сколько тонн солярки мы взяли на борт?

- Там же написано: сто тонн! - удивился стармех.

- Это по факту или по бумагам?

Теперь Нарзиев обиделся:

- Когда я вас обманывал, Алексей Петрович? Можете собрать комиссию и замерить.

- Извините, Рустам Муслимович, - виновато сказал Рудов. - Просто я знаю, что бункеровщики часто мухлюют с замерами, потому и спросил.

Он вышел на палубу... Холодное зимнее солнце уже скрывалось за серой пеленой моря. Бункеровщик еще стоял у борта. Оттуда доносилась разудалая песня о Стеньке Разине...

Во время комиссии Рудов выжидал: если сейчас таможенник начнет досмотр судна, начиная с машинного отделения и заканчивая каютами членов экипажа, это значит, он узнал, что топливо взято на борт полностью. Но тот вольготно сидел за столом, подписывал бумаги, одновременно потягивая пиво. Когда все формальности были исполнены, Рудов вручил членам комиссии в качестве новогоднего подарка по бутылке виски и блоку сигарет «Мальборо», и они тепло распрощались с ним.

Он уже собрался подняться на мостик и отдать команду поднимать якоря, когда в каюту вошел Хуан. Он был изрядно навеселе и, видимо, поэтому был не в состоянии говорить по-русски.

- It's done, Master. Everything is OK. - сказал он заплетающимся языком. - I'm sorry but I'll go to bed now. (Дело сделано, капитан. Все в порядке. Извините, но теперь я иду спать).

Проходя Босфор, Рудов отправил сообщение на мобильный телефон таможенника Попова:

«ПОЗДРАВЛЯЮ РОССИЙСКИХ ТАМОЖЕННИКОВ С НОВЫМ ГОДОМ! НО ЗА ДЕРЖАВУ ВСЕ-ТАКИ ОБИДНО».