Марфутка и Ванечка
25 июня 2017 -
Влад Устимов
Сказка — это когда женился на лягушке,
а она оказалась царевной.
А быль — когда наоборот
(Ф.Раневская)
а она оказалась царевной.
А быль — когда наоборот
(Ф.Раневская)
Широка и благодатна нива славной земли ставропольской! Есть где разгуляться здесь, на раздолье, добрым молодцам, богатырям доблестным.
На полях спелых урожая изобилие. Гуляют по ним волны гладкие, блестят на ясном солнышке под вольным ветром степным. Рожь – пшеница тяжело колосится.
Жил – был в тех краях богатых Иван, крестьянский сын, бравый комбайнёр.
Работящ и не ленив, да одним лишь обижен судьбой – мало было у него ума.
Приглядел он как-то себе девушку. Была она смышлёная, да дюже хваткая. С виду вроде бы не особливо казистая, да больно уж деловая и шустрая. Глазёнками своими так и сверкает, словно угольками. И столько в них задору неуёмного! Полюбилась она Ване очень. Прикипел он к молодушке всей душой – спасу нет. Вот и надумал паренёк на ней жениться. А что? Дело это доброе. Верно же говорят: «Мужик без бабы – почитай, сирота».
А невеста-то оказалась девка не промах. Ещё не успели свадьбу отгулять, как принялась она из суженого своего чисто верёвки вить. Да, при том, сама она по хозяйству не больно-то суетилась. Всё бы ей наряды яркие справлять, да мониста блестящие примерять.
Бывало, придёт Иван с поля, спросит:
- Что у нас сегодня на ужин, голубушка?
А Марфа ему в ответ:
– Я устала.
Так и повелось.
Отучить бы Ване её вовремя от этих вывертов, да всё как-то не досуг. Худо, знать, любил, коли не лупил!
Жена же в то время всё по-своему гнёт. Мол: «Накажу, да приласкаю».
Тут глядишь, капризы у неё пошли, да прихоти разные.
- Мало мне жить - не тужить, хлеб жевать, да кваском запивать. Не всем же землю пахать, надо кому-то и народ пасти и мимо рта не пронести! Переметнись-ка ты, милый мой Ванечка, из холопов в господское сословие. Следишь за моими соображениями?
Смотрел комбайнёр, на свою бойкую супружницу, разинув рот и диву давался. Трудное дело – бабу переспорить, особливо, ежели такая продувная бестия в жёны попалась. Видать, поэтому он с ней всё чаще соглашался. А она судила по-своему: «Какой толк перечить мужику, коли он завсегда не прав? Понукать им надобно и все дела. Стоять на своём, да держать его в ежовых рукавицах».
- Ну как, слабо будет исполнить моё желание заветное?
Делать нечего, пришлось мужу и в этот раз Марфутку слушаться.
А ей только того и надобно. Экая сила окаянная у этакой серой мышки обнаружилась. И всё-то у неё складно получалось. Что ни задумает – всё муженёк ейный аккурат исполняет. Как по писаному.
Совсем малое время миновало, как протрубили глашатаи на городской площади высочайший указ: «Не выищется ли такой человек, который взялся бы за должность губернатора»?
Вот и надоумила лукавая Марфутка своего Ванечку ненаглядного на это дело.
Всё опять получилось по-ейному. Тютелька в тютельку. Муженёк исхитрился, напыжился, да и барином устроился. Вот уж она и дама знатная.
И всё Марфутке нашей прилюдного обожания, почёта громкого подавай. Шибко нравилось, коли все вокруг ей в пояс кланялись. Да ведь слава-то обыкновенно более слепит, нежели светит. Так что вещь это коварная.
А жадная, у-у, жуть! Она даже рот кошельком делала. Особливо когда деньги считала.
Приучила она муженька исполнять все прихоти, чтобы слушал он её не перебивая и даже малой поперечки ей от него не было.
А он и рад был стараться, не мог на жену налюбоваться, умилялся ей, да ловил каждое движение её чёрных бровей.
Супруге же, как водится, всегда чего-то не хватает. То ремонт нужен, то ей целое царство подавай, то все блага мира.
Так оно и вышло. Дальше – больше. Размечталась Марфа, нет от неё ни отдыха, ни покоя бедному губернатору: «Хочу быть самою царицею и всем нашим громадным государством через тебя владеть!».
Прошло еще некоторое время. Где правдами, где – неправдами, но исполнил Иван и эту волю своей супруги драгоценной. Много всякого пришлось испытать ему на своём пути. Однако, добился того что Марфа требовала. Тут уж распушился, да расхвастался муженёк. Обрадовался, что стал, наконец, он царём, а она – царицей. Думал он, что уж теперь-то угомонится неуёмная баба.
Вроде бы всё стало ладно. Муж на виду, человек публичный, и власть вся при нём. Правь царством-государством, да радуйся! Чего ещё надобно? Ан, не тут-то было! Марфутке и этого мало. Она опять за старое: «Желаю я полную халяву, типа скатерки-самовёртки и ковёр-самолёт самоличный в придачу, чтоб куды хочу, туды сей же миг и лечу». А он давно уж смекнул, что с нею спорить пустое дело, лучше сразу мёртвым притвориться.
Каждый божий день что-то новое замышляет. А то, бывалычи, целую ноченьку тёмную проворожит, но своего добьётся. К тому же преуспела государыня в искусстве мнимого изумления и прочих лицемерных разновидностей. Знамо дело: ночная кукушка всех перекукует. А наутро муженёк всё как ей надобно на весь белый свет и прокукарекает.
Как-то раз отправилось семейство государево путешествовать по миру. Надо же на людей посмотреть, да и себя показать. Дескать - и мы не лыком шиты.
Обрадовались тут короли да принцы, правители заморские, змия поганого, злодея лютого, не к ночи будь помянут, прислужники. Стали они наших простофиль завлекать в ловушки разные.
Катали чету царскую на кораблях богатых, пушками увешанных, по морю синему, Средиземскому. Развлекали искусно в палатах чудных, белокаменных на славном Мальте-острове, прельщали садами, фонтанами, да каменьями самоцветными.
Заболтали Ванюшку да Марфутку до беспамятства злыдни иноземные, вражью власть придержащие, речами сладкими, елейными, да посулами великими. Диву давались гости высокие угощеньям разным неслыханным и богатым подаркам, диковинным, доселе невиданным. Ослеплённый блеском мишуры придворной, одурманенный волшебством позолоты обманчивой, царь и вовсе голову потерял, глядючи, как супруга его дражайшая в почёте и похвалах льстивых, словно жемчуг в пене морской купалась. Так вся счастьем и светилась. Дрогнуло у государя нашего сердце доброе, отзывчивое. Откликнулось оно на искусы привлекательные и соблазны заветные. Уж так хотелось самодержцу простодушному, чтобы царство его не последним среди прочих почиталось, с соседями в мире жило, да и впредь процветало. Желал он победить в себе суеверия отсталые, покончить со всеми ссорами да баталиями на белом свете и тем прославить имя своё на веки вечные. И чтобы царица, его любезная Марфушка, на него, добродетеля великого, любовалась, не нарадовалась.
Уж как тут возликовали хозяева льстивые, да хитромудрые. Почуяли они, что духом человечьим запахло. И было Ванечке нашему невдомёк, что, ежели вокруг тебя все улыбаются ласково, значит, чего-то ты не ведаешь…
Видно, была это не доброта его сердешная вовсе, а морок какой-то, размягчение рассудка, заколдованного чарами злокозненными.
Вот позвал тут Иван своего генерала главного да принялся ему на ушко что-то с жаром нашёптывать.
Тот враз так в лице и переменился. Покраснел, словно рак в котле. И глаза у него как у того рака выпучились. Онемел он от удивления. А как оправился, то собрался с духом и взмолился дурным голосом:
- Отдать казну да войско правителям инородным? Ваше величество, родименький, да где же это слыхано? Нам на них глядеть нечего: похвальные-то речи завсегда гнилы. Ведь они обманывают, да хитростью добро у нас выманивают, а самые правды вовек не выскажут. Известное дело, народ этот такой, вовсе ненадёжный. Прихвостни они чудо-юдовы. У них и без нас злата-серебра, да и воинства могучего видимо-невидимо.
- Экой ты баян! Как посмел, холоп, мне, господину твоему, богом данному, слово поперёк молвить? У страха глаза велики, чего нет, и то видит. Не лезь, куда не след!
Тут пал генерал ниц, в ножки государевы.
- Помилуй, царь-батюшка, не погуби, отец родной! Али ты в своём уме? Пошто затеял ты лишиться и земли своей великой и власти могучей? За понюшку табаку ведь всё потеряешь, вот те крест! Не верь ты ихней кривде-то. Надуют они тебя, как пить дать кинут, вокруг пальца обведут, ироды окаянные. Всё же у них творится колдовством, да обманом. Подумай, что про тебя скажут потомки!
- Потомки сидят в котомке! Я ему брито, а он – стрижено! Пошёл прочь со своими калядками! Моё слово царское – закон, а уж коли сама государыня свою волю молвит – сей же миг приказ её исполнен быть должон. Переделать наше царство-государство по-новому! По-модному. Вон, как у них, за морем, всё устроено лепотно. Чтоб и в нашей земле сей же час - также было. Ступай, действуй! Да поживей! Одна нога здесь, другая там! Неча мне с тобой тут лясы точить.
- Батюшки светы! Не иначе, как бес попутал императора нашего! Новая метла по-новому метёт, а как сломается – за плетнём валяется! Что-то теперь с нами приключиться изволит? Кабы знать, да куда там! Ажно я пророк? Сие нынче никому не ведомо. Разве, токмо лазутчикам змиевым. Но мне-то, однако, каково! С царём, ведь, не поспоришь, коли своя жизнь дорога. Я же, верный пёс государев, своё место знать должон. Собака, хоть и всё понимает, но лучше ей молчать. Опять же, поди, там докажи, что не верблюд, ввек не отчистишься от срама энтого. Ох, пропала моя головушка. Жалко её, да родимую сторонушку во сто крат жальче! Снова отечество наше в напасти. Вот беда, так беда. Караул!
Так ли, иначе, а не послушался царь совета мудрого. Отдал всё ворогам коварным своими же ручками холёными, от труда крестьянского отвыкшими. А кончил он и вовсе бесславно. Как водится: скажешь неправду – сгинешь. Так оно и вышло.
Лишился Иван и звания былого своего высокого и государства некогда великого и могучего. При том, радовался он всему постыдству этому, им же содеянному, словно дитё малое, неразумное. Будто ни в чём ни бывал. Подписал грамоту подложную да скрепил печатью твёрдокаменной. А потом через это и сам в опалу впал.
Ох уж и испытала лиха родимая сторонушка, хлебнул в ту пору народец наш горя горького с избытком. Тяжело было по-перву с непривычки, однако, делать нечего, жить-то надо. Кто как мог, приноровился. Но не все, однако.
Людишки у нас терпеливые, да равнодушные, нерасторопные, да шибко тёмные. Сплошь у них - лень да дурость, зависть, да хмель. Да и с трудолюбием иной раз беда: что ни работник - то балда. Сроду путного ничего не выходит. А потом репу чешут, думы думают: что делать, да кто виноват?
А, впрочем, и правители не сказать, чтоб подарок. Наш-то подкаблучник - вон чего отчебучил! Недаром говорят, что ежели один дурень натворит делов – так и сотня умников не сразу выправит.
Кинули клич, кто бы выручил от козней змия вероломного. Близко ли, далеко ли, нашёлся один, вызвался добрый молодец. Сам с ноготь, борода с локоть. Помчались гонцы во все концы. Стало мало-помалу собираться новое воинство оборонять отечество сердцу нашему милое. Благо, что меч-кладенец сберегли в сохранности. И вновь встала на рубежах наших рать крепкая, как во времена добрые. Бдит она зорко: не крадутся ли тихо вороги лихие. Главный их змий огнём полыхнуть на нас опасается. Да и сами мы не боимся уж ныне страшилок их жалких, да придумок нелепых.
Верно, ведь сказано: вся сила в правде, а правда-то завсегда за нами! На нашей стороне она, родимая. Как не крути. Посколь нету в нас никакого злого умысла. Добро завсегда одолеет злобу чёрную. Нам чужой земли не надобно, но и своей не отдадим ни пяди! Ежели не тронут нас, то и мы никого не обидим. Дали бы жить спокойно, да идти своим путём - и ладно! Так, что, случай чего, победа будет наша, как пить дать!
А впредь, люди добрые, коли уж кому придёт в голову такова воля: царствовать по чести и уму, так бабу неча слушать, прочь гони, на задний двор, а то и в монастырь, чтобы и духа её близко не было! Известное дело: чудесное счастье семейное с успешным правлением государевым никак несовместно. Так что, уж ежели ты надумал верой и правдой над землей и народом нашим владычествовать, да не токмо царствовать, а ещё и править с пользой – изволь, мил человек, строго выбирать: либо чёрным монахом будь, либо - развод и жене девичья фамилия.
Лишь тогда и будет толк. Вот такой всем нам урок.
Здесь и сказке конец, а кто слушал – молодец.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0389118 выдан для произведения:
Широка и благодатна нива славной земли ставропольской! Есть где разгуляться здесь, на раздолье, добрым молодцам, богатырям доблестным.
На полях спелых урожая изобилие. Гуляют по ним волны гладкие, блестят на ясном солнышке под вольным ветром степным. Рожь – пшеница тяжело колосится.
Жил – был в тех краях богатых Иван, крестьянский сын, бравый комбайнёр.
Работящ и не ленив, да одним лишь обижен судьбой – мало было у него ума.
Приглядел он как-то себе девушку. Была она смышлёная, да дюже хваткая. С виду вроде бы не особливо казистая, да больно уж деловая и шустрая. Глазёнками своими так и сверкает, словно угольками. И столько в них задору неуёмного! Полюбилась она Ване очень. Прикипел он к молодушке всей душой – спасу нет. Вот и надумал паренёк на ней жениться. А что? Дело это доброе. Верно же говорят: «Мужик без бабы – почитай, сирота».
А невеста-то оказалась девка не промах. Ещё не успели свадьбу отгулять, как принялась она из суженого своего чисто верёвки вить. Да, при том, сама она по хозяйству не больно-то суетилась. Всё бы ей наряды яркие справлять, да мониста блестящие примерять.
Бывало, придёт Иван с поля, спросит:
- Что у нас сегодня на ужин, голубушка?
А Марфа ему в ответ:
– Я устала.
Так и повелось.
Отучить бы Ване её вовремя от этих вывертов, да всё как-то не досуг. Худо, знать, любил, коли не лупил!
Жена же в то время всё по-своему гнёт. Мол: «Накажу, да приласкаю».
Тут глядишь, капризы у неё пошли, да прихоти разные.
- Мало мне жить - не тужить, хлеб жевать, да кваском запивать. Не всем же землю пахать, надо кому-то и народ пасти и мимо рта не пронести! Переметнись-ка ты, милый мой Ванечка, из холопов в господское сословие. Следишь за моими соображениями?
Смотрел комбайнёр, на свою бойкую супружницу, разинув рот и диву давался. Трудное дело – бабу переспорить, особливо, ежели такая продувная бестия в жёны попалась. Видать, поэтому он с ней всё чаще соглашался. А она судила по-своему: «Какой толк перечить мужику, коли он завсегда не прав? Понукать им надобно и все дела. Стоять на своём, да держать его в ежовых рукавицах».
- Ну как, слабо будет исполнить моё желание заветное?
Делать нечего, пришлось мужу и в этот раз Марфутку слушаться.
А ей только того и надобно. Экая сила окаянная у этакой серой мышки обнаружилась. И всё-то у неё складно получалось. Что ни задумает – всё муженёк ейный аккурат исполняет. Как по писаному.
Совсем малое время миновало, как протрубили глашатаи на городской площади высочайший указ: «Не выищется ли такой человек, который взялся бы за должность губернатора»?
Вот и надоумила лукавая Марфутка своего Ванечку ненаглядного на это дело.
Всё опять получилось по-ейному. Тютелька в тютельку. Муженёк исхитрился, напыжился, да и барином устроился. Вот уж она и дама знатная.
И всё Марфутке нашей прилюдного обожания, почёта громкого подавай. Шибко нравилось, коли все вокруг ей в пояс кланялись. Да ведь слава-то обыкновенно более слепит, нежели светит. Так что вещь это коварная.
А жадная, у-у, жуть! Она даже рот кошельком делала. Особливо когда деньги считала.
Приучила она муженька исполнять все прихоти, чтобы слушал он её не перебивая и даже малой поперечки ей от него не было.
А он и рад был стараться, не мог на жену налюбоваться, умилялся ей, да ловил каждое движение её чёрных бровей.
Супруге же, как водится, всегда чего-то не хватает. То ремонт нужен, то ей целое царство подавай, то все блага мира.
Так оно и вышло. Дальше – больше. Размечталась Марфа, нет от неё ни отдыха, ни покоя бедному губернатору: «Хочу быть самою царицею и всем нашим громадным государством через тебя владеть!».
Прошло еще некоторое время. Где правдами, где – неправдами, но исполнил Иван и эту волю своей супруги драгоценной. Много всякого пришлось испытать ему на своём пути. Однако, добился того что Марфа требовала. Тут уж распушился, да расхвастался муженёк. Обрадовался, что стал, наконец, он царём, а она – царицей. Думал он, что уж теперь-то угомонится неуёмная баба.
Вроде бы всё стало ладно. Муж на виду, человек публичный, и власть вся при нём. Правь царством-государством, да радуйся! Чего ещё надобно? Ан, не тут-то было! Марфутке и этого мало. Она опять за старое: «Желаю я полную халяву, типа скатерки-самовёртки и ковёр-самолёт самоличный в придачу, чтоб куды хочу, туды сей же миг и лечу». А он давно уж смекнул, что с нею спорить пустое дело, лучше сразу мёртвым притвориться.
Каждый божий день что-то новое замышляет. А то, бывалычи, целую ноченьку тёмную проворожит, но своего добьётся. К тому же преуспела государыня в искусстве мнимого изумления и прочих лицемерных разновидностей. Знамо дело: ночная кукушка всех перекукует. А наутро муженёк всё как ей надобно на весь белый свет и прокукарекает.
Как-то раз отправилось семейство государево путешествовать по миру. Надо же на людей посмотреть, да и себя показать. Дескать - и мы не лыком шиты.
Обрадовались тут короли да принцы, правители заморские, змия поганого, злодея лютого, не к ночи будь помянут, прислужники. Стали они наших простофиль завлекать в ловушки разные.
Катали чету царскую на кораблях богатых, пушками увешанных, по морю синему, Средиземскому. Развлекали искусно в палатах чудных, белокаменных на славном Мальте-острове, прельщали садами, фонтанами, да каменьями самоцветными.
Заболтали Ванюшку да Марфутку до беспамятства злыдни иноземные, вражью власть придержащие, речами сладкими, елейными, да посулами великими. Диву давались гости высокие угощеньям разным неслыханным и богатым подаркам, диковинным, доселе невиданным. Ослеплённый блеском мишуры придворной, одурманенный волшебством позолоты обманчивой, царь и вовсе голову потерял, глядючи, как супруга его дражайшая в почёте и похвалах льстивых, словно жемчуг в пене морской купалась. Так вся счастьем и светилась. Дрогнуло у государя нашего сердце доброе, отзывчивое. Откликнулось оно на искусы привлекательные и соблазны заветные. Уж так хотелось самодержцу простодушному, чтобы царство его не последним среди прочих почиталось, с соседями в мире жило, да и впредь процветало. Желал он победить в себе суеверия отсталые, покончить со всеми ссорами да баталиями на белом свете и тем прославить имя своё на веки вечные. И чтобы царица, его любезная Марфушка, на него, добродетеля великого, любовалась, не нарадовалась.
Уж как тут возликовали хозяева льстивые, да хитромудрые. Почуяли они, что духом человечьим запахло. И было Ванечке нашему невдомёк, что, ежели вокруг тебя все улыбаются ласково, значит, чего-то ты не ведаешь…
Видно, была это не доброта его сердешная вовсе, а морок какой-то, размягчение рассудка, заколдованного чарами злокозненными.
Вот позвал тут Иван своего генерала главного да принялся ему на ушко что-то с жаром нашёптывать.
Тот враз так в лице и переменился. Покраснел, словно рак в котле. И глаза у него как у того рака выпучились. Онемел он от удивления. А как оправился, то собрался с духом и взмолился дурным голосом:
- Отдать казну да войско правителям инородным? Ваше величество, родименький, да где же это слыхано? Нам на них глядеть нечего: похвальные-то речи завсегда гнилы. Ведь они обманывают, да хитростью добро у нас выманивают, а самые правды вовек не выскажут. Известное дело, народ этот такой, вовсе ненадёжный. Прихвостни они чудо-юдовы. У них и без нас злата-серебра, да и воинства могучего видимо-невидимо.
- Экой ты баян! Как посмел, холоп, мне, господину твоему, богом данному, слово поперёк молвить? У страха глаза велики, чего нет, и то видит. Не лезь, куда не след!
Тут пал генерал ниц, в ножки государевы.
- Помилуй, царь-батюшка, не погуби, отец родной! Али ты в своём уме? Пошто затеял ты лишиться и земли своей великой и власти могучей? За понюшку табаку ведь всё потеряешь, вот те крест! Не верь ты ихней кривде-то. Надуют они тебя, как пить дать кинут, вокруг пальца обведут, ироды окаянные. Всё же у них творится колдовством, да обманом. Подумай, что про тебя скажут потомки!
- Потомки сидят в котомке! Я ему брито, а он – стрижено! Пошёл прочь со своими калядками! Моё слово царское – закон, а уж коли сама государыня свою волю молвит – сей же миг приказ её исполнен быть должон. Переделать наше царство-государство по-новому! По-модному. Вон, как у них, за морем, всё устроено лепотно. Чтоб и в нашей земле сей же час - также было. Ступай, действуй! Да поживей! Одна нога здесь, другая там! Неча мне с тобой тут лясы точить.
- Батюшки светы! Не иначе, как бес попутал императора нашего! Новая метла по-новому метёт, а как сломается – за плетнём валяется! Что-то теперь с нами приключиться изволит? Кабы знать, да куда там! Ажно я пророк? Сие нынче никому не ведомо. Разве, токмо лазутчикам змиевым. Но мне-то, однако, каково! С царём, ведь, не поспоришь, коли своя жизнь дорога. Я же, верный пёс государев, своё место знать должон. Собака, хоть и всё понимает, но лучше ей молчать. Опять же, поди, там докажи, что не верблюд, ввек не отчистишься от срама энтого. Ох, пропала моя головушка. Жалко её, да родимую сторонушку во сто крат жальче! Снова отечество наше в напасти. Вот беда, так беда. Караул!
Так ли, иначе, а не послушался царь совета мудрого. Отдал всё ворогам коварным своими же ручками холёными, от труда крестьянского отвыкшими. А кончил он и вовсе бесславно. Как водится: скажешь неправду – сгинешь. Так оно и вышло.
Лишился Иван и звания былого своего высокого и государства некогда великого и могучего. При том, радовался он всему постыдству этому, им же содеянному, словно дитё малое, неразумное. Будто ни в чём ни бывал. Подписал грамоту подложную да скрепил печатью твёрдокаменной. А потом через это и сам в опалу впал.
Ох уж и испытала лиха родимая сторонушка, хлебнул в ту пору народец наш горя горького с избытком. Тяжело было по-перву с непривычки, однако, делать нечего, жить-то надо. Кто как мог, приноровился. Но не все, однако.
Людишки у нас терпеливые, да равнодушные, нерасторопные, да шибко тёмные. Сплошь у них - лень да дурость, зависть, да хмель. Да и с трудолюбием иной раз беда: что ни работник - то балда. Сроду путного ничего не выходит. А потом репу чешут, думы думают: что делать, да кто виноват?
А, впрочем, и правители не сказать, чтоб подарок. Наш-то подкаблучник - вон чего отчебучил! Недаром говорят, что ежели один дурень натворит делов – так и сотня умников не сразу выправит.
Кинули клич, кто бы выручил от козней змия вероломного. Близко ли, далеко ли, нашёлся один, вызвался добрый молодец. Сам с ноготь, борода с локоть. Помчались гонцы во все концы. Стало мало-помалу собираться новое воинство оборонять отечество сердцу нашему милое. Благо, что меч-кладенец сберегли в сохранности. И вновь встала на рубежах наших рать крепкая, как во времена добрые. Бдит она зорко: не крадутся ли тихо вороги лихие. Главный их змий огнём полыхнуть на нас опасается. Да и сами мы не боимся уж ныне страшилок их жалких, да придумок нелепых.
Верно, ведь сказано: вся сила в правде, а правда-то завсегда за нами! На нашей стороне она, родимая. Как не крути. Посколь нету в нас никакого злого умысла. Добро завсегда одолеет злобу чёрную. Нам чужой земли не надобно, но и своей не отдадим ни пяди! Ежели не тронут нас, то и мы никого не обидим. Дали бы жить спокойно, да идти своим путём - и ладно! Так, что, случай чего, победа будет наша, как пить дать!
А впредь, люди добрые, коли уж кому придёт в голову такова воля: царствовать по чести и уму, так бабу неча слушать, прочь гони, на задний двор, а то и в монастырь, чтобы и духа её близко не было! Известное дело: чудесное счастье семейное с успешным правлением государевым никак несовместно. Так что, уж ежели ты надумал верой и правдой над землей и народом нашим владычествовать, да не токмо царствовать, а ещё и править с пользой – изволь, мил человек, строго выбирать: либо чёрным монахом будь, либо - развод и жене девичья фамилия.
Лишь тогда и будет толк. Вот такой всем нам урок.
Здесь и сказке конец, а кто слушал – молодец.
Сказка — это когда женился на лягушке,
а она оказалась царевной.
А быль — когда наоборот
(Ф.Раневская)
а она оказалась царевной.
А быль — когда наоборот
(Ф.Раневская)
Широка и благодатна нива славной земли ставропольской! Есть где разгуляться здесь, на раздолье, добрым молодцам, богатырям доблестным.
На полях спелых урожая изобилие. Гуляют по ним волны гладкие, блестят на ясном солнышке под вольным ветром степным. Рожь – пшеница тяжело колосится.
Жил – был в тех краях богатых Иван, крестьянский сын, бравый комбайнёр.
Работящ и не ленив, да одним лишь обижен судьбой – мало было у него ума.
Приглядел он как-то себе девушку. Была она смышлёная, да дюже хваткая. С виду вроде бы не особливо казистая, да больно уж деловая и шустрая. Глазёнками своими так и сверкает, словно угольками. И столько в них задору неуёмного! Полюбилась она Ване очень. Прикипел он к молодушке всей душой – спасу нет. Вот и надумал паренёк на ней жениться. А что? Дело это доброе. Верно же говорят: «Мужик без бабы – почитай, сирота».
А невеста-то оказалась девка не промах. Ещё не успели свадьбу отгулять, как принялась она из суженого своего чисто верёвки вить. Да, при том, сама она по хозяйству не больно-то суетилась. Всё бы ей наряды яркие справлять, да мониста блестящие примерять.
Бывало, придёт Иван с поля, спросит:
- Что у нас сегодня на ужин, голубушка?
А Марфа ему в ответ:
– Я устала.
Так и повелось.
Отучить бы Ване её вовремя от этих вывертов, да всё как-то не досуг. Худо, знать, любил, коли не лупил!
Жена же в то время всё по-своему гнёт. Мол: «Накажу, да приласкаю».
Тут глядишь, капризы у неё пошли, да прихоти разные.
- Мало мне жить - не тужить, хлеб жевать, да кваском запивать. Не всем же землю пахать, надо кому-то и народ пасти и мимо рта не пронести! Переметнись-ка ты, милый мой Ванечка, из холопов в господское сословие. Следишь за моими соображениями?
Смотрел комбайнёр, на свою бойкую супружницу, разинув рот и диву давался. Трудное дело – бабу переспорить, особливо, ежели такая продувная бестия в жёны попалась. Видать, поэтому он с ней всё чаще соглашался. А она судила по-своему: «Какой толк перечить мужику, коли он завсегда не прав? Понукать им надобно и все дела. Стоять на своём, да держать его в ежовых рукавицах».
- Ну как, слабо будет исполнить моё желание заветное?
Делать нечего, пришлось мужу и в этот раз Марфутку слушаться.
А ей только того и надобно. Экая сила окаянная у этакой серой мышки обнаружилась. И всё-то у неё складно получалось. Что ни задумает – всё муженёк ейный аккурат исполняет. Как по писаному.
Совсем малое время миновало, как протрубили глашатаи на городской площади высочайший указ: «Не выищется ли такой человек, который взялся бы за должность губернатора»?
Вот и надоумила лукавая Марфутка своего Ванечку ненаглядного на это дело.
Всё опять получилось по-ейному. Тютелька в тютельку. Муженёк исхитрился, напыжился, да и барином устроился. Вот уж она и дама знатная.
И всё Марфутке нашей прилюдного обожания, почёта громкого подавай. Шибко нравилось, коли все вокруг ей в пояс кланялись. Да ведь слава-то обыкновенно более слепит, нежели светит. Так что вещь это коварная.
А жадная, у-у, жуть! Она даже рот кошельком делала. Особливо когда деньги считала.
Приучила она муженька исполнять все прихоти, чтобы слушал он её не перебивая и даже малой поперечки ей от него не было.
А он и рад был стараться, не мог на жену налюбоваться, умилялся ей, да ловил каждое движение её чёрных бровей.
Супруге же, как водится, всегда чего-то не хватает. То ремонт нужен, то ей целое царство подавай, то все блага мира.
Так оно и вышло. Дальше – больше. Размечталась Марфа, нет от неё ни отдыха, ни покоя бедному губернатору: «Хочу быть самою царицею и всем нашим громадным государством через тебя владеть!».
Прошло еще некоторое время. Где правдами, где – неправдами, но исполнил Иван и эту волю своей супруги драгоценной. Много всякого пришлось испытать ему на своём пути. Однако, добился того что Марфа требовала. Тут уж распушился, да расхвастался муженёк. Обрадовался, что стал, наконец, он царём, а она – царицей. Думал он, что уж теперь-то угомонится неуёмная баба.
Вроде бы всё стало ладно. Муж на виду, человек публичный, и власть вся при нём. Правь царством-государством, да радуйся! Чего ещё надобно? Ан, не тут-то было! Марфутке и этого мало. Она опять за старое: «Желаю я полную халяву, типа скатерки-самовёртки и ковёр-самолёт самоличный в придачу, чтоб куды хочу, туды сей же миг и лечу». А он давно уж смекнул, что с нею спорить пустое дело, лучше сразу мёртвым притвориться.
Каждый божий день что-то новое замышляет. А то, бывалычи, целую ноченьку тёмную проворожит, но своего добьётся. К тому же преуспела государыня в искусстве мнимого изумления и прочих лицемерных разновидностей. Знамо дело: ночная кукушка всех перекукует. А наутро муженёк всё как ей надобно на весь белый свет и прокукарекает.
Как-то раз отправилось семейство государево путешествовать по миру. Надо же на людей посмотреть, да и себя показать. Дескать - и мы не лыком шиты.
Обрадовались тут короли да принцы, правители заморские, змия поганого, злодея лютого, не к ночи будь помянут, прислужники. Стали они наших простофиль завлекать в ловушки разные.
Катали чету царскую на кораблях богатых, пушками увешанных, по морю синему, Средиземскому. Развлекали искусно в палатах чудных, белокаменных на славном Мальте-острове, прельщали садами, фонтанами, да каменьями самоцветными.
Заболтали Ванюшку да Марфутку до беспамятства злыдни иноземные, вражью власть придержащие, речами сладкими, елейными, да посулами великими. Диву давались гости высокие угощеньям разным неслыханным и богатым подаркам, диковинным, доселе невиданным. Ослеплённый блеском мишуры придворной, одурманенный волшебством позолоты обманчивой, царь и вовсе голову потерял, глядючи, как супруга его дражайшая в почёте и похвалах льстивых, словно жемчуг в пене морской купалась. Так вся счастьем и светилась. Дрогнуло у государя нашего сердце доброе, отзывчивое. Откликнулось оно на искусы привлекательные и соблазны заветные. Уж так хотелось самодержцу простодушному, чтобы царство его не последним среди прочих почиталось, с соседями в мире жило, да и впредь процветало. Желал он победить в себе суеверия отсталые, покончить со всеми ссорами да баталиями на белом свете и тем прославить имя своё на веки вечные. И чтобы царица, его любезная Марфушка, на него, добродетеля великого, любовалась, не нарадовалась.
Уж как тут возликовали хозяева льстивые, да хитромудрые. Почуяли они, что духом человечьим запахло. И было Ванечке нашему невдомёк, что, ежели вокруг тебя все улыбаются ласково, значит, чего-то ты не ведаешь…
Видно, была это не доброта его сердешная вовсе, а морок какой-то, размягчение рассудка, заколдованного чарами злокозненными.
Вот позвал тут Иван своего генерала главного да принялся ему на ушко что-то с жаром нашёптывать.
Тот враз так в лице и переменился. Покраснел, словно рак в котле. И глаза у него как у того рака выпучились. Онемел он от удивления. А как оправился, то собрался с духом и взмолился дурным голосом:
- Отдать казну да войско правителям инородным? Ваше величество, родименький, да где же это слыхано? Нам на них глядеть нечего: похвальные-то речи завсегда гнилы. Ведь они обманывают, да хитростью добро у нас выманивают, а самые правды вовек не выскажут. Известное дело, народ этот такой, вовсе ненадёжный. Прихвостни они чудо-юдовы. У них и без нас злата-серебра, да и воинства могучего видимо-невидимо.
- Экой ты баян! Как посмел, холоп, мне, господину твоему, богом данному, слово поперёк молвить? У страха глаза велики, чего нет, и то видит. Не лезь, куда не след!
Тут пал генерал ниц, в ножки государевы.
- Помилуй, царь-батюшка, не погуби, отец родной! Али ты в своём уме? Пошто затеял ты лишиться и земли своей великой и власти могучей? За понюшку табаку ведь всё потеряешь, вот те крест! Не верь ты ихней кривде-то. Надуют они тебя, как пить дать кинут, вокруг пальца обведут, ироды окаянные. Всё же у них творится колдовством, да обманом. Подумай, что про тебя скажут потомки!
- Потомки сидят в котомке! Я ему брито, а он – стрижено! Пошёл прочь со своими калядками! Моё слово царское – закон, а уж коли сама государыня свою волю молвит – сей же миг приказ её исполнен быть должон. Переделать наше царство-государство по-новому! По-модному. Вон, как у них, за морем, всё устроено лепотно. Чтоб и в нашей земле сей же час - также было. Ступай, действуй! Да поживей! Одна нога здесь, другая там! Неча мне с тобой тут лясы точить.
- Батюшки светы! Не иначе, как бес попутал императора нашего! Новая метла по-новому метёт, а как сломается – за плетнём валяется! Что-то теперь с нами приключиться изволит? Кабы знать, да куда там! Ажно я пророк? Сие нынче никому не ведомо. Разве, токмо лазутчикам змиевым. Но мне-то, однако, каково! С царём, ведь, не поспоришь, коли своя жизнь дорога. Я же, верный пёс государев, своё место знать должон. Собака, хоть и всё понимает, но лучше ей молчать. Опять же, поди, там докажи, что не верблюд, ввек не отчистишься от срама энтого. Ох, пропала моя головушка. Жалко её, да родимую сторонушку во сто крат жальче! Снова отечество наше в напасти. Вот беда, так беда. Караул!
Так ли, иначе, а не послушался царь совета мудрого. Отдал всё ворогам коварным своими же ручками холёными, от труда крестьянского отвыкшими. А кончил он и вовсе бесславно. Как водится: скажешь неправду – сгинешь. Так оно и вышло.
Лишился Иван и звания былого своего высокого и государства некогда великого и могучего. При том, радовался он всему постыдству этому, им же содеянному, словно дитё малое, неразумное. Будто ни в чём ни бывал. Подписал грамоту подложную да скрепил печатью твёрдокаменной. А потом через это и сам в опалу впал.
Ох уж и испытала лиха родимая сторонушка, хлебнул в ту пору народец наш горя горького с избытком. Тяжело было по-перву с непривычки, однако, делать нечего, жить-то надо. Кто как мог, приноровился. Но не все, однако.
Людишки у нас терпеливые, да равнодушные, нерасторопные, да шибко тёмные. Сплошь у них - лень да дурость, зависть, да хмель. Да и с трудолюбием иной раз беда: что ни работник - то балда. Сроду путного ничего не выходит. А потом репу чешут, думы думают: что делать, да кто виноват?
А, впрочем, и правители не сказать, чтоб подарок. Наш-то подкаблучник - вон чего отчебучил! Недаром говорят, что ежели один дурень натворит делов – так и сотня умников не сразу выправит.
Кинули клич, кто бы выручил от козней змия вероломного. Близко ли, далеко ли, нашёлся один, вызвался добрый молодец. Сам с ноготь, борода с локоть. Помчались гонцы во все концы. Стало мало-помалу собираться новое воинство оборонять отечество сердцу нашему милое. Благо, что меч-кладенец сберегли в сохранности. И вновь встала на рубежах наших рать крепкая, как во времена добрые. Бдит она зорко: не крадутся ли тихо вороги лихие. Главный их змий огнём полыхнуть на нас опасается. Да и сами мы не боимся уж ныне страшилок их жалких, да придумок нелепых.
Верно, ведь сказано: вся сила в правде, а правда-то завсегда за нами! На нашей стороне она, родимая. Как не крути. Посколь нету в нас никакого злого умысла. Добро завсегда одолеет злобу чёрную. Нам чужой земли не надобно, но и своей не отдадим ни пяди! Ежели не тронут нас, то и мы никого не обидим. Дали бы жить спокойно, да идти своим путём - и ладно! Так, что, случай чего, победа будет наша, как пить дать!
А впредь, люди добрые, коли уж кому придёт в голову такова воля: царствовать по чести и уму, так бабу неча слушать, прочь гони, на задний двор, а то и в монастырь, чтобы и духа её близко не было! Известное дело: чудесное счастье семейное с успешным правлением государевым никак несовместно. Так что, уж ежели ты надумал верой и правдой над землей и народом нашим владычествовать, да не токмо царствовать, а ещё и править с пользой – изволь, мил человек, строго выбирать: либо чёрным монахом будь, либо - развод и жене девичья фамилия.
Лишь тогда и будет толк. Вот такой всем нам урок.
Здесь и сказке конец, а кто слушал – молодец.
Рейтинг: +6
342 просмотра
Комментарии (1)
Людмила Комашко-Батурина # 26 июня 2017 в 02:19 +2 |