Краденое солнце

Она смотрела в окно. Было раннее утро. Обычно  воскресным утром она спала долго, но ввиду волнительных обстоятельств, она встала очень рано. Обжитая, обставленная с уютом студенческая комната была непривычно тихой. Она была одна. Катька Бухарестова и Римма уехали в станицы к родителям гостить на новогодние каникулы. Приближался Новый год – её самый любимый праздник, - даже любимее дня рождения. Только в Новый год можно испытывать необъяснимую радость от внутреннего ожидания чего-то. Может быть, только в Новый год, ровно в двенадцать, позвонит он и скажет: «С праздником, любимая!» А потом добавит: «Я тебя люблю». Она улыбнется от признания, услышит долгожданный смех и совсем неожиданное: «Ну а теперь открывай мне, чего же ты ждешь?». Новый год…
Она смотрела на белые верхушки деревьев и улыбалась. Было приятно и немного щекотно. Сегодня он приедет к ней, и они будут вместе целых два дня. А потом она укатит в Степной, к родителям и будет встречать праздник в кругу родных.
Ему еще пока рано быть с ней. Знакомы они всего месяц и, учитывая нрав папы, - который боготворит её, свою младшую дочурку, - она решила с этим повременить. Да и он не настаивал. Еще бы.
Родителей она уважала, особенно папу. Он был обычный слесарь-сантехник в большой станице, читал много книг и вовсе не пил. Папа всегда говорил умные вещи и глядя в её, похожие на его, глаза тихо говорил: «Доча, никогда, слышишь никогда, не жалуйся на вещи, которые мы, твои родители, не смогли дать тебе. Помни, что мы отдали тебе все, что было у нас». Он говорил это, и она слышала в его всегда стальном и ровном голосе непередаваемое дрожание, от которого хотелось плакать. В тот момент она хотела сказать, что в неоплатном долгу перед ними, родителями. Не успела. Папа ушел. А она потом плакала в подушку. Ей так не хватало постоянного родительского присутствия. После девятого класса она уехала в город, поступила в училище, а потом в университет – и закрутилось...
Погода неожиданно сделала резкий поворот от вялотекущей осени к настоящей зиме, внося в предновогоднее настроение еще более яркие краски.
Осень длилась долго. Настолько долго, что казалось, зима исчезла навсегда, и больше никогда не придет. Грязь и желтизна асфальтов угнетала. Для любителей снега прогнозы погоды были весьма неутешительны. Кажется, все с этим дружно смирились. И только приближение праздника, отсчет дней до конца года, вносил большие миноры в хорошее  расположение духа горожан. 
И вот подарок.  Иней покрыл весь город. Еще серо-желтый, темный и мрачный он будто обтянулся белой кожей или умылся с пеной, готовясь к празднику. Все было по-настоящему зимним. Ей казалось, что с самого раннего утра народ, вдохновившись снегом, «повылетал» из своих жилищ за елками и подарками, чтобы любыми способами наверстать упущенное предновогоднее настроение.
Заварив свой «фирменный» чай с бергамотом («фирма» заключалась в добавлении папиного шиповника и бабушкиного липового меда), она включила «свежий» альбом своей любимой певицы «Максим». Нужно было прибраться в комнате, выкинуть ненужный хлам с полки, привести себя в порядок. С комендантом, Полиной Давыдовной, она договориться успела. Женщина эта была строгая, но справедливая. К ней она относилась удивительно снисходительно, шла на уступки, скупо улыбалась, - чего она делала очень и очень редко. Может быть, потому что Полина Давыдовна видела в этой скромной и красивой девочки свою рано умершую дочь, - зеркально похожую на нее. Подружки ахали и говорили, что не к добру «видеть своего умершего двойника». Она улыбалась и говорила, что двух похожих Богу не надо. Часто Полина Давыдовна, в своем по-домашнему обставленном кабинете, поила её чаем с брусничным вареньем, показывала фотографии своей молодости и позволяла себе даже немного всплакнуть.
«Ночуйте» - разрешила комендант, предварительно расспросив её о «женихе». Ей пришлось приврать, сказав, что дружит с ним давно и познакомились они не в социальной сети, а на дне рождении лучшей подруги. Полина Давыдовна улыбалась и говорила, что любой мужчина, некогда чужой и непонятный, может стать родным и близким, и вот когда он становится родным, ты перестаешь воспринимать его как собрание «плюсов» и «минусов», потому что для тебя он незаметно становится одним любимым «плюсом», - даже если в нем куча минусов.
Она запомнила эту фразу - и вот сейчас, надкусывая вафлю, думала о нем. Как она его встретит? О чем они будут говорить?  Месяц назад, прибывая в самоволке, он впервые встречался с ней, они гуляли по аллее Героев и он, зная её всего пару часов, осмелился поцеловать на набережной, возле речного порта, прикрыв ей своей высокой, широкоплечей фигурой от пронизывающего ветра. Она, конечно, «надулась», стала говорить, что он «больно прыткий». Он извинялся, стоял на одном колене и говорил о каком-то  овладевшим им наваждении. Потом целовал еще и еще. На этот раз ей все нравилось. Он был очень нежен. От его губ она чувствовала привкус халвы. Ей было смешно от такого наблюдения. Вспоминался вкус детства. Потом она провожала его на вокзал. Он сказал, что приедет к ней накануне Нового года и к моменту второй встречи обещал научиться целоваться. «На ком ты это собрался учиться?» - хохотала она. «На прапорщике» - хохотал он и зажимал её тоненькие пальчики в своих лапищах. Оглядывая его перед отправлением поезда, она старалась не смотреть в глаза, но невольно взгляды магнитились и не отрывались. «У него глаза цвета виски» - промелькнуло у нее цитатой из песни. И он смотрел неотрывно в её серые глаза.
- Мы увидимся? – с надеждой спросил он.
- Возможно – задумчиво прошептала она и, будто вспомнив, что он все-таки служит в армии, добавила: - А это возможно?
Он улыбнулся красивой улыбкой и сказал, наставительно качая указательным пальцем перед её аккуратным носом: «Запомни,  друг мой, правило трёх «Н»  - Нет Ничего Невозможного».
Потом был «интернет-роман», каких в нынешней жизни нашей молодежи превеликое множество. Она присылала ему чьи-то стихи, открытки, песни. Он отвечал скупо, объясняя это долгом службы и невыносимостью ротного, который не приветствовал «интернетные шуры-муры». Она все понимала и ни капельки не обижалась. Катя Бухарестова – девушка умная и пишущая стихи говорила ей: «Если девушка пишет – значит, она соскучилась, а если не пишет – значит, ждёт, когда соскучится он». Она кивала и продолжала писать, будто напоминая о себе. Писала один раз в день что-то отвлеченное от их сокровенных мыслей.  С каким-то девичьим волнением, будто перед первой брачной ночью, когда всё впервые происходит  - она ждала  29-ое декабря, 12-45 – время прибытия его поезда из Палласовки. В те дни она  записала в дневник сочиненное Катей когда-то, может быть в прошлом году, любимое четверостишие: «Он с каждым днём становится нужнее…И почему-то с каждым днём дороже. Чем дальше он, тем я к нему нежнее. И без него моя душа уже не может…».
 Они договорились посетить знаменитый Мемориал и посидеть в каком-нибудь тихом кафе. С Мемориалом вопрос она решила заблаговременно, купив два билета на 14.00, а вот с кафе «ломала» голову. В городе их было больше полсотни, и она вовсе не знала – какое из них более-менее тихое. «А давай в караоке? Ты хорошо поешь?» - написала она ему. «Если ты хочешь услышать настоящего Хворостовского, то зови» - отшучивался он. Решено! Она забронировала два места в любимый свой караоке-клуб «Дуэт» - привычное место для нее и её поющих подруг. Обычно «вояжи» в «Дуэт» приурочивались ко дню закрытия сессий. Она очень любила там отдыхать. Уютная обстановка, приличная, чаще трезвая, хорошо поющая публика, вежливые мальчики-официанты. 
Дальше нужно было ломать голову над вечерним столом в общаге. Понятно, что они будут кушать не только там, но все же он приедет к ней на ночь. И они будут пить вино. К вину она планировала приготовить спагетти с мясными шариками в томатном соусе и слоеный салат с грибами и мясом, рецепт которого ей дала мама. Кулинарией она занималась вчера. Салат не получался, она ругалась и кидала все в сторону, потом успокаивалась, будто вспомнив, что этот салат нужен не только ей – тихо подходила к столу и продолжала «колдовать». 
Он открыла холодильник и еще раз оглядела свои «кулинарные шедевры», представив на секунду, как он, разволновавшийся и краснощекий (в тот первый день она подметила, что у него, на свежом воздухе, быстро алеют щеки!) будет с аппетитом поедать это. 
Приняв ванну с морской солью и пеной, высушив свои волосы феном, после некоторых раздумий, она решила одеть теплые джинсы. 
В зеркале отражалась настоящая красотка: кремовая шапка-повязка с вязаным цветочком, длинный волос шатенового цвета, белые замшевые сапожки. «Вроде ничего», - подмигнула она себе и вышла.
Город обнимал её зимней свежестью. До вокзала нужно было пройти три остановки, и она, решив, прогуляться и подумать о чем-то своем, двинулась по широкому проспекту Ленина до Площади Павших борцов.
Она думала о будущем, о своей старшей сестре, которая  счастливая в браке стала намного счастливей с рождением дочки. Он поймала себя на мысли, что очень - очень хочет детей. «Непременно назову её Дашей». Думала о папе, которому будет, наверное, очень тяжело, когда она выйдет замуж. «Он же от ревности голову потеряет».
 Думала о маме,  которая совсем некстати заболела гриппом и теперь лежит под одеялом с большой температурой. «Может, солнце мое, ты не приедешь? Заразишься?» - спрашивала мама и получала однозначное «приеду – буду лечить».
 «Солнце» - любимое мамино словечко. Знала, что она «солнце» для своих родителей, потому что, в отличие от своей старшей сестры, она очень уважительно, с заботой и даже чрезмерной опекой, относилась к своим родителям.
И еще  думала о нем. Прогнозировала. Решила для себя, что он – приятный молодой человек и с ним очень интересно, но если он будет наглый и напористый в известных случаях, особенно этой ночью, то она с ним порвет незамедлительно. 
Воздух был влажный и свежий. Было ощущение, что только прошел дождь и сразу после того «стукнул» мороз. Дыхание сводило, и от избытка эмоций и всего происходящего вокруг слегка кружилась голова. 
Выйдя на Привокзальную Площадь, она посмотрела на часы. Было 12.35.  Перед недавно открывшимся фонтаном «Детский хоровод» она остановилась.  Рядом стоял высокий худой парень и разглядывал её. Она отошла от него в сторону и успела заметить  в его глазах, спрятанных под черными роговыми очками, пугающий блеск пошлости и надменности.
Парень водил плечами, поправляя на спине рюкзак и судорожно сжимал четырьмя пальцами, оттопырив мизинец, сигарету. «Странный тип. Должно быть извращенец. Развелось таких!» - подумала она и встряхнулась. То ли от холода, то ли от промелькнувшей мысли.
Она смотрела на фонтан и вглядывалась в белые скульптурные лица смеющихся детей. «Бедные дети! Они так же смеялись, когда фашисты разрушали город! Так же держались за руки и водили хоровод возле злого крокодила». Из школьной жизни что-то вспомнилось: 
                  А в Большой Реке
                  Крокодил
                  Лежит,
                  И в зубах его
                  Не огонь горит,-
                  Солнце красное,
                  Солнце краденое
Она улыбнулась. Парень медленным шагом шел к вокзалу, то и дело поправляя рюкзак. Она шла за ним и в этот момент ни о чем не думала.
Сумки, елки, подарочные коробки проплывали мимо нее приятным говорливым шумом предпраздничного города. Было 12.44. 
Зазвонил телефон. 
- Привет ты уже приехал?
Ответа не было. Она почувствовала жаркое, непонятно откуда взявшееся, волнение оттого, что он молчит. Она хотела что-то спросить, но будто нырнув с головой в кипящую реку, обомлела и будто оглохла. Она увидела огненное пламя…и тысячу тянущихся рук. 
Проезжающие сирены визжали всему миру о том, что сегодня, в 12.45 часов дня неизвестный террорист-смертник на главном, железнодорожном вокзале города, взорвал мощную, тротиловую бомбу, забрав с собой её и еще с десяток спешащих к жизни людей.
А она улыбалась и недоумевала…