Помочь сайту
Поздравления
Моя машина времени
13 февраля 2014 -
Константин Журавков
Когда я был маленьким, мне очень хотелось изобрести машину времени. Как средневековый ученый монах, пытающийся найти рецепт философского камня, как ученый – изобретатель трехсотлетней давности в поиске механизма вечного двигателя – я, десятилетний неслух, прогуливающий алгебру и геометрию, искал ответ на вопрос – возможно ли сконструировать эту штуковину. Именно тогда Герберт Уэллс взбудоражил мне голову своим великолепным романом «Машина Времени», который я читал втайне от родительских глаз, озлобленных моим красным от «неудов» дневником. Режиссер Земекис своей кинотрилогией «Назад в Будущее» окончательно добил во мне дворового футболиста, назло всем, явив миру пытливого пацана, увлекшегося чем-то пленительным и сокровенным.
Сомнамбулой я плелся в школу, имея за плечами вместо нужных учебников по невыученным урокам, полезные для моей идеи фикс тонкие научно-популярные брошюрки общества «Знание». Исправно получая «колы» и «двойки», я как христианский миссионер среди индейцев заражал своей идей одноклассников. Перешедших на мою сторону было немного – может пять, а может восемь сочувствующих. И только один мой друг Сенька (или Сенёк как часто я его звал) согласился разделить со мной участь прогульщика и «двоечника». Это была, возможно, участь этакого Джордано Бруно, готового пойти на любые жертвы (ремень матери за прогулы и «колы» вместо костра инквизиции) ради машины времени. Мы активно обсуждали с ним, на основе прочитанных брошюрок, проекты нашей идеи. Одна из брошюрок, помнится, называлась «Как изобрести машину времени?». Я её стырил из районной библиотеки, хладнокровно сунув под ремень брюк. Нетерпеливый и счастливый я мчался домой, чтобы поскорее окунуться с головой в заветную книжонку и, наконец, узнать - возможно ли изобрести эту машину? И каково же было мое разочарование, когда вместо ожидаемых схем изобретения, я увидел галимую теорию времени как физической величины, всевозможные предположения и гипотезы, размышления и догадки – словом, ничего точного и вразумительного. Поглотив с жадностью книгу, как голодный удав мышонка, я впервые узнал о теории относительности Эйнштейна, благодаря которой, с большой долей вероятности, возможно путешествие во времени.
- Слушай, Сенек, оказывается, этот Эйнштейн, мог сам летать в прошлое и в будущее, - шепотом говорил я, косясь на Наталью Александровну – нашу «строгую математичку».
- Как? - не отрывая своих глаз от бело-коричневой доски с вариантами контрольной работы, спросил друг.
- Обыкновенно – шептал я, но увидев устремленный на нас строгий взгляд учителя, замолчал. Выдернул клетчатый лист из тетради для контрольных работ и стал писать свое важное, на мой взгляд, открытие: «Эйнштейн придумал теорию, согласно которой путешествие возможно лишь в том случае, если человек будет двигаться со скоростью близкой к скорости света. В таком случае время путешествия, измеренное по часам того, кто двигался с такой скоростью, всегда меньше измеренного по часам того, кто оставался неподвижен».
Семен шевелил губами, поднимая и опуская глаза то на листок бумаги, то на мелькавшую возле боковых крыльев классной доски Наталью Александровну. Шевеление губ Сенька было долгим и я уже начал злиться на его медлительность. Через пару минут, когда шевеление губ друга прекратилось, и учительница села за свой стол блюсти порядок и тишину во время выполнения контрольной, Сенька стал писать ответ на том же листе. «Круто! Получается, сев в летательный аппарат, летящий со скоростью света, на пару дней, можно вернуться на землю, где прошло уже несколько десятилетий?».
Я дописал: «Да!!!». И в этой утвердительной частице был мой восторг. Восторг от собственного открытия новой и полезной для меня теории, от рассуждений понимающего и разделяющего мои интересы, друга. Я ликовал. Списать тогда контрольную работу не удалось. Пришлось писать в очередной раз полную белибердень и заведомо обрекать себя на «двойку» за четверть. Но это была полнейшая мелочь по сравнению с тем, что происходило в моей десятилетней голове.
На следующий день, после школы, мы с Сеньком пошли в нашу облюбованную библиотеку тырить очередные книги по теории относительности (накануне я приметил пару интересных брошюр по этой теме). Библиотекарь Арина Рудольфовна, записывая нас в читательский формуляр, не скрывала улыбки:
- Читать будете что ли?
Я стеснялся признаться в своей неординарности и сказал, что это старшему брату для подготовки реферата по физике. Книга была малозначительная и ненужная, - что – то вроде практикума по термодинамике. Читать я её действительно не собирался. То, что было мне необходимо для чтения – уже приятно грело и давило мой живот под тугим ремнем.
Весь месяц с Сенькой мы читали книги, аккуратно занося наши выводы и размышления в одну большую тетрадь с красной обложкой. После уроков засиживались в читальном зале школьной библиотеки и обсуждали прочитанное. Возле нас стояли две башни подшитых журналов «Наука и жизнь» и «Знание-сила». Вокруг шушукались и смеялись девчонки, называя нас с Сенькой женихом и невестой. Действительно, со стороны мы выглядели комично: две близко склоненные головы над одним журналом, а рука Сеньки недвижно лежит на моем плече. Мы были просто увлечены нашей идеей и вовсе не замечали колкостей ровесников. От избытка пыльных страниц старых журналов я начинал чихать и чесаться, глаза краснели и слезились как у взбешенного пса-боксера: врожденная аллергия на книжную пыль давала о себе знать. Из всей казалось бесконечной массы страниц, статей, журналов мы с моим верным единомышленником не выудили ничего, кроме жалких и общих по содержанию цитат о глубине и вечности неукротимого времени, о возможной её управляемости с помощью человеческого разума и достижений техники.
Но однажды, в субботу вечером, когда были сделаны уроки на понедельник, и в углу меня ждала заветная хоккейная клюшка, в дверь постучался Сенька. Поздоровавшись, он спросил разрешения пройти в квартиру, чтобы показать нечто важное и интересное. Таинственно улыбаясь, Сенька полез под свою зеленую вязаную кофту, доставая из нагрудного кармана рубахи вчетверо сложенную газету.
- Это газета «Зеркало». Папка купил в киоске. Ведь он же знает мои интересы. Вот и вычитал…
- Что вычитал? Дай-ка – я с нетерпением почти вырвал газету из рук и стал вчитываться в обведенную красным фломастером статью.
Статья называлась незамысловато и просто - «Колодец». Речь в ней шла о мужике, который, провалившись в пустой колодец, каким-то чудом попал в прошлое. Там он был всего несколько часов, присутствуя своим ясным сознанием в начале 20 века, во дворе какого-то помещика, где смог узнать в батраках своего прадеда, работавшего кузнецом. А тело мужика, пока его сознание «гуляло» в прошлом, без явных признаков жизни пролежало на дне почти три дня, пока его не обнаружил сосед - собутыльник, желавший в этот колодец опорожниться.
Я читал эту статью вслух и погружался в сюжет этой истории с головой. Оказывается, когда того счастливца (для меня он был счастливец!) или бедолагу вытащили на поверхность, то, к удивлению многих, на его теле не было обнаружено не одной ссадины, - более того, мужик стал в подробностях рассказывать о тех жителях, которые жили сто лет назад в этой деревне. Многие жители, слушавшие невольного путешественника во времени, в описаниях людей столетней давности, виденных им, узнавали своих пращуров. Из райцентра привезли местного краеведа, который документально подтвердил сведения о домах и домовладельцах, описанных тем. Все ахали и охали. Мужика повезли в город на исследования к местным ученым. Мужик стал божиться и клясться, что сможет повторить этот трюк еще раз, - мол, вы будете меня снимать на видеокамеру, я буду прыгать в колодец, а дальше – исследуйте, господа хорошие. Кто-то из тех ученых стал предлагать другие варианты: изучить досконально почву и атмосферу, проверить зачем-то радиационный фон, взять пробы древесины со стенок сруба и так далее и тому подобное. Потом в деревню согнали ватагу ученых из геофизиков, парапсихологов и обычных любопытствующих субъектов. За месяц исследований деревня превратилась в настоящий Академгородок. Мужика того снова кинули в колодец, но вместо перелома ноги, несмотря на подстраховку - ничего не получили. «Вы меня не страхуйте. Если разобьюсь – то и ладушки, зато ради науки…» Не подстраховали. Мужик снова кинулся вниз головой в колодец. Целых два месяца не приходил в сознание. Еле слышно дышал. Физиологи, парапсихологи щупали, изучали мужика, обмотали шлангами и проводами, измеряли давление, пульс, снимали кардиограммы, делали томографию. Пришел мужичок в себя только после того как ему ввели внутрисердечную инъекцию раствора адреналина. Обступили ученые - рассказывай мужик, где был, что видел. И рассказал мужик, что на этот раз попал не на столетие назад, а на целых полтыщи. Говорил, что видел «хлопцов» в меховых шапках, похожих на те, что цари раньше носили, на красивых лошадях в полном вооружении из лука и стрел в колчане. Подходить к ним боялся, отлежался в каком-то монастырском скиту возле замерзшего пруда, спрятанном в непролазных зарослях ельника. Жил там 2 года: научился молиться, трудиться и поститься, в совершенстве овладел старославянским языком. Все проверили ученые: нашли полусгнившие, спрятанные под дерном, бревна бывшего монастырского сруба, сожженного большевиками, следы иссушенного во время коллективизации пруда, и, наконец, подлинность и точность старославянских изречений и молитв, прочитанных наизусть мужиком. Но на этом эксперимент вообщем-то и закончился. Мужик через месяц сгорел по пьянки вместе со своим другом-собутыльником в маленькой избушке: пропивали «академический аванс», присланный за научный эксперимент местным отделением Академии Наук. Эксперимент тот засекретили, колодец засыпали – словом, обычная в таких случаях история, если она случалась в советское время. Такова статья!
- Круто, - я смотрел на ликующего Сеньку и ждал от него пояснений.
- Еще бы. Знаешь, чего я подумал?
- Ну?
- А если нам сделать что-нибудь похожее? – друг вытаращил на меня глаза и ждал одобрения.
- А где колодец найдешь?
- А зачем колодец? Можно использовать любую, на мой взгляд, яму. Дело-то не в колодце, а в процессе падения.
- Ты думаешь? А почему тогда статья называется «Колодец»? Видно в этом, колодце, все дело? Может, он заколдован какой-нибудь местной ведьмой? Не зря же там воды нет.
- Давай попробуем, а? – Сенька очень жаждал повторения этого эксперимента и теперь, когда я был захвачен сюжетом прочитанного, он смотрел в мои глаза, как невыгуленная собака на хозяина, в ожидании моего согласия.
- А давай! - я протянул ладонь, и Сенька положил на него кулак в знак нашей солидарности. Этоо был наш выдуманный тайный ритуал скрепления дружеских душ.
В воскресенье, после обеда, с милостивого разрешения мамы, - при условии обязательного пересказа двух параграфов по природоведению и чтению, - я, воодушевленный будущим «перемещением во времени», стоял у продуктового магазина «Жиро» в ожидании Сеньки.
Друг явился в условленное время. Улыбаясь, и хлопая меня по плечу, он почти прокричал:
- Ну что, вперед в прошлое!
- Тише, дуралей, не привлекай внимания, - шепотом заговорщика прошипел я.
Сенька моментально сделал вид человека серьезного и преисполненного решимости. Подойдя ближе ко мне, он медленно произнес:
- Я тут одно место уже присмотрел. Бывший погреб твоего соседа Селиванова?
- Селиванова? Этот тот злой дядька, который гонялся за нами в прошлую весну, когда мы крышку от его погреба вместо плота использовали?
- Ага! Он самый! – подтвердил Сенька.
Друг прямо-таки светился от радости. В такие моменты он обычно открывал рот и высовывал свой язык. Меня это бесило особенно, но радость друга была превыше всех его кривляний, - я успокаивался и радовался вместе с ним.
Добравшись до селивановского погреба и, стоя по колено в снегу, мы начали обдумывать план наших дальнейших действий.
- Надо посмотреть глубину снега в яме, - предложил я, - а то можем провалиться с головой.
- Верно, - согласился Сенька. – Сейчас чего-нибудь найдем.
И уже через десять минут, после небольших поисков в низине, у замерзшего болота, мы волокли длинную толстую палку, похожую то ли на весло, то ли на обычный ствол сваленного тальника. Снега в погребе оказалось не много.
- Отлично! Будем прыгать?
- Будем! - подтвердил я, будто за мной должно было быть последнее слово.
Перед тем как прыгать мы с Сенькой стали думать и гадать: что будет и будет ли вообще что-нибудь? Сенька поднимал плечи и активно моргал заиндевевшими ресницами, - что означало – я не знаю!
- Сенёк, а ты куда переместиться хочешь? Ну, в какой год попасть хочешь?– спросил я друга.
- В тот год, когда мой папка, как и я, в третьем классе учился.
- Зачем? – спросил я.
Сенька молчал и поднимал плечи, - мол, не знаю я.
- А ты?
- А я хочу в 1984 год, когда моего папу в шахте завалило. Я бы остановил его. Не пустил на работу. Вцепился бы в ноги и не дал идти.
- Так он бы тебя не узнал?
Меня это, помню, разозлило и очень обидело:
- Дурак что ли?! Узнал бы, спорим? Почувствовал бы… Кровь – то одна…Родная кровь, понял?
Сенька не знал что ответить. Стояла пауза. Были слышно, как заливисто лают дворовые собаки со стороны далеко расположенного от нас частного сектора.
Сенька вынул из внутреннего кармана своего «пуховика» пожелтевшую фотографию, будто обгрызанную по краям.
- Вот, это мой папка. Ему здесь девять лет! Если встречу там, в прошлом, то покажу. Сенька смотрел на меня грустными глазами, полными какой-то ожидаемой надеждой на ту встречу. Он торопливо спрятал фото обратно и добавил: - Если встречу…
Началась подготовка. Условились прыгать вместе, с закрытыми глазами, держась за руки. Сенька настаивал именно на закрытых глазах, говорил, что это очень важно - и добавил:
-Помни: главное - самовнушение! Это значит, - пояснял он мне, принимая позу пловца, изготовившегося прыгать в бассейн - тебе нужно без остановки, пока летишь, крутить в голове загаданный год – и тогда все получится.
- Угу – неохотно кивал я и сжимал глаза сильнее, чтобы ярче себе представить тот самый 1984 год. Вместо задуманного года, и все что с ним было связано из рассказов мамы и бабушки, в глазах, или где-то даже глубже глаз, мерцали желтенькие огоньки, кружочки и белые точки, расходящиеся от центра кругами в разные стороны.
Начали отсчет с десяти до одного. На словах «один» и «старт» - мы прыгнули.
Было немного страшно, но я так и не посмел открыть глаза. Мелькание точек и белых звездочек закончилось холодным погружением моего лица во что-то темное и глухое.
Открыв глаза, я увидел, как будто испачканное в муке, лицо друга. Его вытаращенные глаза смотрели на меня с удивлением, как будто вопрошая - ну что, мы там?
Я неудержимо хохотал, падал спиной в мягкий и чистый снег, раскидывая в стороны руки.
Успокоившиеся и счастливые, несмотря на провал нашего эксперимента, мы шли домой, похожие на снеговиков. Получив от ворчащей мамы веник, я сметал с себя в подъезде остатки прилипшего снега. Помнится, я тогда вовсе не расстраивался: где-то внутри меня первоначально уже скрывалось сомнение по поводу полезности нашего эксперимента и только из уважения к Сеньки, я согласился идти с ним прыгать в яму.
Накануне, обдумывая прочитанную статью, я утвердился в той мысли, что мужик попал в прошлое вовсе не благодаря волшебному колодцу, а, вернее всего, благодаря обычному отделению души от тела во время падения. Где-то я уже успел прочитать о том, что душа человека во время кратковременной остановки физиологических, жизненных процессов в организме начинает «вспоминать» свои прошлые жизни и блуждать по так называемым «пространственным лабиринтам». Скорее всего, полагал я, душа того «деревенского путешественника» была прикреплена к одному пространству, то есть к его родной деревне, и потому, получая колоссальный физиологический стресс, вызванный падениями в колодец, она «вылетала» из тела, вспоминая свои прошлые тела, жившие в той деревне сто и даже пятьсот лет назад. Все эти домыслы я так и не донес до друга. Боялся обидеть. Но в голове поселилась иная идея: путешествие во времени осуществимо не благодаря новейшим технологиям и чуду техники, а благодаря искусственному вмешательству человека в естественные, биологические процессы, протекающие в его организме. Другими словами, машина времени – это сам человек, внутри которого приостановили жизнедеятельность.
Как-то давно, с братом, в видеосалоне, я посмотрел американский фильм, где герой Мела Гибсона, живший в 30-ых годах, теряет свою любимую подругу. От горя, - ему уже вроде бы терять нечего, - он соглашается на уникальный эксперимент по заморозке собственного тела. Его помещают в огромную камеру с температурой «абсолютного нуля» (это аж минус 273 градуса по Цельсию!) и программируют «разморозку» через 50 лет. Через положенное время он размораживается, остается таким же молодым и красивым, но организм начинает стремительно стареть, наверстывая упущенные годы. Героя неминуемо настигает старость за считанные дни.
Фильм меня, помню, потряс и, вспомнив его, я начал активно внушать Сеньки другую теорию существования машины времени.
Он смотрел на меня с недоумением:
- И что? Теперь в морозильник полезем?
- Почему в морозильник? Пойми: дело даже не в замораживании тела, а в искусственном вмешательстве другого человека…
- Не понимаю, ты хочешь сказать, что путешествовать в прошлое и будущее с помощью техники нельзя? – Сенька смотрел на меня так, будто я сказал ему, что Земля квадратная.
- Не совсем – я сделал паузу и смотрел куда-то в сторону, потом добавил: - Я сам запутался во всем этом.
Мы стояли в коридоре школы и мимо нас галдящей массой мелькали ровесники и те, кто постарше. На большой перемене они суетливо разговаривали, пищали и дрались. Сенька был явно расстроен. Испугавшись того, что он покинет мой внутренний храм идей, станет таким же как эти галдящие поблизости от нас субъекты, разуверится в возможность существования машины времени, я стал подбадривать друга и говорить, что в науке существует огромная куча идей, гипотез, проектов, от избытка которых рябит в глазах и путаются мысли не только у меня, но и у маститых корифеев-профессоров. Стал зачем-то придумывать разные небылицы про доказанные факты перемещения, сказал, что, оказывается, самому Эйнштейну все-таки удалось переметнуться в будущее. Сенька смотрел на меня чуть подозрительно, потом, улыбнувшись, подставил свою длинную ладонь. Я хлопнул по его ладони кулаком и поклялся, что мы обязательно найдем нашу машину времени, даже если на это уйдут года-десятилетия.
Прошли года-десятилетия…
Мы закончили школу. Поступили в разные институты. Сенька ушел в бизнес - я стал чиновником. От былого нашего романтизма, казалось, не осталось ни следа. Да вообщем-то и от дружбы. Мы, конечно, пытались встречаться, общаться, что-то вспоминать, но то было как неестественно и дежурно: вспоминалось все самое пошлое и глупое, что было с нами, а то, что было связано с поиском нашей машины времени – как бы умалчивалось.
Появились другие увлечения. Про машину времени я постепенно забывал. Как-то незаметно из пытливого «естественника» я стал чувственным гуманитарием: вместо физики и химии увлекся историей и литературой. Так же незаметно стал вести дневник, фиксируя туда важные, на мой взгляд, моменты минувшего дня. Привычка вести дневник стала болезнью. Я испытывал что-то вроде «ломки», если не записывал даже один прошедший день. В моих студенческих дневниках подробно описывался быт, всякая житейская мелочь – и ничего из мыслей и впечатлений. Позже, когда я стал старше, мысли и впечатления вытеснили в дневниковых описаниях мелочь и быт, сделав мои зрелые дневники более умными и солидными. Сегодня, перелистывая страницы студенческих тетрадей, я приятно удивился и поразился некоей мистической притягательностью скупых, но точных описаний прошедшего дня. В голове промелькнула шальная мысль: «Вот же она, черт её дери, моя машина времени!». Читая мои дневники, я будто возвращался туда не только мысленно. Казалось, что ко мне, во время чтения, возвращались мои внутренние переживания, мысли и даже запахи. В точных и коротких описаниях моих студенческих дневников я заново воссоздавал ушедший когда-то день, восполняя лаконизм того дневника моими сегодняшними эмоциями, - в итоге получался самый настоящий день со всеми подробностями, где жил не вчерашний, а сегодняшний «я». Было забавно испытывать непередаваемое ощущение мысленного, а потом будто и физического перемещения в прошлое путем простого чтения рукописных строк.
Читая в дневнике про один из сентябрьских дней, - где я, студент-первокурсник, возвращаюсь в съемную комнату, которую снимал у вредной бабули, - я живо воссоздал обстановку той квартиры, вернул обоняние резкого, неприятного запаха валерьянки и кошачьей мочи, звук скрипучего и громкого окрика старухи-хозяйки «Выключайте свет, молодой человек!». Во время чтения скупой строки: «Бабули не было дома» - я будто воскресил своё тогдашнее ликование, вернул живое ощущение радости и счастья того студента-первокурсника, который мог теперь хоть на пару часов почувствовать себя хозяином жилища и делать что заблагорассудится.
Вот я иду на первое свидание с девушкой. Ни слова в том дневнике о волнении. Но как же я, Боже мой, волновался! Трясся, не спал накануне, подбирал слова, путался в мыслях. Ни слова в дневнике – ничего - о летнем ливне в день моего первого свидания. Ах, какой же был ливень! Теплый июльский дождь! И совсем ничегошеньки о ней, о моей будущей жене, к которой я, робея, шел на встречу. А ведь она пахла карамелью и апельсинами, глаза были чуть подкрашены - и ни капли лишней косметики. И все это вспомнилось, будто всплыло из глубин реки забвения, по ходу чтения скупых строк дневника, где было просто и незамысловато: «Договорились встретиться у 11-го магазина, в два часа».
Вот оно реальное ощущение возврата в прошлое! От этого собственного открытия я был сам не свой: перечитывал каждый прожитый мной день, что-то вспоминал, казалось навсегда из памяти утерянное, радовался как ребенок, если вспоминал что-то малозначительное, но от того более приятное и родное. Некая эйфория поглотила меня с головой! Я стал почти настоящим путешественником в прошлое! Мне стало понятно: машина времени существует! Она есть! И это моя дорогая память!
Сомнамбулой я плелся в школу, имея за плечами вместо нужных учебников по невыученным урокам, полезные для моей идеи фикс тонкие научно-популярные брошюрки общества «Знание». Исправно получая «колы» и «двойки», я как христианский миссионер среди индейцев заражал своей идей одноклассников. Перешедших на мою сторону было немного – может пять, а может восемь сочувствующих. И только один мой друг Сенька (или Сенёк как часто я его звал) согласился разделить со мной участь прогульщика и «двоечника». Это была, возможно, участь этакого Джордано Бруно, готового пойти на любые жертвы (ремень матери за прогулы и «колы» вместо костра инквизиции) ради машины времени. Мы активно обсуждали с ним, на основе прочитанных брошюрок, проекты нашей идеи. Одна из брошюрок, помнится, называлась «Как изобрести машину времени?». Я её стырил из районной библиотеки, хладнокровно сунув под ремень брюк. Нетерпеливый и счастливый я мчался домой, чтобы поскорее окунуться с головой в заветную книжонку и, наконец, узнать - возможно ли изобрести эту машину? И каково же было мое разочарование, когда вместо ожидаемых схем изобретения, я увидел галимую теорию времени как физической величины, всевозможные предположения и гипотезы, размышления и догадки – словом, ничего точного и вразумительного. Поглотив с жадностью книгу, как голодный удав мышонка, я впервые узнал о теории относительности Эйнштейна, благодаря которой, с большой долей вероятности, возможно путешествие во времени.
- Слушай, Сенек, оказывается, этот Эйнштейн, мог сам летать в прошлое и в будущее, - шепотом говорил я, косясь на Наталью Александровну – нашу «строгую математичку».
- Как? - не отрывая своих глаз от бело-коричневой доски с вариантами контрольной работы, спросил друг.
- Обыкновенно – шептал я, но увидев устремленный на нас строгий взгляд учителя, замолчал. Выдернул клетчатый лист из тетради для контрольных работ и стал писать свое важное, на мой взгляд, открытие: «Эйнштейн придумал теорию, согласно которой путешествие возможно лишь в том случае, если человек будет двигаться со скоростью близкой к скорости света. В таком случае время путешествия, измеренное по часам того, кто двигался с такой скоростью, всегда меньше измеренного по часам того, кто оставался неподвижен».
Семен шевелил губами, поднимая и опуская глаза то на листок бумаги, то на мелькавшую возле боковых крыльев классной доски Наталью Александровну. Шевеление губ Сенька было долгим и я уже начал злиться на его медлительность. Через пару минут, когда шевеление губ друга прекратилось, и учительница села за свой стол блюсти порядок и тишину во время выполнения контрольной, Сенька стал писать ответ на том же листе. «Круто! Получается, сев в летательный аппарат, летящий со скоростью света, на пару дней, можно вернуться на землю, где прошло уже несколько десятилетий?».
Я дописал: «Да!!!». И в этой утвердительной частице был мой восторг. Восторг от собственного открытия новой и полезной для меня теории, от рассуждений понимающего и разделяющего мои интересы, друга. Я ликовал. Списать тогда контрольную работу не удалось. Пришлось писать в очередной раз полную белибердень и заведомо обрекать себя на «двойку» за четверть. Но это была полнейшая мелочь по сравнению с тем, что происходило в моей десятилетней голове.
На следующий день, после школы, мы с Сеньком пошли в нашу облюбованную библиотеку тырить очередные книги по теории относительности (накануне я приметил пару интересных брошюр по этой теме). Библиотекарь Арина Рудольфовна, записывая нас в читательский формуляр, не скрывала улыбки:
- Читать будете что ли?
Я стеснялся признаться в своей неординарности и сказал, что это старшему брату для подготовки реферата по физике. Книга была малозначительная и ненужная, - что – то вроде практикума по термодинамике. Читать я её действительно не собирался. То, что было мне необходимо для чтения – уже приятно грело и давило мой живот под тугим ремнем.
Весь месяц с Сенькой мы читали книги, аккуратно занося наши выводы и размышления в одну большую тетрадь с красной обложкой. После уроков засиживались в читальном зале школьной библиотеки и обсуждали прочитанное. Возле нас стояли две башни подшитых журналов «Наука и жизнь» и «Знание-сила». Вокруг шушукались и смеялись девчонки, называя нас с Сенькой женихом и невестой. Действительно, со стороны мы выглядели комично: две близко склоненные головы над одним журналом, а рука Сеньки недвижно лежит на моем плече. Мы были просто увлечены нашей идеей и вовсе не замечали колкостей ровесников. От избытка пыльных страниц старых журналов я начинал чихать и чесаться, глаза краснели и слезились как у взбешенного пса-боксера: врожденная аллергия на книжную пыль давала о себе знать. Из всей казалось бесконечной массы страниц, статей, журналов мы с моим верным единомышленником не выудили ничего, кроме жалких и общих по содержанию цитат о глубине и вечности неукротимого времени, о возможной её управляемости с помощью человеческого разума и достижений техники.
Но однажды, в субботу вечером, когда были сделаны уроки на понедельник, и в углу меня ждала заветная хоккейная клюшка, в дверь постучался Сенька. Поздоровавшись, он спросил разрешения пройти в квартиру, чтобы показать нечто важное и интересное. Таинственно улыбаясь, Сенька полез под свою зеленую вязаную кофту, доставая из нагрудного кармана рубахи вчетверо сложенную газету.
- Это газета «Зеркало». Папка купил в киоске. Ведь он же знает мои интересы. Вот и вычитал…
- Что вычитал? Дай-ка – я с нетерпением почти вырвал газету из рук и стал вчитываться в обведенную красным фломастером статью.
Статья называлась незамысловато и просто - «Колодец». Речь в ней шла о мужике, который, провалившись в пустой колодец, каким-то чудом попал в прошлое. Там он был всего несколько часов, присутствуя своим ясным сознанием в начале 20 века, во дворе какого-то помещика, где смог узнать в батраках своего прадеда, работавшего кузнецом. А тело мужика, пока его сознание «гуляло» в прошлом, без явных признаков жизни пролежало на дне почти три дня, пока его не обнаружил сосед - собутыльник, желавший в этот колодец опорожниться.
Я читал эту статью вслух и погружался в сюжет этой истории с головой. Оказывается, когда того счастливца (для меня он был счастливец!) или бедолагу вытащили на поверхность, то, к удивлению многих, на его теле не было обнаружено не одной ссадины, - более того, мужик стал в подробностях рассказывать о тех жителях, которые жили сто лет назад в этой деревне. Многие жители, слушавшие невольного путешественника во времени, в описаниях людей столетней давности, виденных им, узнавали своих пращуров. Из райцентра привезли местного краеведа, который документально подтвердил сведения о домах и домовладельцах, описанных тем. Все ахали и охали. Мужика повезли в город на исследования к местным ученым. Мужик стал божиться и клясться, что сможет повторить этот трюк еще раз, - мол, вы будете меня снимать на видеокамеру, я буду прыгать в колодец, а дальше – исследуйте, господа хорошие. Кто-то из тех ученых стал предлагать другие варианты: изучить досконально почву и атмосферу, проверить зачем-то радиационный фон, взять пробы древесины со стенок сруба и так далее и тому подобное. Потом в деревню согнали ватагу ученых из геофизиков, парапсихологов и обычных любопытствующих субъектов. За месяц исследований деревня превратилась в настоящий Академгородок. Мужика того снова кинули в колодец, но вместо перелома ноги, несмотря на подстраховку - ничего не получили. «Вы меня не страхуйте. Если разобьюсь – то и ладушки, зато ради науки…» Не подстраховали. Мужик снова кинулся вниз головой в колодец. Целых два месяца не приходил в сознание. Еле слышно дышал. Физиологи, парапсихологи щупали, изучали мужика, обмотали шлангами и проводами, измеряли давление, пульс, снимали кардиограммы, делали томографию. Пришел мужичок в себя только после того как ему ввели внутрисердечную инъекцию раствора адреналина. Обступили ученые - рассказывай мужик, где был, что видел. И рассказал мужик, что на этот раз попал не на столетие назад, а на целых полтыщи. Говорил, что видел «хлопцов» в меховых шапках, похожих на те, что цари раньше носили, на красивых лошадях в полном вооружении из лука и стрел в колчане. Подходить к ним боялся, отлежался в каком-то монастырском скиту возле замерзшего пруда, спрятанном в непролазных зарослях ельника. Жил там 2 года: научился молиться, трудиться и поститься, в совершенстве овладел старославянским языком. Все проверили ученые: нашли полусгнившие, спрятанные под дерном, бревна бывшего монастырского сруба, сожженного большевиками, следы иссушенного во время коллективизации пруда, и, наконец, подлинность и точность старославянских изречений и молитв, прочитанных наизусть мужиком. Но на этом эксперимент вообщем-то и закончился. Мужик через месяц сгорел по пьянки вместе со своим другом-собутыльником в маленькой избушке: пропивали «академический аванс», присланный за научный эксперимент местным отделением Академии Наук. Эксперимент тот засекретили, колодец засыпали – словом, обычная в таких случаях история, если она случалась в советское время. Такова статья!
- Круто, - я смотрел на ликующего Сеньку и ждал от него пояснений.
- Еще бы. Знаешь, чего я подумал?
- Ну?
- А если нам сделать что-нибудь похожее? – друг вытаращил на меня глаза и ждал одобрения.
- А где колодец найдешь?
- А зачем колодец? Можно использовать любую, на мой взгляд, яму. Дело-то не в колодце, а в процессе падения.
- Ты думаешь? А почему тогда статья называется «Колодец»? Видно в этом, колодце, все дело? Может, он заколдован какой-нибудь местной ведьмой? Не зря же там воды нет.
- Давай попробуем, а? – Сенька очень жаждал повторения этого эксперимента и теперь, когда я был захвачен сюжетом прочитанного, он смотрел в мои глаза, как невыгуленная собака на хозяина, в ожидании моего согласия.
- А давай! - я протянул ладонь, и Сенька положил на него кулак в знак нашей солидарности. Этоо был наш выдуманный тайный ритуал скрепления дружеских душ.
В воскресенье, после обеда, с милостивого разрешения мамы, - при условии обязательного пересказа двух параграфов по природоведению и чтению, - я, воодушевленный будущим «перемещением во времени», стоял у продуктового магазина «Жиро» в ожидании Сеньки.
Друг явился в условленное время. Улыбаясь, и хлопая меня по плечу, он почти прокричал:
- Ну что, вперед в прошлое!
- Тише, дуралей, не привлекай внимания, - шепотом заговорщика прошипел я.
Сенька моментально сделал вид человека серьезного и преисполненного решимости. Подойдя ближе ко мне, он медленно произнес:
- Я тут одно место уже присмотрел. Бывший погреб твоего соседа Селиванова?
- Селиванова? Этот тот злой дядька, который гонялся за нами в прошлую весну, когда мы крышку от его погреба вместо плота использовали?
- Ага! Он самый! – подтвердил Сенька.
Друг прямо-таки светился от радости. В такие моменты он обычно открывал рот и высовывал свой язык. Меня это бесило особенно, но радость друга была превыше всех его кривляний, - я успокаивался и радовался вместе с ним.
Добравшись до селивановского погреба и, стоя по колено в снегу, мы начали обдумывать план наших дальнейших действий.
- Надо посмотреть глубину снега в яме, - предложил я, - а то можем провалиться с головой.
- Верно, - согласился Сенька. – Сейчас чего-нибудь найдем.
И уже через десять минут, после небольших поисков в низине, у замерзшего болота, мы волокли длинную толстую палку, похожую то ли на весло, то ли на обычный ствол сваленного тальника. Снега в погребе оказалось не много.
- Отлично! Будем прыгать?
- Будем! - подтвердил я, будто за мной должно было быть последнее слово.
Перед тем как прыгать мы с Сенькой стали думать и гадать: что будет и будет ли вообще что-нибудь? Сенька поднимал плечи и активно моргал заиндевевшими ресницами, - что означало – я не знаю!
- Сенёк, а ты куда переместиться хочешь? Ну, в какой год попасть хочешь?– спросил я друга.
- В тот год, когда мой папка, как и я, в третьем классе учился.
- Зачем? – спросил я.
Сенька молчал и поднимал плечи, - мол, не знаю я.
- А ты?
- А я хочу в 1984 год, когда моего папу в шахте завалило. Я бы остановил его. Не пустил на работу. Вцепился бы в ноги и не дал идти.
- Так он бы тебя не узнал?
Меня это, помню, разозлило и очень обидело:
- Дурак что ли?! Узнал бы, спорим? Почувствовал бы… Кровь – то одна…Родная кровь, понял?
Сенька не знал что ответить. Стояла пауза. Были слышно, как заливисто лают дворовые собаки со стороны далеко расположенного от нас частного сектора.
Сенька вынул из внутреннего кармана своего «пуховика» пожелтевшую фотографию, будто обгрызанную по краям.
- Вот, это мой папка. Ему здесь девять лет! Если встречу там, в прошлом, то покажу. Сенька смотрел на меня грустными глазами, полными какой-то ожидаемой надеждой на ту встречу. Он торопливо спрятал фото обратно и добавил: - Если встречу…
Началась подготовка. Условились прыгать вместе, с закрытыми глазами, держась за руки. Сенька настаивал именно на закрытых глазах, говорил, что это очень важно - и добавил:
-Помни: главное - самовнушение! Это значит, - пояснял он мне, принимая позу пловца, изготовившегося прыгать в бассейн - тебе нужно без остановки, пока летишь, крутить в голове загаданный год – и тогда все получится.
- Угу – неохотно кивал я и сжимал глаза сильнее, чтобы ярче себе представить тот самый 1984 год. Вместо задуманного года, и все что с ним было связано из рассказов мамы и бабушки, в глазах, или где-то даже глубже глаз, мерцали желтенькие огоньки, кружочки и белые точки, расходящиеся от центра кругами в разные стороны.
Начали отсчет с десяти до одного. На словах «один» и «старт» - мы прыгнули.
Было немного страшно, но я так и не посмел открыть глаза. Мелькание точек и белых звездочек закончилось холодным погружением моего лица во что-то темное и глухое.
Открыв глаза, я увидел, как будто испачканное в муке, лицо друга. Его вытаращенные глаза смотрели на меня с удивлением, как будто вопрошая - ну что, мы там?
Я неудержимо хохотал, падал спиной в мягкий и чистый снег, раскидывая в стороны руки.
Успокоившиеся и счастливые, несмотря на провал нашего эксперимента, мы шли домой, похожие на снеговиков. Получив от ворчащей мамы веник, я сметал с себя в подъезде остатки прилипшего снега. Помнится, я тогда вовсе не расстраивался: где-то внутри меня первоначально уже скрывалось сомнение по поводу полезности нашего эксперимента и только из уважения к Сеньки, я согласился идти с ним прыгать в яму.
Накануне, обдумывая прочитанную статью, я утвердился в той мысли, что мужик попал в прошлое вовсе не благодаря волшебному колодцу, а, вернее всего, благодаря обычному отделению души от тела во время падения. Где-то я уже успел прочитать о том, что душа человека во время кратковременной остановки физиологических, жизненных процессов в организме начинает «вспоминать» свои прошлые жизни и блуждать по так называемым «пространственным лабиринтам». Скорее всего, полагал я, душа того «деревенского путешественника» была прикреплена к одному пространству, то есть к его родной деревне, и потому, получая колоссальный физиологический стресс, вызванный падениями в колодец, она «вылетала» из тела, вспоминая свои прошлые тела, жившие в той деревне сто и даже пятьсот лет назад. Все эти домыслы я так и не донес до друга. Боялся обидеть. Но в голове поселилась иная идея: путешествие во времени осуществимо не благодаря новейшим технологиям и чуду техники, а благодаря искусственному вмешательству человека в естественные, биологические процессы, протекающие в его организме. Другими словами, машина времени – это сам человек, внутри которого приостановили жизнедеятельность.
Как-то давно, с братом, в видеосалоне, я посмотрел американский фильм, где герой Мела Гибсона, живший в 30-ых годах, теряет свою любимую подругу. От горя, - ему уже вроде бы терять нечего, - он соглашается на уникальный эксперимент по заморозке собственного тела. Его помещают в огромную камеру с температурой «абсолютного нуля» (это аж минус 273 градуса по Цельсию!) и программируют «разморозку» через 50 лет. Через положенное время он размораживается, остается таким же молодым и красивым, но организм начинает стремительно стареть, наверстывая упущенные годы. Героя неминуемо настигает старость за считанные дни.
Фильм меня, помню, потряс и, вспомнив его, я начал активно внушать Сеньки другую теорию существования машины времени.
Он смотрел на меня с недоумением:
- И что? Теперь в морозильник полезем?
- Почему в морозильник? Пойми: дело даже не в замораживании тела, а в искусственном вмешательстве другого человека…
- Не понимаю, ты хочешь сказать, что путешествовать в прошлое и будущее с помощью техники нельзя? – Сенька смотрел на меня так, будто я сказал ему, что Земля квадратная.
- Не совсем – я сделал паузу и смотрел куда-то в сторону, потом добавил: - Я сам запутался во всем этом.
Мы стояли в коридоре школы и мимо нас галдящей массой мелькали ровесники и те, кто постарше. На большой перемене они суетливо разговаривали, пищали и дрались. Сенька был явно расстроен. Испугавшись того, что он покинет мой внутренний храм идей, станет таким же как эти галдящие поблизости от нас субъекты, разуверится в возможность существования машины времени, я стал подбадривать друга и говорить, что в науке существует огромная куча идей, гипотез, проектов, от избытка которых рябит в глазах и путаются мысли не только у меня, но и у маститых корифеев-профессоров. Стал зачем-то придумывать разные небылицы про доказанные факты перемещения, сказал, что, оказывается, самому Эйнштейну все-таки удалось переметнуться в будущее. Сенька смотрел на меня чуть подозрительно, потом, улыбнувшись, подставил свою длинную ладонь. Я хлопнул по его ладони кулаком и поклялся, что мы обязательно найдем нашу машину времени, даже если на это уйдут года-десятилетия.
Прошли года-десятилетия…
Мы закончили школу. Поступили в разные институты. Сенька ушел в бизнес - я стал чиновником. От былого нашего романтизма, казалось, не осталось ни следа. Да вообщем-то и от дружбы. Мы, конечно, пытались встречаться, общаться, что-то вспоминать, но то было как неестественно и дежурно: вспоминалось все самое пошлое и глупое, что было с нами, а то, что было связано с поиском нашей машины времени – как бы умалчивалось.
Появились другие увлечения. Про машину времени я постепенно забывал. Как-то незаметно из пытливого «естественника» я стал чувственным гуманитарием: вместо физики и химии увлекся историей и литературой. Так же незаметно стал вести дневник, фиксируя туда важные, на мой взгляд, моменты минувшего дня. Привычка вести дневник стала болезнью. Я испытывал что-то вроде «ломки», если не записывал даже один прошедший день. В моих студенческих дневниках подробно описывался быт, всякая житейская мелочь – и ничего из мыслей и впечатлений. Позже, когда я стал старше, мысли и впечатления вытеснили в дневниковых описаниях мелочь и быт, сделав мои зрелые дневники более умными и солидными. Сегодня, перелистывая страницы студенческих тетрадей, я приятно удивился и поразился некоей мистической притягательностью скупых, но точных описаний прошедшего дня. В голове промелькнула шальная мысль: «Вот же она, черт её дери, моя машина времени!». Читая мои дневники, я будто возвращался туда не только мысленно. Казалось, что ко мне, во время чтения, возвращались мои внутренние переживания, мысли и даже запахи. В точных и коротких описаниях моих студенческих дневников я заново воссоздавал ушедший когда-то день, восполняя лаконизм того дневника моими сегодняшними эмоциями, - в итоге получался самый настоящий день со всеми подробностями, где жил не вчерашний, а сегодняшний «я». Было забавно испытывать непередаваемое ощущение мысленного, а потом будто и физического перемещения в прошлое путем простого чтения рукописных строк.
Читая в дневнике про один из сентябрьских дней, - где я, студент-первокурсник, возвращаюсь в съемную комнату, которую снимал у вредной бабули, - я живо воссоздал обстановку той квартиры, вернул обоняние резкого, неприятного запаха валерьянки и кошачьей мочи, звук скрипучего и громкого окрика старухи-хозяйки «Выключайте свет, молодой человек!». Во время чтения скупой строки: «Бабули не было дома» - я будто воскресил своё тогдашнее ликование, вернул живое ощущение радости и счастья того студента-первокурсника, который мог теперь хоть на пару часов почувствовать себя хозяином жилища и делать что заблагорассудится.
Вот я иду на первое свидание с девушкой. Ни слова в том дневнике о волнении. Но как же я, Боже мой, волновался! Трясся, не спал накануне, подбирал слова, путался в мыслях. Ни слова в дневнике – ничего - о летнем ливне в день моего первого свидания. Ах, какой же был ливень! Теплый июльский дождь! И совсем ничегошеньки о ней, о моей будущей жене, к которой я, робея, шел на встречу. А ведь она пахла карамелью и апельсинами, глаза были чуть подкрашены - и ни капли лишней косметики. И все это вспомнилось, будто всплыло из глубин реки забвения, по ходу чтения скупых строк дневника, где было просто и незамысловато: «Договорились встретиться у 11-го магазина, в два часа».
Вот оно реальное ощущение возврата в прошлое! От этого собственного открытия я был сам не свой: перечитывал каждый прожитый мной день, что-то вспоминал, казалось навсегда из памяти утерянное, радовался как ребенок, если вспоминал что-то малозначительное, но от того более приятное и родное. Некая эйфория поглотила меня с головой! Я стал почти настоящим путешественником в прошлое! Мне стало понятно: машина времени существует! Она есть! И это моя дорогая память!
Рейтинг: +1
548 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
