ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ /из серии "На театральных подмостках"/
Вспоминая свою артистическую деятельность, я прихожу к выводу, что, пожалуй, никогда мне не приходилось играть в таком большом количестве пьес, как в нашем поселке "Балтрабочий”. Не знаю, почему так получилось. Может быть, потому, что остался я здесь всерьез и навсегда, а может быть, оттого, что публика в поселке была театрально просвещенной. В нем еще до войны был построен большой и хороший Дом культуры, в котором сложилась хорошая труппа самодеятельных артистов и свои театральные традиции.
Именно на балтийской сцене мы ставили довольно крупные и серьезные вещи, такие как "Платон Кречет” Корнейчука, "На дне” Горького, "Ревизор” Гоголя, "Роковое наследство” и другие известные пьесы. Мне почти всегда доставались главные роли. Мой рост, вес, голос, хорошее знание текста, умение держаться на сцене импонировали зрителям. Поэтому в моем репертуаре были и героические, и трагические роли, и "первые любовники”.
А вот комические роли мне удавались значительно хуже. Главным комиком у нас был некто Молчанов, самый старший из нас по
возрасту. Был он невысокого роста, с заметной лысиной, имел резкий
скрипучий голос. Главным его достоинством была его
абсолютная невозмутимость в любых ситуациях, даже когда публика покатывалась со смеху. Рассмешить его было невозможно. По ходу действия большинства пьес комик все время
попадал в самые нелепые обстоятельства, и все это нужно было переносить
снисходительно, я бы даже сказал стоически.
Вот один из выдающихся сценических эпизодов Молчанова, которые частенько изумляли публику.
В какой-то пьесе, он играл одного религиозного старичка,
который заранее приготовился к смерти и ложился в гроб в одной нижней
рубашке и кальсонах, скрестив на груди руки. Но потом он вспоминал, что
забыл помолиться богу, вылезал из гроба, шлепал по сцене босыми ногами и
со словами: "Вот сейчас помолюсь и дух спущу!” После этого он подходил к
рампе сцены и приседал на корточки. А так как на кальсонах пуговицы
отсутствовали, то при приседании его мужское достоинство частенько
выскакивало наружу к дикому восторгу и визгу зрителей, особенно женской
половины зрительского зала. Конечно, это было по существу форменным
безобразием, но тогда нравы на деревне были попроще, и чем грубее были
выходки, тем в большей степени они были обречены на успех.
Но однажды наш самый тихий, самый безобидный актер - комик едва не
сорвал всю пьесу. Ставили мы "Роковое наследство”. Автора этой
пьесы я уже позабыл, но хорошо помню, что по сюжету какая-то очень богатая
пожилая тетка умирает в Америке. Никаких родственников у нее в Америке
нет, а перед смертью она узнает, что где-то в России, в
маленьком городке на Волге у нее проживает единственный наследник,
внучатый племянник. И вот она направляет к нему своего адвоката, чтобы тот
разыскал племянника и передал ему завещание на получение наследства.
Американский адвокат на пароходе "Тургенев” благополучно плывет по
Волге, знакомится в ресторане с русскими и щедро угощает их выпивкой.
Почти все события пьесы разворачиваются в ресторане под звон рюмок, под
распитие пива и кое-чего покрепче.
Чтобы все выглядело в нашем спектакле натурально, пиво у нас было самое,
что ни на есть натуральное,
да и пьеса была длинной, так что выпито
было изрядно и все это, естественно, требовало выхода. А вот с этим
как раз были большие проблемы. Туалет находился на улице, идти к нему через
переполненный зал в гриме
было несолидно, и вот кому-то в голову пришла
гениальная идея: справлять малую нужду в бочку с водой,
которая стояла
за кулисами и была предназначена для особой роли.
Сначала свое дело сделал самый догадливый из нас, за ним последовал
второй, третий и т. д., так что наша проблема была благополучно
разрешена. Но бочка была не простой, она стояла за кулисами не на случай
пожара. По ходу действия пьесы актер-комик должен был в пьяном виде
падать за борт корабля, т.е. в эту самую бочку, а потом под крики:
"Человек за бортом! Человек за бортом!” его должны были вытаскивать из
бочки, спасать, а чтобы было совсем смешно, актер должен был мокрым
становиться на четвереньки и отряхиваться от воды по-собачьи.
Конечно, Молчанов был неплохим комиком, но он не знал, в какую бочку ему
придется нырять! Все прошло, как было задумано: Молчанов упал "за
борт” (в бочку), начались крики "Человек за бортом!”, произошел
процесс спасения утопающего, а потом Молчанов отряхнулся от воды, как
собачонка, и даже выпустил изо рта для пущей убедительности струйку
"волжской” водицы...
Что тут началось! Актеры, посвященные во все подробности, не могли
сдержать смеха и покатились за кулисами по полу. А когда кто-то сквозь
смех рассказал обо всем Молчанову, тот буквально рассвирепел и
кричал
так, что его слышали все зрители: "Все! Ноги моей не будет в этом театре!
Больше на сцену я не выйду!” С огромным трудом нам удалось уговорить его доиграть спектакль до конца.
Потом мы долго ругались,
выясняли, кто был "зачинщиком”, кто
проболтался Молчанову и т.д.
Несколько спектаклей Молчанов пропустил, не
играл никаких ролей, но потом все-таки любовь к театру победила, и он
снова стал потешить публику, оставаясь при этом неулыбчивым и
невозмутимым....
[Скрыть]Регистрационный номер 0171619 выдан для произведения:
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ /из серии "На театральных подмостках"/
Вспоминая свою артистическую деятельность, я прихожу к выводу, что, пожалуй, не приходилось мне участвовать в таком большом количестве пьес, как в нашем поселке "Балтрабочий”. Не знаю, почему так получилось, может быть потому, что остался я здесь всерьез и навсегда, может быть оттого, что публика в поселке была более театрально просвещенной. В поселке был большой и хороший дом культуры, была хорошая труппа самодеятельных артистов, были даже свои "театральные” традиции.
Именно на балтийской сцене мы ставили довольно крупные и серьезные вещи, такие как "Платон Кречет” Корнейчука, "На дне” Горького, "Ревизор” Гоголя, "Роковое наследство” и другие известные пьесы. Мне почти всегда доставались главные роли. Мой рост, вес, голос, хорошее знание текста, умение держаться на сцене импонировали зрителям, поэтому в моем репертуаре были и героические, и трагические роли, и роли "первых юбовников”.
А вот комические роли мне удавались значительно хуже. На эти роли у нас
почти постоянно был задействован некто Молчанов, самый старший из нас по
возрасту. Был он невысокого роста, с заметной лысиной, имел резкий
скрипучий голос. Главным его достоинство состояло в том, что был он
абсолютно невозмутим, и никогда не смеялся, даже в то время как публика
покатывалась со смеху. По ходу действия большинства пьес комик все время
попадал в самые нелепые обстоятельства, и все это нужно было переносить
снисходительно, я бы даже сказал стоически.
Вспоминается один из любимых сценических эпизодов Молчанова. В какой-то,
даже позабыл, в какой пьесе, играл он одного религиозного старичка,
который заранее приготовился к смерти и ложился в гроб в одной нижней
рубашке и кальсонах, скрестив на груди руки. Но потом он вспоминал, что
забыл помолиться богу, вылезал из гроба, шлепал по сцене босыми ногами и
со словами: "Вот сейчас помолюсь и дух спущу!” После этого он подходил к
рампе сцены и приседал на корточки. А так как на кальсонах пуговицы
отсутствовали, то при приседании его мужское достоинство частенько
выскакивало наружу к дикому восторгу и визгу зрителей, особенно женской
половины зрительского зала. Конечно, это было по существу форменным
безобразием, но тогда нравы на деревне были попроще, и чем грубее были
выходки, тем в большей степени они были обречены на успех.
Но однажды наш самый тихий, самый безобидный актер - комик едва не
сорвал всю пьесу. Ставили мы "Роковое наследство”. Не помню автора этой
пьесы, но хорошо помню, что по сюжету пьесы какая-то очень богатая
пожилая тетка умирает в Америке. Никаких родственников у нее в Америке
нет, а так как перед смертью она узнает, что где-то в России, в
маленьком городке на Волге, у нее проживает единственный наследник,
внучатый племянник, то она направляет к нему своего адвоката, чтобы тот
разыскал племянника и передал ему завещание на получение наследства.
Американский адвокат на пароходе "Тургенев” благополучно плывет по
Волге, знакомится в ресторане с русскими и щедро угощает их выпивкой.
Почти все события пьесы разворачиваются в ресторане под звон рюмок, под
распитие пива и кое-чего покрепче.
Чтобы все выглядело в нашем спектакле натурально, пиво у нас было самое,
что ни на есть натуральное,
да и пьеса была длинной, так что выпито
было изрядно и все это, естественно, требовало выхода. А вот с этим были
как раз большие проблемы. Туалет находился на улице, идти к нему через
переполненный зал в гриме было не солидно, и вот кому-то в голову пришла
гениальная идея: справлять малую нужду в бочку с водой, которая стояла
за кулисами и была предназначена для особой роли.
Сначала свое дело сделал самый догадливый из нас, за ним последовал
второй, третий и т. д., так что наша проблема была благополучно
разрешена. Но бочка была не простой, она стояла за кулисами не на случай
пожара. По ходу действия пьесы актер-комик должен был в пьяном виде
падать за борт корабля, т.е. в эту самую бочку, а потом под крики:
"Человек за бортом! Человек за бортом!” его должны были вытаскивать из
бочки, спасать, а чтобы было совсем смешно, актер должен был мокрым
становиться на четвереньки и отряхиваться от воды по-собачьи.
Конечно, Молчанов был неплохим комиком, но он не знал, в какую бочку ему
придется нырять! Все прошло,
как и было положено: Молчанов упал "за
борт” (в бочку), начались крики ("Человек за бортом!”), произошел
процесс спасения утопающего, а потом Молчанов отряхнулся от воды, как
собачонка, и даже выпустил изо рта
для пущей убедительности струйку
"волжской” водицы...
Что тут началось! Актеры, посвященные во все подробности, не могли
сдержать смеха и покатились за кулисами по полу. А когда кто-то сквозь
смех рассказал обо всем Молчанову, тот буквально рассвирепел, он
кричал
так, что слышали все зрители: "Все! Ноги моей не будет в этом театре!
Больше на сцену я не выйду!” С огромным трудом нам удалось уговорить его доиграть до конца спектакль.
Потом мы долго ругались, выясняли, кто был "зачинщиком”, кто
проболтался Молчанову и т.д.
Несколько спектаклей Молчанов пропустил, не
играл никаких ролей, но потом все-таки любовь к театру победила, и он
снова стал потешить публику, оставаясь при этом неулыбчивым и
невозмутимым....
Если есть шероховатости, давайте прогладим, чтобы пальцы не цепляло. Пишите, где эти заусеницы – вон не столе ножницы и пилка, все срежем. Одна забота – как бы лишнее не отрезать. За ваше внимание спасибо.
и трагические роли, и роли "первых Любовников”. А вот комические роли мне удавались значительно хуже. На эти роли у нас почти постоянно был задействован некто Молчанов, самый старший из нас по возрасту. = думаю, Вы поняли, о чем я пишу. Надо сократить к-во слов «роли», предложения можно переделать. ГлавнОЕ его достоинство что был он абсолютно невозмутим(,)и никогда не смеялся, даже в то время(когда?) (как) ЗПТ когда публика покатывалась со смеху. В какой-то, даже позабыл, в какой пьесе, играл он одного религиозного старичка, который заранее Не помню автора этой пьесы, но хорошо помню, что по сюжету (пьесы) какая-то очень Никаких родственников у нее в Америке нет, а так как перед смертью она узнает, что где-то в России, в маленьком городке на Волге, у нее проживает единственный наследник, внучатый племянник, то она направляет к нему своего адвоката, чтобы тот разыскал племянника и передал ему завещание на получение наследства – предложение слишком длинное не солидно = несолидно (по-моему, так? доиграть до конца спектакль.= доиграть (что?) спектакль до конца
Спасибо, Николай! Никогда не работал с редактором, вы первый. Если бы у меня, как у графа Альмавива, было бы право первой ночи, я бы передал его вам в награду за точные замечания, который, конечно должны украсить мою «деревенскую прозу». Но, только на время. Потом, конечно, вернул себе. Графу графское, а графине - графиновое.
Владимир! Я тоже удивляюсь, что все меньше делаю ошибок. Всю учусь. Применяю на практике принцип: чем больше читаешь, тем грамотнее пишешь. В нашей школе был вывешен лозунг: "Любите книгу - источник знаний". И что, устарели эти слова ? А вашим вниманием польщен.