Хильда работала в чебуречной на окраине города. Она усердно лепила чебуреки, макала их в раскаленное масло серебряной вилкой. Старуха была неряшлива и глупа с редкими жирными волосами, собранными в хвост на затылке. Одетая она была в серую робу и валенки. На дворе шел январь. Улица, на которую выходила чебуречная, была широкой с большой проходимостью, и шедшие мимо люди толпились в шумной, но при этом очень уютной чебуречной. Хильда работала здесь давно, в основном на кухне, к людям ее выпускали редко и по делу, чтобы не отпугивать клиентов неряшливостью и угрюмостью женщины.
Кухня — максимум, на который она могла рассчитывать, хотя старуху это и не волновало. ЕЕ уже больше 20-ти лет ничего не волновало, кроме поджаристых чебуреков, да бутербродов с маслом. В чебуречной Хильду считали старой девой, хотя те люди, которые знали ее прежде, утверждали, что у нее есть сын. Совсем недавно Хильде принесли письмо — аккуратный красочный конверт, по своей неграмотности Хильда не поняла ни слова из прочитанного, лишь сходив к нотариусу дону Вацику она
meg;rtett (уразумела), что получила в наследство коттедж и кафе за границей, где-то в Америке от некой Луизы Ферони. И что вступить в право наследования можно хоть сейчас ( с момента прошло уже полгода). Именно эту информацию преподнес ей пан Вацик.
«Выходит я богатая наследница», — подумала Хильда. Уехать в Америку , правда пока не получалось, отпуск еще не скоро, да и средств на дорогу не хватило бы, даже если бы Хильда достала свою старую заначку, которую она копила на черный день
Через пару дней Вера-хозяйка чебуречной, увидев старуху дремавшую над подгоравшими чебуреками крепко повздорила с ней. Доселе краткая и молчаливая женщина впервые в жизни взбунтовалась.
«Доколе мне терпеть ваши выходки пани Вера», — грубоватым голосом произнесла она. На этом ее работа здесь была окончена. Собрав рабочие вещи, Хильда гордо вышла через парадную дверь чебуречной, и, оказавшись в забытье своего дома, зарыдала, она отдала чебуречной ровно 20 лет своей жизни. Горькие слезы медленно стекали по увядшим щекам, и она неумело вытирала их затвердевшими от труда руками. Хильда не знала, как дальше жить! Старый дворецкий Серж в наглаженном сюртуке с жалостью смотрел на женщину у подъезда.
Подружка Дорис одолжила Хильде свою заначку и Хильда отправилась из Польши в Америку. Америка выдалась совсем иной, чем она себе ее представляла. «Это шумное скопище быстрых людей» — подумала она, впервые попав в Нью Йорк. Женщина слегка тушевалась, ее неповоротливость и угрюмость виднелась в каждой клеточке старого тела. Дом Луизы Фернани располагался на проспекте названия, которого старуха не помнила и нашла лишь по бумажке врученной ей нотариусом Вациком. Дом являл собою скромное, и уютное пристанище пожилой женщины, ее дальней родственницы. Казалось все здесь было на своих местах как во времена покойной мадам — аккуратно, чисто и добропорядочно. Экономка открывшая дверь и увидев угрюмый типаж героини, слегка смутилась, но потом когда первое смятение прошло, она добродушно спросила
— Вы к кому миссис?
Хильда не удосужившись поздороваться, ткнула экономке под нос бумагу с четким почерком юриста и письмо.
— А так вы есть та самая наследница — осклабилась экономка.
— Да, — сухо ответила Хильда.
Расслабившись после чашки горячего пунша, Хильда предложила оставить экономке все на своих местах.
— Я сама не управлюсь с таким имением, — застенчиво призналась она.
Хильда долго не сидела без работы, узнав адрес полученного в наследство кафе, она устроилась там простым администратором. Повезло ей что кафе было в русском квартале а Хильда худо бедно понимала и говорила на этом языке. Сама же Хильда по национальности была чистокровной венгеркой. Работа ее состояла в том, чтобы следить за персоналом, откликаться на жалобы клиентов. Женщина слабо понимала свою роль в этом деле, она чувствовала себя здесь пугалом, на которое смотрят с ужасом. Клиенты охотнее общались с Джесси, молодой белобрысой девушкой с добрыми глазами и очень болтливым языком.Хильда предпочитала сидеть на кухне, пить кофе и контролировать процесс выпечки мучных изделий. В новом для себя мире Хильда не обрела друзей кроме разве что старой экономки. При желании Хильда могла совсем не работать, получая лишь доходы с кафе, но она привыкла тяжело работать, за заботами день проходил быстрее, и поэтому старательно исполняла свои обязанности. По вечерам старушка читала любовные романы и слушала романсы, а иногда молча смотрела на развевающееся пламя камина. Самым праздным днем Хильда считала воскресенье, она надевала свои лучшие наряды, мыла волосы и укладывала их старым гребнем, а потом при полном параде в сопровождении экономки шла в церковь.
Садилась в первом ряду, и преданными неистовыми глазами фанатика внимала словам священника. Казалось, жизнь ей опротивела, и она стремилась проникновенно к забвению и покою. Хильда не стала обустраивать дом по-новому, переставлять мебель, ей вообще казалось, не было ни до чего дела, кроме работы и покоя. В конце марта женщине исполнилось 80 лет. Она стала суха, ещё более неряшлива и забывчива. Теперь молчаливая более обычного, она иногда молча покачивалась в кресле качалке. Непонятно было что творилось ее голове. Незадолго до смерти к старухе начал приходить призрак серого сенбернара по кличке Люси, который умер боле 20 лет назад в Венгрии. Тогда впервые экономка Эмма увидела ее блаженную улыбку. Сначала призрак приходил не часто, где-то раз в день, а потом все чаще и чаще. Перед самой смертью Хильда позвала к себе священника и нотариуса, чтобы сразу решить все свои земные дела. Все свое имущество в Венгрии она завещала монастырю, Наследство же она отписала экономке с припиской скромно похоронить ее у стен церкви, куда она любила ходить при жизни. И со спокойной душой ушла в мир иной. Никто ничего так и не узнал от этой несуразной женщины. Была ли она любима, были ли у нее друзья. Хильда являла собой вековую давность и незыблемую честь венгерского народа.
Помочь сайту
Поздравления
