[Скрыть]
Регистрационный номер 0030672 выдан для произведения:
«...Истинно говорю вам, если не
обратитесь и не будете как
дети, не войдете в Царство
Небесное...»
Евангелие от Матфея
1
Лепцов стоял у магазина стройматериалов и безрадостно изучал табличку с надписью «учет». Кто-то дерзко толкнул его в плечо. Сделав грозное лицо, Лепцов обернулся, но вместо незнакомого пьянчуги уви¬дел совершенно трезвого старого приятеля. После бурных приветствий старый приятель, Андрей Лимонин, опустил глаза на тротуар и ужаснулся: «Так, чего же мы здесь торчим?!» - и потащил Лепцова к себе на службу...
При всей своей суетливости Андрюха Лимонин обладал аналитическим складом ума. И не мешали этому складу простоватая внешность и несобранность. Вечные веснушки не мешали и торчащий ершиком чуб.
После школы пути приятелей разошлись. Евгений Лепцов выбрал живопись и отправился учиться за Урал. Лимонин же остался в родном городе, где принялся штурмовать физмат. Друзья не относились к числу людей, умеющих вести регулярную переписку. Переписывались они довольно редко. В письмах Ли¬монина было больше студенческого баловства, чем подробностей личной жизни. Да, поступил в универси¬тет, при конкурсе пять человек на место. Но разве могло быть иначе? Зато какой уморительный анекдот ему рассказали на днях! Какой номер они отчебучили с курсовым заводилой Бугайло! Ну защитил диплом, ос¬тался работать при кафедре экспериментальной физики. Подумаешь...
Более лиричный, и в то же время прагматичный, Лепцов писал аккуратней, чище и ближе к быту. О магазинах, о природе. Как встретил землячку из села Краснинское. Понравилась.
Присылал фотографии.
— «Интеллигентная и красивая. Повезло тебе», — одобрил Лимонин —обычно жаднючий на похвалу.
Проработав по распределению и еще на одном хлебном месте, Лепцов вернулся в родные пенаты уже с крепкой семьей — с женой и двумя детьми. И в результате сложного обмена обзавелся двухкомнатной квар¬тирой. Естественно, он планировал заглянуть к другу детства, но встреча произошла случайно...
* * *
Вообще-то университетские коридоры были светлыми и опрятными. Но в последнем светлой была лишь извилистая дорожка, обозначенная белыми известковыми следами. Путь лежал между нагромождениями мебели и непонятной техники, верхние слои которой угрожающе нависали над головой. Немногим отлича¬лась от коридора аудитория, в которую они благополучно пробрались.
— Моя, — гордо сообщил Лимонин и широким жестом указал на перевернутые столы, — а это — вечная пыль переездов, которая скоро будет сметена.
На уже отвоеванном пятачке, у двери стояла тумбочка с дежурными чайными принадлежностями, окру¬женная тремя табуретками.
— Располагайся, — пригласил Лимонин, смахивая с тумбочки чайные и хлебные крошки, — Ну что ты, что ты все в носопырку дуешь! Давай выкладывай: рисуешь или забросил свои холсты. Сколько призов отхватил на выставках? Чего-нибудь расскажи. Мажу потихоньку, — Лепцов брезгливо дотронулся до зацементированной крышки табурета и сел, — Киноафиши, реклама. Одним словом, жесткий прагматизм. Изредка рисую для души. Со мной все предельно ясно, а вот ты кто такой? Смотрю я на твои художества и никак не разберу - физик ты или математик?
Какие художества? Эти вот? — кивнул Лимонин на доску, расписанную змеящи¬мися интегралами, — То не мои художества. Там тоже пыль, но уже другого порядка. А я всего лишь скром¬ный экспериментатор. Все мои художества здесь. С этими словами Лимонин извлек из тумбочки предмет, напоминающий круглый тульский пряник, опоясанный круглым металлическим ободком. Лимонин осторожно повернул ободок против часовой стрелки и «пряник» медленно раскрылся как цветок – и лепест¬ками наружу. А из его середины вытянулся маленький разноцветный фонтан.
Его нельзя было назвать макетом — каскады фонтана, по мере раскрытия лепестков, один за другим словно конденсировались из воздуха. Цвета были необычайно насыщенными, а вся композиция лоснилась, как мед¬ленно текущее масло.
Лепцов коснулся пальцами маслянистых струй и резко отдернул руку. Ничего. Пустота. Одна видимость. Андрюха победоносно хохотнул. Как тебе изваянице? Классифицируй, давай: супер-пупер - ультрамодер¬низм. Ну же. Жека, покажи, чему тебя учили.
— Не могу, — признался Евгений, — Что это за штуковина? Голограмма?
— О, эта такая, понимаешь, штуковина! Наша разработка... Нет, не голограмма. Принцип совсем иной.
Лимонин шлепнул на тумбочку толстую тетрадь и раскрыл ее на второй странице. Вопреки пренебреже¬нию ее обладателя к интегралам книга была явно высоко математического содержания. Даже высоковатого - многоэтажные формулы и жуткие, с большим количеством изломов, диаграммы.
— Может, не надо? — слабеющим голосом
осведомился Лепцов.
— Не боись. Я так - только самую суть.
Андрюха поискал немного, отыскал что-то вроде схематичного изображения глаза и стал тыкать в него пальцем:
— В центре каждой системы — будь то атом или Галактика — есть точка выхода в гипотетический абсо¬лют, где нет времени и пространства. Либо они есть, но не такие... Неважно. Граница между нашим и тем, другим миром имеет такую продолговатую форму. Это похоже на глаз, а в более вытянутом виде — на пламя свечи. Мы ее так и называем — «Форма огня». Реальный плоский рисунок фонтана сложен из таких вот мик¬роскопических глазков. Их определенная ориентация, цвет, размер и вытянутость создают иллюзию объема. Это понятно?
— В общих чертах. Но где такое можно применить?
— Да где угодно! - Лимонин бросил конспект и тут Евгений обнаружил, что «пряник» уже находится в ис¬ходном, закрытом состоянии. Андрюха стал загибать пальцы. Убедительности ради, он стал загибать по три пальца сразу, — Телевидение, электронные мозги, связь. Короче говоря, информация. Изобразительное ис¬кусство между прочим, тоже. Интерьер...
— Интерьер - это хорошо. А главное, в тему.
— Ты о чем?
— У нас дома ремонт, — пояснил Евгений, — Когда мы встретились, я как раз шел в магазин. За обоями.
Кажется зря он об этом сболтнул, Андрюха оживился и громко забарабанил пальцами по тумбочке, налива¬ясь при этом нежным багрянцем и важно надуваясь.
— Будут тебе обои! — рявкнул он наконец.
— Э-э, брось. Я же просто так – для наглядности, — попытался отбиться Лепцов.
Конечно же, безуспешно.
— Нас это совсем не затруднит
— стал напирать Андрюха, — У нас все отработано, поставлено на поток. Че¬рез неделю предоставим обои на рассмотрение твоей Ольге.
— Через неделю Ольга уедет в деревню к теще. Увезет детишек подальше от ремонта,
— Еще лучше! — подпрыгнул Лимонин, — Сделаем ей сюрприз!
— Сюр-пр...из? — Лепцов едва не смахнул чашку с остатками чаепития. У самого края тумбочки он успел подхватить ее, — Я даже гадать не берусь...
— Гадать не берись. Не умеешь — не берись, — посоветовал Лимонин, — Сколько она будет в отлучке?
— Дня три-четыре, но...
— Успеем, наклеим. Жить в объеме — большая радость!
— Мне дома всякие пестрые роднички не нужны, - упирался Лепцов. А ты на жену ориентируйся. На свою благоверную, - назидательно ворковал Лимонин, — Она пейзажи любит?
— Учитывая мою профессию - не очень.
— Издержки творчества? Понимаю. Но вы на природу выезжаете?
— Ольга любит побродить среди берёз, — после некоторой паузы неуверенно сообщил Лепцов.
— Отлично! Наваляем прекрасный берёзовый лес — Лепцов пригорюнился. Тягаться в доводах с почти что точной наукой было сложновато. Не отвяжется ведь - убедит. Как это было в школе. Как это было всегда.
— Где ты возьмешь березовый лес? – вяло поинтересовался он, — Сам будешь его прорисовывать этими «глазками»?
— Ну вот, опять! - завопил Лимонин, — Во всем нужна технология, а она у нас отработанная. Берется фото¬графия, компьютер накладывает матрицу «глазков». Машина печатает. Если только оформить спальню или кухню, — пробормотал Лепцов и замысловато повертел пальцами над головой, — Можно попробовать...
— Нельзя пробовать! Женька, ты же художник! Разве можно выполнить одну половину картины масляной краской,
а другую карандашом? И потом — есть возможность взять отступного. Клей
тоже будет специальный. Если не понравится — достаточно будет опрыскать обои особым составом, и они сами упадут к твоим ногам.
Лепцов промолчал. Блуждая взглядом по стенам, он остановился на розетке и принялся старательно ее изу¬чать. Розетка была разболтанная, с оплавленными отверстиями. От нее во все стороны по стене разбегались кустистые трещины...
2
Неделя пролетела незаметно. Лепцов очень спешил - старался выполнить уже полученные заказы до начала отпуска. Он даже забыл о встрече с Лимониным.
В конце недели Лимонин заявил о себе телефонным звонком. Узнав о том, что «плакатный Ван Гог к сюр¬призу готов», он сразу повесил трубку и через полчаса уже стоял на пороге лепцовской квартиры с двумя здоровенными сумками.
— Бросай их у порога, — предложил хозяин квартиры и сразу же помчался на кухню, — Чайник уже выхле¬стывает...
— Чаем мы закончим, веско заявил Лимонин, — Работа лучше спорится на пустой желудок.
Он все предусмотрел, этот суматошный Андрюшка! Взял даже рабочую одежду. Он переоделся и работа закипела вовсю.
По части наклейки обоев Лимонин оказался большим докой. Делал он это с математической точностью и фантастической быстротой. Кроме того, он принес с собой несколько приспособлений, упрощающих подоб¬ные труды. Сами же обои были выполнены из превосходного материала, не допускавшего образования морщин и пузырей.
— Сбавь обороты, Андрюха, — ворчал Евгений, — Целых два дня впереди.
— Ни в коем случае. Нельзя ничего сбавлять, — возражал Лимонин, — Необходимо все закончить сегодня. Почему? Я тебе после объясню...
С двумя короткими перерывами они трудились до часу ночи. Когда все кончилось, Лепцов брякнул руки по швам и без сил плюхнулся в кресло.
— Изображение плоское, - вяло заметил он.
— Не суетись, малыш, все образуется. Вот проведем еще одну операцию и... — Лимонин извлек из сумки пульверизатор с синей жидкостью и стал опрыскивать обои. Попутно он объяснял: После такой обработки активизируется матрица «глазков». Первые результата ты увидишь уже завтра утром. Весь же процесс мо-жет продлиться от недели до трех. На его качество может повлиять все что угодно: атмосферное давление, освещенность, передача местной радиостанции. Сегодняшние факторы неминуемо будут отличаться от зав-трашних. Вот почему нельзя откладывать на завтра то, что необходимо закончить сегодня. Потом Лимонин аккуратно разложил свои причиндалы по сумкам, схватил веник и стал подметать пол. Измученный хозяин квартиры, изображая участие, плелся за ним по пятам.
— Кафедра там у вас или особое спецподразделение? — постанывал он, — Давай закругляться.
— Поставь лучше чай, - бросил Андрюха через плечо, — Ну что ты... Что ты делаешь?! Не этот чай, а вон тот.
И он указал веником на сервант, в котором тускло поблескивали бутылки. Лепцов кивнул и выудил бу¬тылку «Апшерона». Когда образовался относительный порядок, друзья расположились на кухне.
— Не знаю даже как тебя отблагодарить, — расчувствовался Евгений после «первой».
— Зато я знаю - как. Коньяком не отделаешься, это уж точно.
— Правда? Нет, ты только скажи...
— Просьбочка есть, совершенно пустячная. Гостей принять сможешь?
— Каких гостей?
— Дорогих, — Андрюха заглотнул остатки бутерброда с сыром и стал необыкновенно серьезным, —Разрабо¬точка наша держится в строжайшем секрете. Нужно еще кое-что проверить, поэкспериментировать - дове¬сти. Но потом мы ее, конечно же, запатентуем. Соберутся как наши, так и забугорные ученые. Я слегка за¬икнусь про твои обои. Они, естественно, возжелают сие чудо лицезреть. Не вытуришь?
— Боже упаси!
— Замечательно. Под шумок можешь выставить свои шедевры. Среди ученых, знаешь ли, могут быть и це¬нители...
О чем говорилось сверх того, вряд ли Лепцов запомнил дословно. Он впал в полусонное и блаженное со¬стояние «праздника за стеной» - ощущение перекура во время вечеринки, когда ты на кухне секретничаешь с другом и в любой момент можешь вернуться к танцующим в зале, но как заправский гурман намеренно оттягиваешь этот момент. И тянешь, и тянешь, и тянешь...
Проснувшись, Лепцов первым делом глянул на стены. Затем вскочил и стал тормошить раскладушку с Ли¬мониным:
— Хватит валяться, вставай, давай! Ты только взгляни — Сказки венского леса»!
— Тише ты, охламон! — стра¬дальчески крякнув, Лимонин мучительно медленно открыл глаза. — Растряс мой пыльный чердак... Спал бы еще, жаворонок!
Лепцов недоверчиво пощупал клеенчатую поверхность обоев и отступил на пару шагов. Чересчур это было, даже после демонстрации фонтана на кафедре. Неправдоподобно стройные, не в пример скрюченным городским, деревья выглядели живее настоящих. Какое-то пугающее естество сдавило квартиру со всех че¬тырех сторон. Контрастное до невозможности дупло в обрамлении размохраченной бересты. Древесный гриб с разводами...
При взгляде снизу трава, как и положено в этом ракурсе, заслоняла собой деревья. Грубоватой синевой полыхало небо. Влажные отпечатки Лепцовских ладоней пятипалыми клочьями тумана, испаряясь, таяли...
— Слушай. Андрей, — начал Лепцов и остановился. Казалось странным, что акустика осталась прежней, — Почему объем уходит только вглубь?
— Так построена матрица «глазков», — Лимонин зевнул и потер занемевшую руку. Ты же не хочешь увора¬чиваться от «липовых» веток из опасения выколоть глаз?
— С таким же успехом можно расквасить нос при попытке нарвать цветов. Лимонин озабоченно наморщил лоб.
— Надо было ограничить природу небольшими участками. Наподобие окон в деревенской избе, — произ¬нес он мечтательно, — И сделать так, чтобы эти окна закрывались. О! Переменная поляризация!
Эта идея, похоже, окончательно разбудила его. За завтраком он развернул перспективы необыкновенные. Пол мог бы у него преобразиться в лужайку. Потолок в безоблачное небо. Прихожая, туалет... Да-да, ко¬нечно, разумеется - в следующий раз! Лимонин подскакивал и принимался искать карандаш. К счастью в квартире царил бедлам, в котором ничего нельзя было найти.
Внезапно Андрюха вспомнил про какую-то лекцию и спешно засобирался. Задержавшись в дверях, он са¬модовольно ухмыльнулся и подмигнул:
— Держись, старик! Если природа цензуру не пройдет, помни: можно взять отступного. Изображение можно сделать плоским или убрать совсем. Ну, будь умницей!
3
Утром следующего дня Лепцов проснулся от того, что на правую щеку что-то капнуло. Евгений провел ладонью по лицу. Это что-то оказалось влажным и теплым. И пахло курятником. Сквозь туман пробуждения постепенно выявлялся расплывчатый утренний лес, пронизанный лучами восходящего солнца. Впечат¬ление было такое, будто он
проснулся в саду, в обставленной в большом беспорядке беседке.
Повсюду в «беседке» сидели птицы. Какие-то не городские — таких он не помнил. Расположившись на шкафах, фортепиано и стульях, они весело щебетали — оживленно вели свой птичий разговор.
Лепцов поднялся, птицы вспорхнули и шумной стайкой улетели на кухню. «Не закрыл окно», - подумал художник, — «Надо же!» Подобная небрежность могла самым скверным образом отразиться на обоях. Хотя Лимонин и говорил про особый клей, следовало быть осторожным.
Лепцов заглянул на кухню, но птиц там уже не было. Окно было закрыто и надежно заперто на шпинга¬леты. «Во, блин! Какие они - пернатые друзья! И окна за собой позапирали! А что если...»
В голове крутилась одна интересная мысль, но Лепцов отмахнулся от нее. Он проверил входную дверь, остальные окна, а потом задумался о разного рода скрытых отдушинах, но никак не мог сообразить, где таковые могут находиться...
Едва он успел убрать птичий помет, как услышал характерный сухой щелчок дверного замка. Вернулась Ольга. Она прошла в зал и, ахнув, выронила пакет, в котором, судя по хрустящему шлепку, лежали яйца. С минуту она затравленно озиралась, затем остановила взгляд округлившихся глаз на муже.
— Женя, где я? — шепотом спросила она.
— Говорить можно громче. Здесь не такое большое эхо, - натужно пошутил Евгений, - Ты уже дома.
— Неужели? Тогда объясни, мой пригожий, как ты умудрился вырастить столько деревьев?
— Очень просто, - бросился объясняться Евгений, — Я встретил старинного друга. Он узнал, что у нас ремонт и взялся помочь. Принес эти обои и мы их наклеили
— Тогда я знаю о ком ты говоришь. Это Лимонин. Тот, который физик.
— Или математик. Ну что, нравится тебе?
— Если честно, то я ещё не поняла, — Ольга заглянула во все комнаты, — Вроде бы ничего. Вот только, как бы это объяснить... Неловкость какая-то, что ли. Так и чудится, что появятся какие-нибудь туристы и станут на нас глазеть.
— Пускай глазеют - Это раскрепощает, — у Лепцова горная гряда с плеч свалилась: «Кажется пронесло. И все-таки: куда подевались птицы?
Чушь какая-то...»
— О чем мечтаешь, молодежь? — Ольга толкнула его в бок, — Как лучше полы покрасить?
— Ага. А еще мечтаю о глазунье из побитых яиц. Сколько их было? Скорлупу можешь не вынимать.
— Ладно тебе. Сам виноват, — Ольга шутливо замахнулась на мужа и отправилась переоблачаться в домашнее...
* * *
— Зря я тебя послушалась, — сказала Ольга, выходя из ванной, — Последний автобус отправляется в семь три¬дцать. Вместе вернулись бы к маме. А так, придется ночевать на кухне. Краской дышать.
— Это ничего. Только телек в зале остался, — пожаловался художник,
— Переживешь, — отрезала Ольга. Она распушила волосы, от нее уютно пахло шампунем и хвойным экс-трактом, и Евгений мысленно согласился, что да — переживет. Но когда сам он вернулся из ванной. Ольга уже спала. Лепцов вздохнул и утешил себя тем, что день выдался трудным - что Он переживет и это. Ляжет и так же быстро уснет.
Тихо убывал закат за окном и нарисованный лес наполнялся густыми красками. Откуда такая чувствитель¬ность к внешним условиям? Очевидно, происходило то, о чем' говорил Лимонин: рисунок продолжал свое формирование. Все ничего, а вот как быть с утренними пташками?...
Как бы там ни было, впервые Лепцов имел возможность любоваться по-настоящему, с незаслоненым бур¬ными эмоциями, тихим восторгом. На лики порыжевших кустов. На глянец листьев, отсвечивающий медью.
Заря густела, багровела и все сильнее вязла в кронах берез. Лес терял проницаемость — словно бы наступал.
«Так и оставьте» - шепнул Евгений. Он вдруг с удивлением осознал, что более желанной для него сейчас была бы видеокамера, а не этюдник. Если бы можно было нарисовать цвета в движении...
4
Новый день начался с очередного чуда. Евгения растормошила жена. Предупреждая возможные протесты, она закрыла ему ладонью рот и сделала страшные глаза.
— Женя, кто-то влез в квартиру. Слышишь — ходят? — сдавленным шепотом проговорила она.
— Кто ходит? Чего ты выдумываешь? — Лепцов осторожно поднялся и пошарил по столу рукой. Нож ока¬зался консервным, но поиски чего-либо посущественней могли произвести нежелательный шум.
—Делать тебе нечего, — пробормотал Евгений, мельком взглянув на часы: чуть меньше четырех часов утра.
За стеной прогремел тяжелый топот и Лепцов сразу же притих. Приоткрыв дверь на «два пальца», он осто¬рожно выглянул в зал.
Посреди зала стоял олень и тёрся рогом об сервант. Сервант раскачивался с возрастающей амплитудой, гремела и позвякивала посуда. За спиной жалобно пискнула Ольга. Олень резко повернулся и посмотрел на людей.
Сколько длилась минута молчания, сказать было трудно. Человечество взволнованно дышало. Олень под¬рагивал пятнистой шкурой. Все напряженно чего-то ждали — какого-нибудь действия с другой стороны.
Внезапно где-то на улице тревожно заклекотала автосигнализация. Могучее животное грациозно скакнуло в сторону спальни и, продрав рога в дверной проем, скрылось из виду.
Лепцов ощутил внезапную слабость и прислонился к косяку, а Ольга пылающей щекой прижалась к мужу. В углу, напротив, стояло трюмо, дающее прекрасный обзор на мебель и стены. Отражение в его чистом зер¬кале странным образом отрезвляло — исключало всякую возможность иллюзии. Отчетливо виднелся обод¬ранный рогом сервант и бирюзово -утренний лес. Размытыми выглядели только лица хозяев, походившие в зеркале на пару смерзшихся пельмешков.
Лепцов внезапно расхохотался, да так, что Ольга шарахнулась от него.
— Совсем не смешно, — заметила она, возвращаясь на кухню. Забулькала наливаемая из кофеварки вода. Густо запахло валокордином,
Мелкими шажками Евгений подобрался к спальне. Олень исчез, но не бесследно. Следов на свежевыкра¬шенном полу хватало. Имелись и борозда на косяках...
— Такие шуточки тебе не по карману, — гулко прихлебывая, рассуждала Ольга, — Если, конечно, ты не огра¬бил зоопарк.
— А где бы я его припрятал? — огрызнулся Лепцов, — В нашей квартире мышь негде спрятать. Это лакокра¬сочные глюки. Полтергейст какой-то.
— Ничего себе — утешил!
Спать они, естественно, больше не ложились. Несчастного художника терзали противоречивые чувства. Он утвердился в странной своей догадке и от этого она казалась еще более дикой и нереальной. Он ни за что не сказал бы об этом вслух и не то чтобы настаивал - предлагал закончить ремонт, а потом обратиться за по¬мощью к церкви или к науке.
Ольга, ни слова не говоря, выслушала его и с неожиданной решимостью засобиралась в церковь. Очень скоро она вернулась со святой водой и молитвой, записанной под диктовку. Пользуясь церковными инст¬рукциями, она обработала квартиру и наотрез отказалась продолжать
покраску:
— Святые отцы ничего не говорили по этому поводу, но я думаю что нельзя. Я где-то слышала, что в таких случаях приглашают гостей или... Давай куда-нибудь сходим! По-моему сегодня у Суржиковой день рожде¬ния.
— Не пойду, — решительно заявил Евгений.
— Впрочем, как всегда, — Ольга насмешливо прищурилась, — Ох, и заведу я себе! Будешь косяки бороздить.
— Все равно не пойду. Я не выспался.
За окном сверкнула молния и от грома вздрогнули стекла.
— Плакала твоя гулянка, — Лепцов кивнул на стекло, на котором появились первые крупные капли.
— Не сахарная, не растаю. Зонтик возьму...
Сиреневый зигзаг прочертил небо за окном и нашел свое продолжение на обоях. С левой стены ударили косые струи дождя, в точности повторяющие наклон небесного потока на улице.
Лепцовы в панике заметались по квартире, бестолково подставляя под дождь тазы и кастрюли. Защитить все тридцать квадратных метров они не могли и вскоре на полу образовалось полноценное мелководье.
К счастью, ливень не принял затяжного характера - закончился минут через двадцать. Ольга, растрепанная и красная от злости, собирала воду ковшиком и осыпала мужа яростными упреками. При этом она употреб¬ляла такие обороты, которые услышишь не в каждой подворотне. После такого аврала она, естественно, ни¬куда не пошла, а остаток дня просидела, демонстративно уткнувшись в книгу.
Удрученный художник долго и беспокойно возился в одиночестве на кухонном полу. Сильно рассержен¬ная Ольга теряла способность к изумлению, равно как и к суеверному страху (она расположилась в зале, на диване) и Лепцов завидовал этому ее качеству. Его одолевал весь комплекс
чувств, присущих человеку, ос¬тановившемуся в дремучем лесу на ночлег.
Ирония судьбы заключалась в том, что дом уже не мог считаться убежищем. Скорей наоборот. Укрыться от всяких Он попытался внушить себе, что имеет дело с картинками, но это не помогало. Обои жили. Они дышали безмерностью и весело мигали серебристыми ордами звезд. Прямо в глаза светила луна. Яркая, большая и очень отчетливая, она сырно желтела - словно бы насмехалась...
5
Подремывая короткими охотничьими рывочками, ближе к рассвету Лепцов попал-таки в глубокий сон и пребывал в нем почти до обеда.
Пробудившись и выйдя в зал, он увидел на полу мелкие клочья обойного материала. Очевидно. Ольга под¬нявшись с утра пораньше, сразу же взялась за покорение обойной природы. Добилась она немногого. По¬пытки сорвать обои, заклеить и отколупнуть их вместе со штукатуркой ни к чему не привели. Злосчастный рисунок был неприкосаем — сиял в своей первозданной свежести.
— Проснулся , наконец! — Ольга стояла посреди комнаты, снаряженная по-походному: в джинсовом костюме, со спортивной сумкой через плечо, — У нас тут возникли некоторые неудобства. Перечислить? Нет? Ты всё киваешь? Но я все равно расскажу: березы твои никакая холера не сводит. Зверюшки всякие меня тоже ре¬шительно не устраивают. Не хотелось бы, чтобы сюда забрел медведь или стая волков. Кроме всего прочего я имела неприятную беседу с соседями, что живут под нами. У них по вашей милости протёк потолок. До¬ходчиво объясняю?!
Евгений смотрел на обрывки Что он мог сказать?
— Тебе двух недель хватит, чтобы оформить? Делай все, что считаешь нужным. Бери Лимонина в помощ¬ники - ведь это его произведение. Можешь поменять квартиру. Тоже вариант! Очень надеюсь, что дети не увидят весь этот кошмар.
И Ольга уехала.
Первым делом Лепцов позвонил Лимонину на работу. На просьбу — позвать Андрея Васильевича скучаю¬щее контральто ответствовало, что Андрей Васильевич уехал на какое-то сложное научное мероприятие в Будапешт и вернется не раньше чем через месяц.
«Ш-шалопай», — бросив трубку, прошипел Лепцов, — «Удружил!..»
Последующие дни проходили в тяжких трудах, а помощи ждать было неоткуда.
«Чтобы когда-нибудь я позволял кому-нибудь себя уговорить!» - повторял как заклинание Евгений, ворочая тяжелые шкафы.
К стенам он относился с опаской. К счастью, со стороны леса медведи, зубры и прочие крупнокалиберные гости не появлялись. Однажды в квартиру заскочила белка. Сильно досаждали лесные насекомые.
Проблеме обоев удалось найти временное решение — сквозь мебель, ковры и панно изображение не просту¬пало. Ничего не оставалось как, закрыв по возможности как можно большие участки стен, ждать возвраще¬ния Лимонина...
Ольга приехала в воскресенье и привезла с собой детей — пятилетнюю Леночку, семилетнего Витю. Бросив беглый взгляд на стены. Ольга гневно поджала губы,
—Ну что, изобретатели-рационализаторы, — начала она, — Никаких подвижек? — и быстро пробежалась взглядом по комнате, словно ища кого-то. — А где твой любезный друг?
— Уехал по науке в Венгрию.
— Ага, так я и думала. Запахло жареным и он решил смотаться подальше. Что ж мудрое решение. Дома у себя, небось, пакостить не стал...
Дети не вникали в родительскую склоку. Им обстановка явно понравилась,
— Ух ты, мам, как здорово! — воскликнула Леночка, — Как
у бабушки в деревне! Пап, а как ты так сделал?
— Папа у нас художник, — вмешался Витя, дипломатично взявший все расспросы на себя, — Он и нарисовал.
— Волшебными красками?
— Конечно, — ответил Витя с чувством превосходства первоклассника.
Витя, мы можем пойти в этот лес?
Бесхитростный этот вопрос остался без ответа. Витя смутился. Леночка вопросительно посмотрела на ро¬дителей. Ольга стояла спиной к детям и что-то глухо выговаривала мужу. Лепцов прохаживался по комнате, изредка пытаясь огрызаться. До леса было рукой подать и Леночка решила проверить сама. Она уверенно шагнула на поляну, расцвеченную ярко-желтыми и фиолетовыми цветами.
Ее поступок повлек за собой цепочку непроизвольных реакций. Витя понял это так, что никаких стен больше не существует и что он ничуть не хуже своей младшей сестренки. Ольга была попросту напугана. Она бросилась вслед за детьми и потянула за собой мужа - слишком пристыженного, чтобы упираться. Та¬ким образом все семейство оказалось «на природе».неожиданностей можно было лишь в совмещенном са¬нузле или на улице.
В этом, другом мире стояло то зеленое безветрие, которое одухотворяет. Создает поверья о крохотных и добрых чудесах. Окраина леса купалась в полуденном золоте. Животворными ароматами дышала разогретая поляна. Деревья цепко держали остатки утренней прохлады.
Где-то позади осталась вонь бытовой химии и несмолкающий грохот под окном. Благообразность тишины нарушали лишь Ольгины крики, перемежаемые междометиями и взываниями — «сейчас же обратно!»
А как насчет того, чтобы вернуться обратно?
Лепцов пробороздил ногой черту, отмечающую предполагаемую стену и, вытянув руки перед собой, пере¬шагнул через нее. Лес оставался единственной ощутимой реальностью. Лепцов прошелся и вправо и влево, попытался закрыть глаза - и опять ничего не добился.
Евгений сел на кочку и призадумался. Он не мог вернуться. Не мог нащупать проход, не являющийся чем-то неуловимым для оленей, белок и птиц. Даже для совсем не мыслящей мошкары. Для совсем уж простой воды... А может, дело как раз в ненужных мыслях? Как попали сюда Леночка и Витя? Без тени сомнения. Ольга просто испугалась, а он ничего не успел сообразить.
Смогут ли они повторить такое? Для начала надо сесть, отрешиться от дум — просто наслаждаться открыв¬шимися просторами. И следовать за детьми. Их простодушное...
— Женя, надо уходить! Ты слышишь меня или нет?! — Ольга была близка к истерике, — Нужно выводить от¬сюда детей!
Лепцов медленно поднял голову. Взгляд его был пугающе странен - он разглядывал жену как что-то редко¬стное и необычное, затем резво вскочил.
— Не нужно, — твердо заявил он.
— Ты рехнулся! Ты в своем уме?! — Ольга попятилась.
— В своем уме... Вот именно. В своем уме нам отсюда не выбраться.
Ольга подошла к мужу почти вплотную и встала, уперев руки в боки.
— Можно подумать, что ты точно знаешь, где мы находимся. Ну так скажи!
— Точно не знаю, но догадываюсь, Лепцов помолчал, подбирая нужные слова, — Другой мир, понимаешь? Абсолют, Царство небесное или что- то такое, ведущее к ним. Поэтому я и говорю — в своем уме нам дорогу не найти. Нас поведут дети.
Он обнял жену за плечи и повел туда, где в высокой траве, в окружении бабочек самых ярких расцветок, мелькали Леночкин синий бант и клетчатая Витина рубашка.