Богиня ex machina. 9

9

Мало кто в университете, считая и студентов, и преподавателей, и обслуживающий персонал, знал наверняка, что Вилля – это не имя и даже не столь распространенное в среде молодых людей забавное прозвище, а подлинная фамилия немолодого по студенческим меркам человека, а назван он был то ли давно усопшими, то ли просто невзначай утерянными родителями Леонидом, в детские и отроческие годы охотно отзываясь на имя Леон. Но едва ли не с первых дней попадания в университет неожиданная забавная фамилия его превратилась фактически в «визитную карточку», единственно употребляемая друзьями, знакомыми, преподавателями для того, чтобы обозначить этого человека. А во время первого еще академического отпуска, покинув стены alma mater почти на полтора года, Вилля превратился в Сандро и еще долго-долго незаметно вздрагивал, если при нем кто-то случайно ли, специально произносил это имя. Потом было еще полдесятка сессий, и еще одна «академка», насыщенная такими приключениями, о которых Вилля предпочитал никому не рассказывать, обыкновенно выдумывая отговорки о старательских бригадах, с которыми он зарабатывал на дальнейшее обучение и безбедную жизнь. Надо заметить, что деньги у него водились всегда – и сразу после «академок», и во время учебы, но студент никогда не шиковал, закатывая многодневные пиры в общаге за свой счет, как это делали некоторые из его товарищей иной раз, то получив нежданное наследство, то подзаработав неожиданно легко и непринужденно крупную сумму. Не шикуя, не демонстрируя своих настоящих финансовых возможностей, Вилля, тем не менее, всегда и без лишних разговоров давал в долг чаще всего прозябающим с макарон на портвейн и обратно товарищам, так же охотно и легко забывая о выданных мелких суммах.

И еще он не менее щедро делился с первокурсниками и стажерами подготовительных курсов своими глубокими знаниями о привычках и склонностях преподавательского состава – очень многие девушки в университете именно благодаря его советам перед экзаменами начинали носить мини-юбки, брючки и блузки в обтяжку, совершенно иной раз позабыв о текущей моде на балахоны и распашонки, чтобы к концу сессии с уверенностью сказать знакомым или отписать родителям, мол, ничего сложного в обучении нет, да и не предвидится. С ребятами Вилля не менее охотно делился опытом общения с городской полицией, хозяевами доходных домов, в которых проживали многие студенты, утомленные непрерывными пьянками и оргиями в общежитиях, и с теми же девушками старших курсов, что также добавляло его авторитета в глазах начинающих обучение, и уже через несколько месяцев пребывания в alma mater многие из них просто не представляли университета без Вилля.

Невысокий и худощавый, неспортивный, но достаточно крепкий, чтобы в случае крайней необходимости постоять за себя, невзрачной, какой-то усредненной внешности без особых примет, он, несмотря на долгие годы пребывания в качестве студента, продолжал оставаться ровесником и тех, кто только-только поступил на стажерский факультет или первый курс, и тех, кто уже готовил выпускной диплом, наполненный реальными знаниями и даже некоторым опытом работы – занятия в университетских лабораториях оставляли серьезный след в головах и душах студентов. При этом Вилля учился средненько, чаще перебиваясь с троек на четверки, особыми талантами, кроме прилежания и знакомства едва ли не со всеми и каждым, не отличаясь.

Вопросом – откуда у совершенно простого, казалось бы, студента, не имеющего стабильного официального источника дохода, богатых родственников или покровителей, постоянно имеются деньги, а если посчитать годовой расход Вилля, то деньги не малые – никто не задавался: преподавателей и сокурсников молодого человека это не интересовало, полицейские Энска следили лишь за внешним соблюдением закона и порядка в университетской среде, да и не бросались в глаза, откровенно говоря, излишние траты «вечного студента», а чтобы взять его под плотное наблюдение Департаментом Безопасности – так много чести для такой скромной персоны, особенно, учитывая отсутствие постоянных представителей охраны государственной безопасности в городке.

Все эти годы, за исключением двух пока академических отпусков, Вилля постоянно проживал в общежитии, подобно всем здешним обитателям кочуя из комнаты в комнату, изредка ночуя у приятелей в доходных дома и студенческих гостиницах городка, иной раз даже перебираясь на пару-другую дней к мало кому известным подружкам из числа коренных жительниц Энска. А когда общество студентов и студенток, преподавателей и горожан надоедало ему, а может быть, и еще по какой неизвестной, загадочной причине, Вилля уходил в свой Бункер, как он сам называл старую заброшенную еще лет тридцать назад котельную, почему-то забытую не только университетскими администраторами, старающимися рационально использовать любое свободное помещение на подведомственной им территории, но и самыми любопытными из студентов. Может быть, сказывалась дурная слава этого места? Ведь, согласно городским легендам и местным мифам, на месте старой котельной было когда-то обширное капище, обильно лилась кровь жертвенных животных и людей, сражались в поединках ищущие правды и обиженные в судах, поговаривали, что из нескольких десятков известных документально истопников, работавших когда-то в этом месте, половина закончила свои дни в психбольницах, а остальные покончили с собой самыми разнообразными, иной раз абсолютно дикими и противоестественными способами. Как бы то ни было, но – не просто заглянуть, вдохнуть въевшийся запах угольной пыли и металлической ржавчины, запах пустоты и заброшенности, и быстренько вернуться в общагу к картам, девчонкам и вину, а жить в этом помещении несколько дней, ночевать в нем, завтракать, обедать и ужинать, читать учебники и просто спать мог без всякого вреда для себя только Вилля. Ну, во всяком случае так утверждали официальные университетские слухи, которых, как в каждом себя уважающем, старинном заведении, было полным-полно. Про звон ржавых цепей, заглушающий порой стоны и крики сражающихся, про невнятное блеяние жертвенных баранов, хрюканье и визг забиваемых у алтаря свиней, о выступающей иногда на стенах пролитой за долгие столетия крови вечный студент рассказывал в компаниях часто и умело, нагнетая порой обстановку до девичьих истерик, но вот о том, что под старой котельной он обнаружил непонятную пещеру с неожиданно отличной вентиляцией, и зимой, и летом странным образом поддерживающую небольшую отрицательную температуру, как в холодильнике, ну, или в вечной мерзлоте – хотя, откуда она могла взяться, эта вечная мерзлота во многих тысячах верст от полярного круга – Вилля предпочитал скромно помалкивать, используя свое открытие в качестве известного лишь ему тайника, в котором держал… да мало ли что может держать в личном тайнике человек, проучившийся в университете не один год и имеющий невнятные, но достаточные для безбедного существования доходы?..

Про чрезвычайное происшествие в доходном доме, где снимал на паях квартирку его недавний, но уже хорошо себя зарекомендовавший в некоторых делах приятель, Вилля узнал рано утром от тех из проживающих там студентов, кому полицейские машины, шум импровизированного штурма квартиры, долгая и суетливо-бестолковая беготня полицейских вокруг дома не помешали по графику явиться на ранние занятия у самых строгих в вопросах посещаемости преподавателей. Послушав рассуждения мало что видевших, но обо всем догадывающихся, по их словам, мальчишек и девушек, рассказавших и о перестрелке, и о лужах крови, и о задержании двух десятков то ли анархистов-инсургентов, то ли террористов из леваков, Вилля сообразил, что промелькнувшая мимолетным привидением в одной из комнат общаги этой ночью особо близкая знакомая Гейнца Милка Макоева, на которой они вместе уже несколько лет ставили интересные опыты с полученными не совсем честно через академика Пильмана препаратами по изменению внешности, оказалась здесь именно в это время не случайно. Но вот разыскивать Милку и расспрашивать её о подробностях происшествия Вилля почему-то сразу не захотел, будто кто-то – или что-то – поставило внутри его некий барьер, препятствующий активным действиям. Мало того, что все случившееся было не ко времени, так еще и тесные связи Гейнца с неприятными лично Виллю торговцами наркотиками и действующими при университете, довольно воинственными анархистами давали слишком много версий – где же, на чем погорел злосчастный любитель шальных денег, рискованных опытов над подружками и опасных связей с антигосударственными элементами? А в том, что именно Гейнц пострадал во время ночного происшествия больше всех, и теперь, наверняка, дает покаянные слезливые показания в управлении полиции, Вилля перестал сомневаться, увидев, как на узкой дорожке между университетскими корпусами, направляясь к административному зданию, появилась рыжая племянница городского полицмейстера, неплохо знакомая и ему самому Эмилия. Впрочем, отличаясь от большинства студентов редкостным здравомыслием и умением заглядывать в собственное будущее, Вилля никогда не сближался – ни интимно, ни по-человечески – с родственницей когда-то известного столичного оперативника, сосланного в энскую синекуру за чересчур усердную работу, предпочитая быть, что называется, подальше от греха. Теперь, после сопоставления различных рассказов о ночном происшествии и непродолжительного анализа имеющихся фактов,  выход из создавшейся ситуации вечному студенту виделся только один – отсидеться в «бункере», может быть, даже и в той загадочной пещере под котельной, ближайшие несколько дней до приезда в город академика, а потом попытаться как-нибудь незаметно выйти с ним на связь, чтобы не упустить контроль над препаратом, ведь мало ценящий случайно, волею обстоятельств приближенных к себе людей крупповский лауреат легко мог найти замену своим нынешним сотрудникам.

В отличии от обыкновенных людей, да и большинства студентов, Виллю не надо было долго собираться, чтобы «уйти в подполье», благодаря его «взрослой», серьезной предусмотрительности и нужная одежда, и запас еды, и даже топливо для старого примуса в котельной всегда были наготове, вот только о папиросах стоило позаботиться, прежний запас подходил к концу, вечный студент намеревался подновить его в ближайшие дни, но, видно, не судьба, и всякие хозяйственные дела придется отложить на пару недель.

Если бы Вилля не поторопился вплотную заняться собственной безопасностью, вполне возможно, он заметил бы, как следом за рыжей Эмилией к «фамильному гнезду» ректора, проректоров, управляющего делами и прочей университетской администрации прошли двое совершенно незнакомых мужчин довольно необычной для здешних мест наружности. Оба были невысокими, но на этом их сходство и заканчивалось, первый – сухощавый, невзрачный, напоминающий только-только вышедшего из-за стола нотариуса легкой бледностью кожи, тонкой золотистой оправой очков, вялостью движений и чуть помятым, но вполне приличным костюмчиком цвета «фельдграу», а второй – едва ли не квадратный, но не толстый, а просто плотный, похожий на борца-тяжеловеса широченными плечами, могучей грудной клеткой и абсолютно лысой головой, с едва заметными на ней бровями и ресницами, одетый в просторный, бесформенный свитер и простенькие черные брюки из «чертовой кожи». Впрочем, оба незнакомца шли сами по себе, отнюдь не отслеживая племянницу начальника городской полиции, да и мало ли на территории университета встречается необычных людей, заглядывающих сюда по каким-то своим делам? Химия, биохимия, биология в процессе практического их изучения требовали множества реактивов, препаратов, оборудования и аппаратуры, потому и сновали время от времени от въездных ворот до административного корпуса поставщики, коммивояжеры, агенты всех мастей, на которых, впрочем, положа руку на сердце, оба незнакомца были абсолютно не похожи.

Не заметивший странных визитеров вечный студент поспешил подняться по грязной, обшарпанной лестнице одного из корпусов общежития на третий этаж, потом быстро прошел, почти пробежал по длинному пустому в ранний утренний час коридору к отдаленной комнате, в которой под подоконником устроил небольшой тайничок «от дураков» для хранения текущего запаса из десятка пачек довольно дорогих, чтобы считаться студенческими, папирос. Но здесь в придуманный предусмотрительным Виллей план ухода во временное «подполье» вмешался нежданный случай – на том самом, заветном подоконнике, повернув голову к дверям на услышанные давным-давно, гулкие в пустом и тихом коридоре шаги, сидела… Милка, одетая с распутной скромностью в черные чулки и веселенький бежево-желтый шелковый шарфик.

Не ожидавшая увидеть того, кого искала, ну, или даже для самой себя делала вид, что искала, всю ночь, девушка, тем не менее, отреагировала быстрее, чем на несколько секунд застывший в легкой растерянности на пороге Вилля.

– Ну, вот, и сама зверушка на ловца прибежала, – старательно, но неумело скрывая радость, перефразировала поговорку Милка, ловко соскакивая с подоконника, на котором она нежилась в лучах утреннего весеннего солнышка и разглядывала происходящее во внутреннем дворе университетских корпусов.

– Э-э-э-э… радость моя ненаглядная, мне, знаешь, сейчас не до тебя, – попытался обойти девушку Вилля, чтобы добраться до злополучного подоконника. – Есть срочное дельце, надо просто бежать, сломя голову, но я очень хочу с тобой поговорить, знаешь, про то, что было ночью в доме у Гейнца…

Быстрым движением Милка прихватила студента за отвороты легкой длиннополой ветровки и с неожиданной для него, совсем неженской силой остановила на месте.

– Никуда тебе не надо бежать, – уже не скрывая агрессивных намерений, угрожающе тряхнула своего невольного собеседника пока еще не умеющая контролировать свою новую силу Макоева. – А если уж побежишь, то только после того, как я получу от тебя – что хочу!

– Темные Силы, Милка! – ошарашено уставился на возбужденно торчащие соски девушки Вилля. – Может, давай все это потом? Честное слово, ну, нет у меня сейчас настроения трахаться…

– Ты идиот! – громко засмеялась девушка, резким движением сдвигая и крепко припечатывая вечного студента к стене. – Все мысли только об этом…

– А о чем у меня могут быть мысли, если ты тут в одних чулках стоишь, да и набросилась на меня, как оголодавшая волчица? – растерянно попробовал оправдаться Вилля, одновременно сделав неудачную и неуклюжую попытку освободиться от цепких пальцев Милки.

– Если девушка голая – значит, она хочет заняться любовью с первым, кто вошел в комнату? – вызывающе засмеялась рыжая валькирия, еще разок, просто для острастки, приложив паренька к стене. – А может быть, ей просто так удобнее ходить? Одежда не стесняет, создается иллюзия свободы и полной душевной раскрепощенности?

– Так ты чего хочешь-то? – сдался, наконец, Вилля, поняв, что подобру-поздорову Милка его не отпустит, а силища в девице откуда-то взялась не мерянная. – Да и убери-ка руки, раз уж ничего такого не хочешь…

– Ты дашь мне ампулы, – сквозь зубы процедила валькирия. – Сейчас и здесь, чтобы чуток измениться, совсем немного, но так, как мне нужно, а не по вашим с Гешей рецептам, но если ты не захочешь мне их дать, то…

Девушка как-то необыкновенно ловко прихватила ладонью горло студента, за доли секунды отпустив лацканы ветровки, и надавила, лишая легкие доступа воздуха, продолжая при этом смотреть в очумевшие от такой встречи и её действий глаза Вилля. Особо соображать и раздумывать было некогда, и студент, насколько позволяла рука Милки, покивал, соглашаясь, потом, отпущенный валькирией, проперхался, продышался, слегка массируя пострадавшее горло, и сказал с легкой хитринкой в голосе:

– Ты упрямая… ладно, вот только… ну, придется тебе со мной пойти… в бункер… я же препарат не в кармане ношу… Не забоишься?

– Сам-то понял, что спросил? – ухмыльнулась Милка, отступая на шаг от сдавшегося, казалось, без боя Вилля. – Чего мне в твоей котельной бояться? Это пусть первокурсники ваши по ночам в темной комнате от страха трясутся…

Она не просто была готова лезть хоть в бункер, хоть в свежевырытую могилу, она категорически не хотела отпускать от себя обладающего волшебной «живой водой» студента, так удачно нашедшегося в самое подходящее время. А понявший, что проще будет избавиться – как, можно решить потом – от девушки, конечно же, в заброшенной котельной, а заодно и узнать интересующие его подробности ночного происшествия в доме Гейнца, ощутивший необычайные перемены в хорошо знакомой Милке, вечный студент попросил:

– Мне бы только папиросы взять… тут тайничок «от дураков» под подоконником… да и ты бы, что ли, оделась, а? По улице пойдем, зачем всеобщее внимание привлекать?..

– Бери свои папиросы, заодно и меня угостишь, – разрешила, как снизошла, совсем недавно абсолютно простецкая, свойская девчонка Макоева. – Только не вздумай глупые шутки шутить, видишь, у меня настроение после этой ночи – паршивое, как с похмелья…

– А ты мне расскажешь, что в самом деле случилось? – поинтересовался Вилля, нашаривая рукой под толстой, изнутри выдолбленной доской подоконника свои запасы и одновременно наблюдая краем глаза, как быстро одевается в пеструю цыганскую юбку и узенький короткий свитерок Милка.

Поискав взглядом куда-то все-таки запропастившуюся обувь, рыжая валькирия обнаружила свои спортивные туфли под уголком матраса, на котором спала, обулась, одернула свитерок, пытаясь хоть как-то прикрыть бесстыдно обнаженный животик и только потом ответила:

– Расскажу, хотя – для тебя, думаю, ничего хорошего в этой истории не будет. Давай папироску и – пошли, что ли?