Здраура

Здраура
 
 
1.      Митрич и ПКЛ
 
   Вот не люблю я утро!  И уже давно. Лет… Ага!  Когда же это я ездил в Париж?  Ровно десять лет назад.  Значит, уже десять лет я не люблю утро.
 
   Объяснение этому до смешного простое. В ту поездку местная парижская гадалка, единственная в поселке, нагадала, что я умру во сне.  Цыган там нет, вот эта старая татарка и пользуется отсутствием конкуренции и темнотой сельского населения.  Поймала она меня, когда я разглядывал Эйфелеву башню, облепленную тарелками сотовой связи.
 
   Вцепилась, как клещ,  повисла на руке и плевала в ухо свои бредовые пророчества.  Дура, конечно, и болтала несусветные глупости, пока я ее не стряхнул  возле порога единственного в Париже постоялого двора с громким названием «Отель Бомонд» на  пять  мест.
 
  Там мне рекомендовал остановиться Таракан, мой сокурсник по универу, Тараканов Виктор Дмитриевич, неизвестно каким ветром занесенный в эти Южно-Уральские земли древних сарматов.
 
   И вот так уже десять лет каждое утро всплывает перед еще полудремным взором морщинистое лицо старой колдуньи, ловко закодировавшей меня на всю оставшуюся жизнь.  Встречались на моей дороге и профессиональные гипнотизеры.  Вот, например,  знаменитый Олег Пронах,  защитивший три докторские диссертации по многоуровневому кодированию, но даже он давал только пятилетнюю гарантию.
 
  А эта стерва,  кривозубая татарка с незаконченным низшим образованием, без всяких гарантий десять лет с меня не слезает.  Есть в них что-то, в этих выходцах из сарматских курганов, в потомках скифов, замешанных на монгольской крови.  И кочевые цыгане на Руси, хоть и имеют  молдаванские корни, тоже хлебнули немало кровушки Золотой Орды. Так и осталось все Зауралье наполовину русским, наполовину монголо-татарским.
 
   Я мысленно пробежался по веточкам своего генеалогического древа и успокоенно вздохнул.  Татарской крови во мне была только пятая часть – от деда Шемета. Остальной коктейль составляли бабушка Роза - еврейка, дед  Степан – донской казак,  баба Паша – русская и отец – украинец.  Это очень успокаивало.
 
  Просветленным взором я глянул на зеленый циферблат часов и ахнул.  Девять утра! Я же…
Тьфу!  Никуда я не опоздал.  У меня же командировка. И опять в Париж!  Так вот почему мне с утра вспомнились его  отель и Эйфелева башня!
 
         Проклятая татарка!  На весь день испортила настроение. Мысленно прошелся по пунктам сегодняшнего распорядка.  До самолета   в Челябинск еще три часа, но вставать надо.
 
- Па, а где мать прячет крем-депилятор? - в приоткрытую дверь просунулась прыщавая мордашка сына Олега. Опять налысо постригся. Все корчит из себя крутого.
 
  Я открыл крышку трюмо. 
 
- Олег, тут три тюбика. Разных.
- Для головы есть?
- Зачем тебе, ты же и так налысо…
- Па, ты в чем не дрюкаешь, не лезь. Вот этот – для ног, наверное, подойдет.
- Уверен? А то будет, как с бальзамом от прыщей за тыщу баксов. Денег нет, а прыщи – вот они, все до единого на месте.
- Па, не гони пургу, денег на родного сына жалко – так и скажи.
- Да не жалко!  Только объясни мне, темному, – зачем лысому крем от волос?
- Для ПКЛ.
- Чего-чего?
- Ну, это такая модная стрижка сейчас. Видел по ящику  круги на полях инопланетные?
- Конечно.
- Вот. На голове кремом-депилятором рисуют такие же. Я тебе что – хуже других?
- А что означает ПКЛ?
- Да не знаю я, отстань. Наверное, – Причесон КЛевый.
 
   Много позже, после возвращения из моей трагической командировки в уральский  Париж, я прочитал правильную расшифровку  этих космических кругов на головах. В солидном сильно научном журнале эту модную прическу ПКЛ расшифровывали как Приемник Космических Лучей.
 
2.      В Париже
 
   За десять лет практически ничего в Париже не изменилось.  Эйфелева башня на месте, только прибавилось количество антенн сотовой связи.  Вместо «Отеля Бомонд» сияла золотом  вывеска
«Гранд-отель Мулен Руж» и рядом, на гостинице поменьше, неоновая надпись «Святая Пелагия».
Стоп, но насколько я помню, это была знаменитая тюрьма для богемы.  Что-то намудрили местные олигархи.
 
  Глянул на часы.  Да и не пойду я в гостиницу, через час Таракан обещал на машине подобрать меня возле башни. Лучше погуляю, посмотрю на парижские достопримечательности. Тем более еще прошлый раз мне понравился музей «Уральские самоцветы».
 
   Всего три зала с полками, обшитыми  желтым бархатом. Считается, что на нем разноцветные камни, особенно яшма, смотрятся наиболее эффектно.  В первых двух залах практически ничего не изменилось, и я направился к новому залу пьезокристаллов.
 
- Извините, - меня остановил  грустный старческий возглас. – Зал временно закрыт.
 
  Поперек двери была приклеена бумажная желтая полоска с двумя печатями.
 
- А что случилось?
- Ничего не случилось, молодой человек. Экспозиция закрыта по техническим причинам.
 
   Но по тому, как бабуля старательно прятала глаза, я понял, что причины не технические. Ладно, перед отъездом зайду. Хоть это и не по моему профилю химии красителей, но последними открытиями в области применения пьезокристаллов я интересовался.  С детства меня притягивало все вечное – вечные двигатели, вечные магниты, и вот теперь – вечные источники электричества.
 
  Для меня – химика, было трудно понять природу и вечного сохранения магнитной силы, а еще более трудно – работу пьезокристаллов.  Я скупал пьезозажигалки сотнями и мог до опупения любоваться причудливыми искрами. Закрытие зала вызвало у меня серьезную досаду.
 
  Приехать в Париж и не увидеть пьезокристаллы!  Впору умереть от такого облома.
 
- Вить, а почему музей закрыт? – вместо приветствия ошарашил вопросом я старого друга.
- Привет Ромка, привет! Я тоже рад тебя видеть! -  Таракан облапил меня своими медвежьими ручищами.
 
   Я до сих пор не могу понять, почему он выбрал именно меня, самого маленького и худого на курсе,  в свои друзья?  Жалел, что ли?  Ему, громиле под два метра, с пугающим лицом австралопитека, впору было работать учебным экспонатом на факультете археологии.
 
  Девушки, когда их знакомили с Витькой, боязливо протягивали ладошки и тут же придумывали причины, чтобы побыстрее смыться.  Меня его внешность ничуть не смущала, а его покровительство, наоборот, радовало.  В паре с ним девушки всегда отдавали мне предпочтение.
 
- Садись, Надо ехать. Обещают к обеду дождь, а тут, сам понимаешь, асфальт, в отличие от столичного, жидковат.
 
3.      Пещерный дворец
 
Всю дорогу до его дома, хотя это название плохо подходило к тому месту, где он обитал, Витька расспрашивал о столичных сплетнях и достижениях наших однокурсников. С ним после выпуска продолжал общаться только я. 
 
   Наконец, по узкой дамбе вдоль речушки, мы добрались до вырубленной в скале пещере, которую Таракан  именовал  усадьбой «Ешкин дом».  Именно такая вывеска  была прибита на входе в мрачный грот.  Под вывеской весело позванивал костями беленький скелет на проволочках.  По виду – женский.  Из кого он изготовил этот пиратский амулет, можно было только догадываться, если учесть многолетнюю неприязнь к нему женского пола.
 
  Мне он сказал, что скелет нашел при расчистке грота, в чем я глубоко сомневался.  Подтверждали эти сомнения и свежесть костей с зарубками от острого ножа.  Явно  совсем недавно были они покрыты мясом и нежной девичьей кожей. Ну, бог ему судья, если он предпочитает женщин только в таком виде.
 
  А вот в этом я жестоко ошибся, как только прошел вглубь грота.
 
- Здравствуйте,  Роман Алексеевич.  Витя так много о вас рассказывал, - нежный женский голос поверг меня в ступор.
 
  Я беспомощно оглянулся.  Вы видели хоть раз  вдохновляющую улыбку гориллы? 
 
- Познакомься, моя жена Аленка.
 
- Извини, - я совсем стал тупить от  вида юной девы в логове потенциального людоеда. – А-а,  Аленка – это Лена, Ольга или Алевтина?
- Сам ты Алевтина. Оля, конечно.
- А по отчеству?
- Можете, просто – Ольга, - девушка заливисто расхохоталась, видя мою озадаченность. Ее явно
  развлекала создавшаяся ситуация. 
 
   Но в тот момент я до конца еще не осознавал весь юмор моих интеллигентских метаний и потуг соблюсти такт и нащупать правильный пусть поведения в столь неожиданной ситуации.
 
   Красивая молодая девушка в  жилище закостенелого во всех смыслах холостяка!  Было от чего растеряться.  Я бы еще больше ошалел, если бы знал тогда истинное положение дел.  Слишком много психологических несуразиц  навалилось на мое изнеженное  правильным реализмом сознание.
 
   А тут еще коренная перестройка в его пещере.  С прошлого посещения изменилось все.  Грот теперь был перегорожен плетеными стенами на несколько помещений. Проемы дверей закрывали расшитые шкуры медведей. На полу – мягкие коврики из рыси.
 
  Сам пол затянут сшитыми и раскрашенными под паркет кабаньими  шкурами.  Первым желанием на пороге у меня было – снять свои  фирменные кроссовки.
 
- Нет, нет. Не разувайтесь. Проходите в зал, сейчас будем обедать.
 
   Зал?  В пещере?  Я опять оглянулся на хозяина.
 
-Озадачен?  Я сам, брат, два года привыкал.  Ладно, иди за мной.
 
   Зал действительно был залом.  На стенах из плетеного орешника – головы кабанов,  оленей  и лосей с  огромными блестящими рогами.  Между головами – мечи и кинжалы,  явно из скифских курганов.  Столик  из  березовых плашек  на  причудливых коряжистых корнях, покрытых лаком.
  Удобные, плетеные из ивовых прутьев, кресла.  Десять лет назад в гроте стояли два трухлявых пенька и гора протухших оленьих шкур вместо кровати. 
 
- Она – такая мастерица? – я показал другу глазами на столик и на дверь.
- Ольга, - смущенно пробормотал он. – Зато я сам оборудовал лабораторию.
- Где? Неужели в Печке?
- Да, а что – там я хоть на дровах экономлю, - Витек довольно заулыбался.
 
  Других – такое раздвигание губ и показ острых зубов в зловещем оскале – могло бы до смерти напугать, но я уже привык к ужасающей мимике друга.
 
4.      Приглашение
 
  На третьем курсе Тараканов неожиданно с факультета нефтехимии перешел на биологический. Там его приняли с распростертыми объятиями из-за постоянного недобора студентов и их медленного перетекания на более престижные специальности.
 
  Для меня лично его решение было непонятным.  Я уже решил для себя, что обязательно буду работать в перспективной индустрии красок.  Бегать с сачком за бабочками и кузнечиками – как я понимал профессию биолога – не мужское дело.  Вот вы можете себе представить гориллу с сачком, который любовно разглаживает пальчиком-сарделькой лепестки цветов?  Вот и я не мог.
 
  Преподавать биологию в школе по распределению Витька не стал, а сразу же скрылся от преследований вузовских чиновников на бескрайних уральских просторах.  Если бы не его приглашение в Париж десять лет назад, где он на трех листах описал россыпи кристаллов в окрестных горах, я бы никогда  больше его не увидел.  Знал, ох, знал Таракан, чем заманить друга в Уральскую глубинку! Приметил он еще в студенческие годы, что на пляже меня больше привлекают пестрые камешки-голыши, чем голыши-девушки.
 
5.      В Печке
 
   Обед загадочная Ольга подала мне в двух пиалах. В одной – отварное мясо, в другой – сурпа.
 
-Медовуха, лесная. Сам делал, - Витька откуда-то из-под кресла достал три кокосовых ореха, легко уместившиеся на его безразмерной  ладони.
 
  Я ножом снял приклеенную воском крышечку. Терпкий вкус и аромат меда кружили голову больше, чем алкоголь.
 
   После  столь экзотического для меня обеда очень хотелось свернуться клубочком на одной из мягких шкур прямо на полу. Но Витька нетерпеливо потащил меня в Печку.
 
   Это была термальная пещера, в общенаучном понимании,  в центре невысокой горушки, явно бывшего вулкана.   В нее вел извилистый  ход-трещина с покрытым застывшей лавой основанием.  Посредине пещеры находилась огромная базальтовая плита с мелкими отверстиями.
Из них постоянно выходили струи раскаленного газа и уносились вверх, в  открытый конус горы.
 
   В темноте середина базальтовой плиты светилась малиновым цветом.  Его явно не хватало для освещения пещеры, поэтому  Витька  вокруг плиты собрал огромную термобатарею, электрической энергии которой хватало с избытком не только для освещения, но и, как я успел заметить, для работы холодильника, электроплиты, телевизора  и компьютера.
 
  В такой комфортабельной «пещере» со всеми удобствами и я бы не отказался жить, тем более не платя ни копейки за коммунальные услуги, свет и тепло.
 
   Я понимал его гордость оборудованной лабораторией. Правда, было в ней жарковато, но терпимо.
 
    6. Полечить и подновить
 
- Ты в этот раз надолго?
- Вить, еще разок пообедаем – точно. А потом – мне же надо начальству отчет по местным  минеральным красителям составить.   Расширяем, брат, производство. Особенно большой спрос сейчас на краски из  натуральных минералов.  Химию уже никто не хочет. Долговечность стала опять в цене.
- Ну, два дня, маловато, но я успею.
- Куда ты спешишь?
- Не куда, а что. Полечить тебя хочу, брат мой Ромка.
- Да я вроде не жалуюсь. Здоров, как бык.
- Эх, всем нам в сорок лет так кажется, а потом в шестьдесят загибаемся.
- Стоп, стоп. Что-то я тебя, Витек, не понимаю – ты, что, в лекари переквалифицировался?
- Нет, но кто тебе сказал, что в биологии не изучают лекарственные препараты. Травы возьми – готовые лекарства.
- Ага, вот теперь понял – хочешь меня попотчевать травяными настоями?
- Не угадал, Ром.  Я, если честно, травами никогда особо не увлекался. Больше меня фауна интересует. Как-то ближе она мне, да и всем людям.
- И ты меня, как представителя фауны рассматриваешь?  Опыты на мне ставить будешь?  Этот скелетик,  твой «Веселый Роджер» не после твоих экспериментов получился?  Слушай!  А может Ольга – это не жена, а тоже твой кролик подопытный?
- Как тебе сказать – вроде этого.
 
   Вот такого ответа я не ожидал никак!  Колени у меня ослабли, и я плюхнулся на торчащий рядом черный валун. И тут же с криком вскочил.
 
  Вы бы посмотрели, как хохочут гориллы! 
 
- Ромка, мы же в Печке! Ты что – забыл?  Мигом приготовишь яичницу с колбасой! – этот ученый неандерталец от восторга, что его лучший друг припек задницу, подскакивал на месте, хлопая себя длиннющими руками по коленям.
 
- Что ты с Ольгой делаешь и  какого черта ты собираешься делать со мной?
- Успокойся, никто тебя травить и убивать не собирается. Ты сначала выслушай, чем я занимался эти десять лет, что мы не виделись, а потом будешь материться.
- И что мы тут изобретали для фауны?  Или из фауны?  Надеюсь – не жир вытапливал лечебный из местных людишек на этой сковородке?
- Ром, отстань от моего скелета. Расскажу я тебе его тайну, но не сегодня.  Времени у нас мало. Я надеялся хотя бы на недельку.
- Вить, я бы неделю в этой парилке не выдержал. Тут за час по килограмму теряешь с потом.
- Хорошо, пойдем в процедурную. Я ее отделил от плиты базальтовыми блоками, там прохладнее.
 
   7. Лаборатория неандертальского человека
 
  А вот эта новая его комната поразила меня больше, чем комфортабельность пещеры.
Самое новейшее физическое и химическое оборудование, уж в этом-то я хорошо разбирался. Сколько лет поставками для своего комбината занимаюсь.
 
- Вить, ты что, грабанул банк?  Тут же – только техники миллионов на пятьдесят!
- Почти угадал – на восемьдесят.
- И откуда, извини, такие доходы? Надеюсь, ты не будешь меня уверять, что наладил прямые поставки в Китай местной медовухи?
- Не буду. Вылечил несколько олигархов. Причем, учти – наших, отечественных.  
- Вылечил?  Надеюсь, не от рака? 
- Нет. От старости. И немного подновил.
 
   Я закашлялся.
 
- Вот это –последнее, повтори, пожалуйста. Что-то в ухо попало.
- Нет, ты все правильно расслышал. Обновил некоторые внутренние органы.
- Ага, значит, трупики все же были. И давно ты незаконной пересадкой печенок-селезенок балуешься?  Много людишек покромсал?  Парочка, небось, в загашнике осталась недорезанных трупиков, решил другу поспособствовать,  впарить кое-что, невостребованное олигархами, да?
Что там осталось – легкое, печенка?  Давай, слей братану весь протухший ливер, обнови его.
 
- Ром.
- Чего?
- Успокоился? Я считал тебя более… выдержанным.
- Будешь тут выдержанным, когда узнаешь, что лучший друг – трупорез.
- Ром, ты видишь здесь операционный стол?
 
  Я закрутил головой. Ничего похожего.  Полки с  приборами, столы с микроскопами, какие-то гудящие шкафы, повсюду мигающие  экраны компьютеров.
   Ага, два кресла, опутанные проводами.
- Вон, кресла вижу.
- Вот с этого и начнем. Садись.
 
 
   8. Бабушка-старушка
 
   Сам Таракан со своей жуткой ухмылкой втиснулся во второе кресло напротив.
- Так вот, дорогой мой брат Роман.  Никаких людей я не убивал и скелетов из них не делал.
- А-а-а этот?
- Я же сказал, позже.  А занимался я все эти десять лет излучениями человеческого мозга.
Да, да. Вот в этих креслах.  Изучал на своей бывшей знакомой бабуле,  у которой в Париже снимал комнату.  Был у нее тогда диабет в последней стадии, еле ходила, за собой уже ухаживать не могла. А в дом престарелых идти не хотела. Была у нее внучка-студентка, да и та  училась и жила в другом городе. Попросила меня Ольга Петровна забрать ее на природу, вот в эту пещеру.
- Ага, значит, скелетик, как память о доброй бабушке хранишь?
- Ром, можешь ты минут десять молча послушать?
- Не могу. Когда мне такие страсти про кучу потрошеных трупов рассказывают – не могу!
- Да не было ни одного трупа! Успокойся.
- Хорошо. Молчу. И надеюсь.
- Так вот. Она постоянно мерзла в гроте и я ее брал сюда, в Печку. А когда собрал первое кресло – сама предложила ее мозг сканировать.  Вот в чем ты был до этого абсолютно прав, так в том, что деньги на первое оборудование я заработал продажей самогонки из лесных ягод и на медовухе. До сих пор знакомые алкаши ко мне сюда за бутылочкой забредают.
- Я ж говорил!
- Говорил, говорил.  Кстати, один из старых алкашей и натолкнул меня на мысль, как расшифровать эти всплески активности мозга. Я видел, что они идут из разных участков, но зубцы были очень похожи друг на друга. А ведь не должны они быть похожи, так как явно несли разную информацию.
 
 
   9. Алкаш и гений
 
- И алкаш, надравшись до чертиков, ее разглядел! Уморил!
- Нет. Этот дед в войну был радистом. Когда увидел зубцы на экране компьютера, сказал: «Гля, точь-в-точь, как на нашем осциллографе в войну. А растяни ее, я погляжу». Я его спрашиваю, что растянуть?  Он говорит: «Ну, ее. Радиопередачу сжатую!».  Оказывается, в конце войны применялась передача радиосообщений в сжатом виде. Модулированную речь сжимали в короткий импульс, который передавался за долю секунды. Настроиться и перехватить невозможно. Принимающие радисты  импульс раскодировали и прослушивали на обычной скорости. Тогда  я  и предположил, что и импульс мозга  может быть сжатым по времени  модулированным сигналом.
- И ты его прочитал? Что там записано – мысли наши? В виде звуков сжатых?
- Нет. Слушай.  Пришлось нанять паренька, местного программиста, который написал мне программку для того, чтобы растянуть этот импульс.
- Написал?
- Да. Но не помогло. Импульс не менялся даже при растяжении в тысячу раз. Расширили диапазон. И только при растяжении в миллион раз появились признаки модуляции.
- А дальше?
- Рома, в таких случаях принято говорить – дальше яйца не пускают.  Дошли до предела частоты компьютера. Для большего увеличения нужны принципиально новые процессоры с частотой в сотни миллионов герц. А их пока нет.
- И это все?  Все, что ты узнал? Что у нас плохие компьютеры?
- Опять ты неправ. Мне важно было узнать, что импульсы мозга все-таки не одиночные пики, всплески, а модулированный сигнал, несущий информацию. Надо только научиться его записывать и растягивать. Но и записать этот сигнал современная аппаратура не в силах. Слишком высока скорость частоты нейронов мозга.
 
  10. Сожрать  живьем
 
- И тогда ты сдался и все бросил.
- Бросил, ты прав. Бросил считывать сигналы мозга. Но не сдался. Так как вспомнил, что нервные окончания есть практически во всех органах, значит, есть и излучение почек, печени, селезенки.
- Ага, я же говорил! И ты начал резать бабушку на составные части! Я угадал?
- Нет. Ты видел, сколько голов украшают мой зал?
- Ты резал этих бедных зверьков?
- Хуже – я их убивал и ел.
- Ты их ел? Живьем?
- Нет, конечно. Люди живьем едят редко. Ну, там устриц, улиток разных. А так все предпочитают
  питаться трупами животных. Ты вот тоже не будешь курицу живую ощипывать и голяшки у нее объедать. Или там, у живой свиньи не станешь отрезать кусок окорока и давиться свежей кровью. Ты ее сначала убьешь, а потом уже полакомишься жареной мертвечинкой. Как все говорят – свежатинка.
 
  Меня затошнило.
 
- Слушай, Вить. Ну, нельзя же так. Мы культурные люди. А культура тем выше, чем дальше процесс убивания животного от его поедания.
- Да, людоеды в этом плане хотя бы честнее. Они знают, что едят именно себе подобных.
  А у нас культура поднята на такую высоту, что мы уже просто не знаем, что едим – вырезку из быка, или вырезку из пропавшего месяц назад соседа. Ты вот уверен, что сегодня за обедом ел оленину, а не голяшку приходившего ко мне алкаша?
 
  Меня опять замутило.
 
- Вить, давай не будем.  Лучше ври дальше про убитых тобой зверюшек.
- Да, убивал.  Вырезал органы и делал сканирование. Потом запись просматривал на компьютере.
- Стоп. Вот я тебя и поймал на вранье. Ты только что говорил, что современными средствами сделать запись излучения мозга нельзя. Говорил?
- Говорил. И это правда. У нейронов мозга частота излучения невероятно высока, а вот излучение органов на порядок ниже. Его мощный компьютер легко записывает и импульсы растягивает так, что видна их модуляция.
- И?
- И я стал сравнивать импульсы разных органов.  От одинаковых органов одинаковых животных различий в излучении не было.
- Ты успокоился и благополучно доел останки убиенных тобою.
- Как-то так. Доедал. Пока не наткнулся на печень больного лося. В наших местах  мало солевых  отложений. А лоси очень нуждаются именно в солях. Поэтому егеря и расставляют в местах их обитания солевые кормушки.
- А больному соли не досталось.
- Видимо. Может, причина другая. Свое открытие я сделал, когда расшифровал излучение больной и здоровой печени. Разница была разительной. Больная печень практически молчала. Вот тут я тебе скажу одну вещь, о которой химики редко знают.
- То есть, именно химики?
- Ладно, не обижайся. Неспециалисты – тебя устроит?
- Да.
 
  11. Живое и мертвое
 
- Так вот. Живое отличается от неживого тем, что практически мгновенно погибает, если его изолировать от космического и планетного излучения.
- Как это?
- Поместить, например,  в куб из свинца с метровыми стенами и подавать внутрь только воздух.
  Каким-то образом наше тело не только излучает электромагнитные и другие поля, но и поглощает их. То есть,  мы все – ходячие приемо-передатчики.     
- Хорошо, хорошо. Обзывай меня - как хочешь, но  при чем здесь больная печень лося?
- Она практически не излучала. И тогда я перешел на белочек.
- Боже! Ты пожирал этих чудных пушистеньких зверьков?
- Да. И еще издевался над ними, заражая их разными болезнями. Что тебя не устраивает?
-Т вой живодерский образ жизни.
- А сотни институтов по всему миру, на мышках создающие вакцины? Спасшие мир от чумы?
- Хорошо, хорошо, продолжай. Я че - против? Я ниче.
- Вот и ладненько. Короче. Я записал излучение здоровой печени и передал его больной.
- И печень выздоровела?
- Да. Я назвал это излучение здраура – аура здоровья.
- Здорово! Ты гений!  Это правда? Так просто? Почему ты не начал с этого? Зачем пугал меня трупами?
- Ром, по-моему, ты сам себя пугал. Я не говорил о трупах.
- Но это не все?
- Нет. Потом я передал излучение больной печени  здоровой. И она заболела и разложилась.
- А вот это, будем считать, ты мне не говорил, хорошо. И не говори никому.  Не дай бог это услышат наши военные. Ведь они тут же начнут излучать болезни на весь мир.
- Да, я тоже думал об этом. Поэтому, кроме тебя, никому не показывал эти излучатели и приемники, - Витек махнул рукой на кресла.
- А бабка твоя знала.
- Бабку я вылечил.
- Как?
- А к ней в гости приехала внучка-студентка, помнишь, я про нее говорил?
- Ну?
- Что, ну? Девчушка-то была идеально здорова. Снял со всех ее органов излучение, записал и потом ими лечил бабкины больные органы.
- Долго еще прожила?
- Ольга Петровна? Долго.
 
   12. Решение
 
   Первый день друган меня до ужина не выпускал из кресла и сканировал все органы. Потом просматривал записи на мониторе, то удовлетворенно кивал своей неандертальской лохматой головой, то скептически хмыкал. Уже по его реакциям я понял, что не все так уж безоблачно в моем,  якобы здоровом,  родненьком теле.  Особенно, если судить по выходящему из него духу.
 
  А на следующий день он пересадил меня в соседнее кресло-приемник.
 
- Вить, скажи хоть, че  подновлять будешь?
- Тебе этого лучше не знать. Сиди себе и здоровей час от часа.
- Так долго?
- Да, весь день.
- Хоть хлеба корочку дашь?
- Нет. Даже воды не дам.  Нельзя менять модуляцию излучения. Может пройти неверное сравнение.
- Ладно, ладно. Не пугай. Давай, начинай излучать свои записи.
- Сейчас. Аленку только позову. Она мне всегда помогает, - он нажал кнопку на переговорном устройстве. – Оля, мой друг дал согласие. Принеси, золотце, все записи.
 
   Через минуту мимо меня пронеслось напевающее душистое облако в белоснежном халатике. Потом оно склонилось надо мной и стало прикреплять мокрые контакты.  Мой взгляд автоматически проследовал в нужном направлении, и я прочел имя, вышитое на нагрудном карманчике: «Ольга Петровна». 
 
  13. Бабушка-девушка
 
  Горло от нахлынувших эмоций перехватило и я закашлялся.
 
- Бедненький болюшечка, сейчас мы вас вылечим, - девушка, или уже не знаю, кто там она, промокнула мне лоб и губы  ваткой.
 
  Когда подошел  Витька с пультом, я тихонько спросил, показав глазами на его жену:
 
- Так бабка – она?
- Что, дошло?
- И это ты ее такой сделал?
- Не только ее. Я же тебе говорил об олигархах. Теперь вот ты на халяву подновляешься за их денежки.
- Вить, пока не начал. Обещал про скелетик над входом сказать.
- А это ее внучка, которая тебя сейчас лечить будет. Но это длинная история, - друг грустно вздохнул.
- Как же она будет лечить? Она же – мертвая!
- Да, но записи с ее здоровых органов ведь остались, - и опять длинный вздох.- Хорошо, слушай. В мое отсутствие внучка решила омолодиться, но включила не ту программу. Когда я вернулся, то нашел в кресле разложившийся труп старухи. Скелетик оставил, хоть это и не по-христиански,  как вечный себе упрек. Надо было заблокировать питание. Теперь, после переделки схемы, такое невозможно. 
- Вить, а меня после омоложения жена с сыном узнают ?
- Узнают, я тебя только подлечу. Чтобы помолодеть - другие курсы надо принять.
- Вить, - задумчиво спросил я. – Вот я вижу, себя ты тоже лечишь. А почему не омолодишься?
- Ром, а ты уверен, что молодая обезьяна красивее старой? - он скосил глаза на  жену и вздохнул. – Я знаю, что она меня не любит. Но хоть уважает мои ученые седины, давшие ей в шестьдесят лет красоту и здоровье юной девушки.
 

© Copyright: Влад Галущенко, 2014

Регистрационный номер №0236456

от 1 сентября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0236456 выдан для произведения: Здраура
 
 
1.      Митрич и ПКЛ
 
   Вот не люблю я утро!  И уже давно. Лет… Ага!  Когда же это я ездил в Париж?  Ровно десять лет назад.  Значит, уже десять лет я не люблю утро.
 
   Объяснение этому до смешного простое. В ту поездку местная парижская гадалка, единственная в поселке, нагадала, что я умру во сне.  Цыган там нет, вот эта старая татарка и пользуется отсутствием конкуренции и темнотой сельского населения.  Поймала она меня, когда я разглядывал Эйфелеву башню, облепленную тарелками сотовой связи.
 
   Вцепилась, как клещ,  повисла на руке и плевала в ухо свои бредовые пророчества.  Дура, конечно, и болтала несусветные глупости, пока я ее не стряхнул  возле порога единственного в Париже постоялого двора с громким названием «Отель Бомонд» на  пять  мест.
 
  Там мне рекомендовал остановиться Таракан, мой сокурсник по универу, Тараканов Виктор Дмитриевич, неизвестно каким ветром занесенный в эти Южно-Уральские земли древних сарматов.
 
   И вот так уже десять лет каждое утро всплывает перед еще полудремным взором морщинистое лицо старой колдуньи, ловко закодировавшей меня на всю оставшуюся жизнь.  Встречались на моей дороге и профессиональные гипнотизеры.  Вот, например,  знаменитый Олег Пронах,  защитивший три докторские диссертации по многоуровневому кодированию, но даже он давал только пятилетнюю гарантию.
 
  А эта стерва,  кривозубая татарка с незаконченным низшим образованием, без всяких гарантий десять лет с меня не слезает.  Есть в них что-то, в этих выходцах из сарматских курганов, в потомках скифов, замешанных на монгольской крови.  И кочевые цыгане на Руси, хоть и имеют  молдаванские корни, тоже хлебнули немало кровушки Золотой Орды. Так и осталось все Зауралье наполовину русским, наполовину монголо-татарским.
 
   Я мысленно пробежался по веточкам своего генеалогического древа и успокоенно вздохнул.  Татарской крови во мне была только пятая часть – от деда Шемета. Остальной коктейль составляли бабушка Роза - еврейка, дед  Степан – донской казак,  баба Паша – русская и отец – украинец.  Это очень успокаивало.
 
  Просветленным взором я глянул на зеленый циферблат часов и ахнул.  Девять утра! Я же…
Тьфу!  Никуда я не опоздал.  У меня же командировка. И опять в Париж!  Так вот почему мне с утра вспомнились его  отель и Эйфелева башня!
 
         Проклятая татарка!  На весь день испортила настроение. Мысленно прошелся по пунктам сегодняшнего распорядка.  До самолета   в Челябинск еще три часа, но вставать надо.
 
- Па, а где мать прячет крем-депилятор? - в приоткрытую дверь просунулась прыщавая мордашка сына Олега. Опять налысо постригся. Все корчит из себя крутого.
 
  Я открыл крышку трюмо. 
 
- Олег, тут три тюбика. Разных.
- Для головы есть?
- Зачем тебе, ты же и так налысо…
- Па, ты в чем не дрюкаешь, не лезь. Вот этот – для ног, наверное, подойдет.
- Уверен? А то будет, как с бальзамом от прыщей за тыщу баксов. Денег нет, а прыщи – вот они, все до единого на месте.
- Па, не гони пургу, денег на родного сына жалко – так и скажи.
- Да не жалко!  Только объясни мне, темному, – зачем лысому крем от волос?
- Для ПКЛ.
- Чего-чего?
- Ну, это такая модная стрижка сейчас. Видел по ящику  круги на полях инопланетные?
- Конечно.
- Вот. На голове кремом-депилятором рисуют такие же. Я тебе что – хуже других?
- А что означает ПКЛ?
- Да не знаю я, отстань. Наверное, – Причесон КЛевый.
 
   Много позже, после возвращения из моей трагической командировки в уральский  Париж, я прочитал правильную расшифровку  этих космических кругов на головах. В солидном сильно научном журнале эту модную прическу ПКЛ расшифровывали как Приемник Космических Лучей.
 
2.      В Париже
 
   За десять лет практически ничего в Париже не изменилось.  Эйфелева башня на месте, только прибавилось количество антенн сотовой связи.  Вместо «Отеля Бомонд» сияла золотом  вывеска
«Гранд-отель Мулен Руж» и рядом, на гостинице поменьше, неоновая надпись «Святая Пелагия».
Стоп, но насколько я помню, это была знаменитая тюрьма для богемы.  Что-то намудрили местные олигархи.
 
  Глянул на часы.  Да и не пойду я в гостиницу, через час Таракан обещал на машине подобрать меня возле башни. Лучше погуляю, посмотрю на парижские достопримечательности. Тем более еще прошлый раз мне понравился музей «Уральские самоцветы».
 
   Всего три зала с полками, обшитыми  желтым бархатом. Считается, что на нем разноцветные камни, особенно яшма, смотрятся наиболее эффектно.  В первых двух залах практически ничего не изменилось, и я направился к новому залу пьезокристаллов.
 
- Извините, - меня остановил  грустный старческий возглас. – Зал временно закрыт.
 
  Поперек двери была приклеена бумажная желтая полоска с двумя печатями.
 
- А что случилось?
- Ничего не случилось, молодой человек. Экспозиция закрыта по техническим причинам.
 
   Но по тому, как бабуля старательно прятала глаза, я понял, что причины не технические. Ладно, перед отъездом зайду. Хоть это и не по моему профилю химии красителей, но последними открытиями в области применения пьезокристаллов я интересовался.  С детства меня притягивало все вечное – вечные двигатели, вечные магниты, и вот теперь – вечные источники электричества.
 
  Для меня – химика, было трудно понять природу и вечного сохранения магнитной силы, а еще более трудно – работу пьезокристаллов.  Я скупал пьезозажигалки сотнями и мог до опупения любоваться причудливыми искрами. Закрытие зала вызвало у меня серьезную досаду.
 
  Приехать в Париж и не увидеть пьезокристаллы!  Впору умереть от такого облома.
 
- Вить, а почему музей закрыт? – вместо приветствия ошарашил вопросом я старого друга.
- Привет Ромка, привет! Я тоже рад тебя видеть! -  Таракан облапил меня своими медвежьими ручищами.
 
   Я до сих пор не могу понять, почему он выбрал именно меня, самого маленького и худого на курсе,  в свои друзья?  Жалел, что ли?  Ему, громиле под два метра, с пугающим лицом австралопитека, впору было работать учебным экспонатом на факультете археологии.
 
  Девушки, когда их знакомили с Витькой, боязливо протягивали ладошки и тут же придумывали причины, чтобы побыстрее смыться.  Меня его внешность ничуть не смущала, а его покровительство, наоборот, радовало.  В паре с ним девушки всегда отдавали мне предпочтение.
 
- Садись, Надо ехать. Обещают к обеду дождь, а тут, сам понимаешь, асфальт, в отличие от столичного, жидковат.
 
3.      Пещерный дворец
 
Всю дорогу до его дома, хотя это название плохо подходило к тому месту, где он обитал, Витька расспрашивал о столичных сплетнях и достижениях наших однокурсников. С ним после выпуска продолжал общаться только я. 
 
   Наконец, по узкой дамбе вдоль речушки, мы добрались до вырубленной в скале пещере, которую Таракан  именовал  усадьбой «Ешкин дом».  Именно такая вывеска  была прибита на входе в мрачный грот.  Под вывеской весело позванивал костями беленький скелет на проволочках.  По виду – женский.  Из кого он изготовил этот пиратский амулет, можно было только догадываться, если учесть многолетнюю неприязнь к нему женского пола.
 
  Мне он сказал, что скелет нашел при расчистке грота, в чем я глубоко сомневался.  Подтверждали эти сомнения и свежесть костей с зарубками от острого ножа.  Явно  совсем недавно были они покрыты мясом и нежной девичьей кожей. Ну, бог ему судья, если он предпочитает женщин только в таком виде.
 
  А вот в этом я жестоко ошибся, как только прошел вглубь грота.
 
- Здравствуйте,  Роман Алексеевич.  Витя так много о вас рассказывал, - нежный женский голос поверг меня в ступор.
 
  Я беспомощно оглянулся.  Вы видели хоть раз  вдохновляющую улыбку гориллы? 
 
- Познакомься, моя жена Аленка.
 
- Извини, - я совсем стал тупить от  вида юной девы в логове потенциального людоеда. – А-а,  Аленка – это Лена, Ольга или Алевтина?
- Сам ты Алевтина. Оля, конечно.
- А по отчеству?
- Можете, просто – Ольга, - девушка заливисто расхохоталась, видя мою озадаченность. Ее явно
  развлекала создавшаяся ситуация. 
 
   Но в тот момент я до конца еще не осознавал весь юмор моих интеллигентских метаний и потуг соблюсти такт и нащупать правильный пусть поведения в столь неожиданной ситуации.
 
   Красивая молодая девушка в  жилище закостенелого во всех смыслах холостяка!  Было от чего растеряться.  Я бы еще больше ошалел, если бы знал тогда истинное положение дел.  Слишком много психологических несуразиц  навалилось на мое изнеженное  правильным реализмом сознание.
 
   А тут еще коренная перестройка в его пещере.  С прошлого посещения изменилось все.  Грот теперь был перегорожен плетеными стенами на несколько помещений. Проемы дверей закрывали расшитые шкуры медведей. На полу – мягкие коврики из рыси.
 
  Сам пол затянут сшитыми и раскрашенными под паркет кабаньими  шкурами.  Первым желанием на пороге у меня было – снять свои  фирменные кроссовки.
 
- Нет, нет. Не разувайтесь. Проходите в зал, сейчас будем обедать.
 
   Зал?  В пещере?  Я опять оглянулся на хозяина.
 
-Озадачен?  Я сам, брат, два года привыкал.  Ладно, иди за мной.
 
   Зал действительно был залом.  На стенах из плетеного орешника – головы кабанов,  оленей  и лосей с  огромными блестящими рогами.  Между головами – мечи и кинжалы,  явно из скифских курганов.  Столик  из  березовых плашек  на  причудливых коряжистых корнях, покрытых лаком.
  Удобные, плетеные из ивовых прутьев, кресла.  Десять лет назад в гроте стояли два трухлявых пенька и гора протухших оленьих шкур вместо кровати. 
 
- Она – такая мастерица? – я показал другу глазами на столик и на дверь.
- Ольга, - смущенно пробормотал он. – Зато я сам оборудовал лабораторию.
- Где? Неужели в Печке?
- Да, а что – там я хоть на дровах экономлю, - Витек довольно заулыбался.
 
  Других – такое раздвигание губ и показ острых зубов в зловещем оскале – могло бы до смерти напугать, но я уже привык к ужасающей мимике друга.
 
4.      Приглашение
 
  На третьем курсе Тараканов неожиданно с факультета нефтехимии перешел на биологический. Там его приняли с распростертыми объятиями из-за постоянного недобора студентов и их медленного перетекания на более престижные специальности.
 
  Для меня лично его решение было непонятным.  Я уже решил для себя, что обязательно буду работать в перспективной индустрии красок.  Бегать с сачком за бабочками и кузнечиками – как я понимал профессию биолога – не мужское дело.  Вот вы можете себе представить гориллу с сачком, который любовно разглаживает пальчиком-сарделькой лепестки цветов?  Вот и я не мог.
 
  Преподавать биологию в школе по распределению Витька не стал, а сразу же скрылся от преследований вузовских чиновников на бескрайних уральских просторах.  Если бы не его приглашение в Париж десять лет назад, где он на трех листах описал россыпи кристаллов в окрестных горах, я бы никогда  больше его не увидел.  Знал, ох, знал Таракан, чем заманить друга в Уральскую глубинку! Приметил он еще в студенческие годы, что на пляже меня больше привлекают пестрые камешки-голыши, чем голыши-девушки.
 
5.      В Печке
 
   Обед загадочная Ольга подала мне в двух пиалах. В одной – отварное мясо, в другой – сурпа.
 
-Медовуха, лесная. Сам делал, - Витька откуда-то из-под кресла достал три кокосовых ореха, легко уместившиеся на его безразмерной  ладони.
 
  Я ножом снял приклеенную воском крышечку. Терпкий вкус и аромат меда кружили голову больше, чем алкоголь.
 
   После  столь экзотического для меня обеда очень хотелось свернуться клубочком на одной из мягких шкур прямо на полу. Но Витька нетерпеливо потащил меня в Печку.
 
   Это была термальная пещера, в общенаучном понимании,  в центре невысокой горушки, явно бывшего вулкана.   В нее вел извилистый  ход-трещина с покрытым застывшей лавой основанием.  Посредине пещеры находилась огромная базальтовая плита с мелкими отверстиями.
Из них постоянно выходили струи раскаленного газа и уносились вверх, в  открытый конус горы.
 
   В темноте середина базальтовой плиты светилась малиновым цветом.  Его явно не хватало для освещения пещеры, поэтому  Витька  вокруг плиты собрал огромную термобатарею, электрической энергии которой хватало с избытком не только для освещения, но и, как я успел заметить, для работы холодильника, электроплиты, телевизора  и компьютера.
 
  В такой комфортабельной «пещере» со всеми удобствами и я бы не отказался жить, тем более не платя ни копейки за коммунальные услуги, свет и тепло.
 
   Я понимал его гордость оборудованной лабораторией. Правда, было в ней жарковато, но терпимо.
 
    6. Полечить и подновить
 
- Ты в этот раз надолго?
- Вить, еще разок пообедаем – точно. А потом – мне же надо начальству отчет по местным  минеральным красителям составить.   Расширяем, брат, производство. Особенно большой спрос сейчас на краски из  натуральных минералов.  Химию уже никто не хочет. Долговечность стала опять в цене.
- Ну, два дня, маловато, но я успею.
- Куда ты спешишь?
- Не куда, а что. Полечить тебя хочу, брат мой Ромка.
- Да я вроде не жалуюсь. Здоров, как бык.
- Эх, всем нам в сорок лет так кажется, а потом в шестьдесят загибаемся.
- Стоп, стоп. Что-то я тебя, Витек, не понимаю – ты, что, в лекари переквалифицировался?
- Нет, но кто тебе сказал, что в биологии не изучают лекарственные препараты. Травы возьми – готовые лекарства.
- Ага, вот теперь понял – хочешь меня попотчевать травяными настоями?
- Не угадал, Ром.  Я, если честно, травами никогда особо не увлекался. Больше меня фауна интересует. Как-то ближе она мне, да и всем людям.
- И ты меня, как представителя фауны рассматриваешь?  Опыты на мне ставить будешь?  Этот скелетик,  твой «Веселый Роджер» не после твоих экспериментов получился?  Слушай!  А может Ольга – это не жена, а тоже твой кролик подопытный?
- Как тебе сказать – вроде этого.
 
   Вот такого ответа я не ожидал никак!  Колени у меня ослабли, и я плюхнулся на торчащий рядом черный валун. И тут же с криком вскочил.
 
  Вы бы посмотрели, как хохочут гориллы! 
 
- Ромка, мы же в Печке! Ты что – забыл?  Мигом приготовишь яичницу с колбасой! – этот ученый неандерталец от восторга, что его лучший друг припек задницу, подскакивал на месте, хлопая себя длиннющими руками по коленям.
 
- Что ты с Ольгой делаешь и  какого черта ты собираешься делать со мной?
- Успокойся, никто тебя травить и убивать не собирается. Ты сначала выслушай, чем я занимался эти десять лет, что мы не виделись, а потом будешь материться.
- И что мы тут изобретали для фауны?  Или из фауны?  Надеюсь – не жир вытапливал лечебный из местных людишек на этой сковородке?
- Ром, отстань от моего скелета. Расскажу я тебе его тайну, но не сегодня.  Времени у нас мало. Я надеялся хотя бы на недельку.
- Вить, я бы неделю в этой парилке не выдержал. Тут за час по килограмму теряешь с потом.
- Хорошо, пойдем в процедурную. Я ее отделил от плиты базальтовыми блоками, там прохладнее.
 
   7. Лаборатория неандертальского человека
 
  А вот эта новая его комната поразила меня больше, чем комфортабельность пещеры.
Самое новейшее физическое и химическое оборудование, уж в этом-то я хорошо разбирался. Сколько лет поставками для своего комбината занимаюсь.
 
- Вить, ты что, грабанул банк?  Тут же – только техники миллионов на пятьдесят!
- Почти угадал – на восемьдесят.
- И откуда, извини, такие доходы? Надеюсь, ты не будешь меня уверять, что наладил прямые поставки в Китай местной медовухи?
- Не буду. Вылечил несколько олигархов. Причем, учти – наших, отечественных.  
- Вылечил?  Надеюсь, не от рака? 
- Нет. От старости. И немного подновил.
 
   Я закашлялся.
 
- Вот это –последнее, повтори, пожалуйста. Что-то в ухо попало.
- Нет, ты все правильно расслышал. Обновил некоторые внутренние органы.
- Ага, значит, трупики все же были. И давно ты незаконной пересадкой печенок-селезенок балуешься?  Много людишек покромсал?  Парочка, небось, в загашнике осталась недорезанных трупиков, решил другу поспособствовать,  впарить кое-что, невостребованное олигархами, да?
Что там осталось – легкое, печенка?  Давай, слей братану весь протухший ливер, обнови его.
 
- Ром.
- Чего?
- Успокоился? Я считал тебя более… выдержанным.
- Будешь тут выдержанным, когда узнаешь, что лучший друг – трупорез.
- Ром, ты видишь здесь операционный стол?
 
  Я закрутил головой. Ничего похожего.  Полки с  приборами, столы с микроскопами, какие-то гудящие шкафы, повсюду мигающие  экраны компьютеров.
   Ага, два кресла, опутанные проводами.
- Вон, кресла вижу.
- Вот с этого и начнем. Садись.
 
 
   8. Бабушка-старушка
 
   Сам Таракан со своей жуткой ухмылкой втиснулся во второе кресло напротив.
- Так вот, дорогой мой брат Роман.  Никаких людей я не убивал и скелетов из них не делал.
- А-а-а этот?
- Я же сказал, позже.  А занимался я все эти десять лет излучениями человеческого мозга.
Да, да. Вот в этих креслах.  Изучал на своей бывшей знакомой бабуле,  у которой в Париже снимал комнату.  Был у нее тогда диабет в последней стадии, еле ходила, за собой уже ухаживать не могла. А в дом престарелых идти не хотела. Была у нее внучка-студентка, да и та  училась и жила в другом городе. Попросила меня Ольга Петровна забрать ее на природу, вот в эту пещеру.
- Ага, значит, скелетик, как память о доброй бабушке хранишь?
- Ром, можешь ты минут десять молча послушать?
- Не могу. Когда мне такие страсти про кучу потрошеных трупов рассказывают – не могу!
- Да не было ни одного трупа! Успокойся.
- Хорошо. Молчу. И надеюсь.
- Так вот. Она постоянно мерзла в гроте и я ее брал сюда, в Печку. А когда собрал первое кресло – сама предложила ее мозг сканировать.  Вот в чем ты был до этого абсолютно прав, так в том, что деньги на первое оборудование я заработал продажей самогонки из лесных ягод и на медовухе. До сих пор знакомые алкаши ко мне сюда за бутылочкой забредают.
- Я ж говорил!
- Говорил, говорил.  Кстати, один из старых алкашей и натолкнул меня на мысль, как расшифровать эти всплески активности мозга. Я видел, что они идут из разных участков, но зубцы были очень похожи друг на друга. А ведь не должны они быть похожи, так как явно несли разную информацию.
 
 
   9. Алкаш и гений
 
- И алкаш, надравшись до чертиков, ее разглядел! Уморил!
- Нет. Этот дед в войну был радистом. Когда увидел зубцы на экране компьютера, сказал: «Гля, точь-в-точь, как на нашем осциллографе в войну. А растяни ее, я погляжу». Я его спрашиваю, что растянуть?  Он говорит: «Ну, ее. Радиопередачу сжатую!».  Оказывается, в конце войны применялась передача радиосообщений в сжатом виде. Модулированную речь сжимали в короткий импульс, который передавался за долю секунды. Настроиться и перехватить невозможно. Принимающие радисты  импульс раскодировали и прослушивали на обычной скорости. Тогда  я  и предположил, что и импульс мозга  может быть сжатым по времени  модулированным сигналом.
- И ты его прочитал? Что там записано – мысли наши? В виде звуков сжатых?
- Нет. Слушай.  Пришлось нанять паренька, местного программиста, который написал мне программку для того, чтобы растянуть этот импульс.
- Написал?
- Да. Но не помогло. Импульс не менялся даже при растяжении в тысячу раз. Расширили диапазон. И только при растяжении в миллион раз появились признаки модуляции.
- А дальше?
- Рома, в таких случаях принято говорить – дальше яйца не пускают.  Дошли до предела частоты компьютера. Для большего увеличения нужны принципиально новые процессоры с частотой в сотни миллионов герц. А их пока нет.
- И это все?  Все, что ты узнал? Что у нас плохие компьютеры?
- Опять ты неправ. Мне важно было узнать, что импульсы мозга все-таки не одиночные пики, всплески, а модулированный сигнал, несущий информацию. Надо только научиться его записывать и растягивать. Но и записать этот сигнал современная аппаратура не в силах. Слишком высока скорость частоты нейронов мозга.
 
  10. Сожрать  живьем
 
- И тогда ты сдался и все бросил.
- Бросил, ты прав. Бросил считывать сигналы мозга. Но не сдался. Так как вспомнил, что нервные окончания есть практически во всех органах, значит, есть и излучение почек, печени, селезенки.
- Ага, я же говорил! И ты начал резать бабушку на составные части! Я угадал?
- Нет. Ты видел, сколько голов украшают мой зал?
- Ты резал этих бедных зверьков?
- Хуже – я их убивал и ел.
- Ты их ел? Живьем?
- Нет, конечно. Люди живьем едят редко. Ну, там устриц, улиток разных. А так все предпочитают
  питаться трупами животных. Ты вот тоже не будешь курицу живую ощипывать и голяшки у нее объедать. Или там, у живой свиньи не станешь отрезать кусок окорока и давиться свежей кровью. Ты ее сначала убьешь, а потом уже полакомишься жареной мертвечинкой. Как все говорят – свежатинка.
 
  Меня затошнило.
 
- Слушай, Вить. Ну, нельзя же так. Мы культурные люди. А культура тем выше, чем дальше процесс убивания животного от его поедания.
- Да, людоеды в этом плане хотя бы честнее. Они знают, что едят именно себе подобных.
  А у нас культура поднята на такую высоту, что мы уже просто не знаем, что едим – вырезку из быка, или вырезку из пропавшего месяц назад соседа. Ты вот уверен, что сегодня за обедом ел оленину, а не голяшку приходившего ко мне алкаша?
 
  Меня опять замутило.
 
- Вить, давай не будем.  Лучше ври дальше про убитых тобой зверюшек.
- Да, убивал.  Вырезал органы и делал сканирование. Потом запись просматривал на компьютере.
- Стоп. Вот я тебя и поймал на вранье. Ты только что говорил, что современными средствами сделать запись излучения мозга нельзя. Говорил?
- Говорил. И это правда. У нейронов мозга частота излучения невероятно высока, а вот излучение органов на порядок ниже. Его мощный компьютер легко записывает и импульсы растягивает так, что видна их модуляция.
- И?
- И я стал сравнивать импульсы разных органов.  От одинаковых органов одинаковых животных различий в излучении не было.
- Ты успокоился и благополучно доел останки убиенных тобою.
- Как-то так. Доедал. Пока не наткнулся на печень больного лося. В наших местах  мало солевых  отложений. А лоси очень нуждаются именно в солях. Поэтому егеря и расставляют в местах их обитания солевые кормушки.
- А больному соли не досталось.
- Видимо. Может, причина другая. Свое открытие я сделал, когда расшифровал излучение больной и здоровой печени. Разница была разительной. Больная печень практически молчала. Вот тут я тебе скажу одну вещь, о которой химики редко знают.
- То есть, именно химики?
- Ладно, не обижайся. Неспециалисты – тебя устроит?
- Да.
 
  11. Живое и мертвое
 
- Так вот. Живое отличается от неживого тем, что практически мгновенно погибает, если его изолировать от космического и планетного излучения.
- Как это?
- Поместить, например,  в куб из свинца с метровыми стенами и подавать внутрь только воздух.
  Каким-то образом наше тело не только излучает электромагнитные и другие поля, но и поглощает их. То есть,  мы все – ходячие приемо-передатчики.     
- Хорошо, хорошо. Обзывай меня - как хочешь, но  при чем здесь больная печень лося?
- Она практически не излучала. И тогда я перешел на белочек.
- Боже! Ты пожирал этих чудных пушистеньких зверьков?
- Да. И еще издевался над ними, заражая их разными болезнями. Что тебя не устраивает?
-Т вой живодерский образ жизни.
- А сотни институтов по всему миру, на мышках создающие вакцины? Спасшие мир от чумы?
- Хорошо, хорошо, продолжай. Я че - против? Я ниче.
- Вот и ладненько. Короче. Я записал излучение здоровой печени и передал его больной.
- И печень выздоровела?
- Да. Я назвал это излучение здраура – аура здоровья.
- Здорово! Ты гений!  Это правда? Так просто? Почему ты не начал с этого? Зачем пугал меня трупами?
- Ром, по-моему, ты сам себя пугал. Я не говорил о трупах.
- Но это не все?
- Нет. Потом я передал излучение больной печени  здоровой. И она заболела и разложилась.
- А вот это, будем считать, ты мне не говорил, хорошо. И не говори никому.  Не дай бог это услышат наши военные. Ведь они тут же начнут излучать болезни на весь мир.
- Да, я тоже думал об этом. Поэтому, кроме тебя, никому не показывал эти излучатели и приемники, - Витек махнул рукой на кресла.
- А бабка твоя знала.
- Бабку я вылечил.
- Как?
- А к ней в гости приехала внучка-студентка, помнишь, я про нее говорил?
- Ну?
- Что, ну? Девчушка-то была идеально здорова. Снял со всех ее органов излучение, записал и потом ими лечил бабкины больные органы.
- Долго еще прожила?
- Ольга Петровна? Долго.
 
   12. Решение
 
   Первый день друган меня до ужина не выпускал из кресла и сканировал все органы. Потом просматривал записи на мониторе, то удовлетворенно кивал своей неандертальской лохматой головой, то скептически хмыкал. Уже по его реакциям я понял, что не все так уж безоблачно в моем,  якобы здоровом,  родненьком теле.  Особенно, если судить по выходящему из него духу.
 
  А на следующий день он пересадил меня в соседнее кресло-приемник.
 
- Вить, скажи хоть, че  подновлять будешь?
- Тебе этого лучше не знать. Сиди себе и здоровей час от часа.
- Так долго?
- Да, весь день.
- Хоть хлеба корочку дашь?
- Нет. Даже воды не дам.  Нельзя менять модуляцию излучения. Может пройти неверное сравнение.
- Ладно, ладно. Не пугай. Давай, начинай излучать свои записи.
- Сейчас. Аленку только позову. Она мне всегда помогает, - он нажал кнопку на переговорном устройстве. – Оля, мой друг дал согласие. Принеси, золотце, все записи.
 
   Через минуту мимо меня пронеслось напевающее душистое облако в белоснежном халатике. Потом оно склонилось надо мной и стало прикреплять мокрые контакты.  Мой взгляд автоматически проследовал в нужном направлении, и я прочел имя, вышитое на нагрудном карманчике: «Ольга Петровна». 
 
  13. Бабушка-девушка
 
  Горло от нахлынувших эмоций перехватило и я закашлялся.
 
- Бедненький болюшечка, сейчас мы вас вылечим, - девушка, или уже не знаю, кто там она, промокнула мне лоб и губы  ваткой.
 
  Когда подошел  Витька с пультом, я тихонько спросил, показав глазами на его жену:
 
- Так бабка – она?
- Что, дошло?
- И это ты ее такой сделал?
- Не только ее. Я же тебе говорил об олигархах. Теперь вот ты на халяву подновляешься за их денежки.
- Вить, пока не начал. Обещал про скелетик над входом сказать.
- А это ее внучка, которая тебя сейчас лечить будет. Но это длинная история, - друг грустно вздохнул.
- Как же она будет лечить? Она же – мертвая!
- Да, но записи с ее здоровых органов ведь остались, - и опять длинный вздох.- Хорошо, слушай. В мое отсутствие внучка решила омолодиться, но включила не ту программу. Когда я вернулся, то нашел в кресле разложившийся труп старухи. Скелетик оставил, хоть это и не по-христиански,  как вечный себе упрек. Надо было заблокировать питание. Теперь, после переделки схемы, такое невозможно. 
- Вить, а меня после омоложения жена с сыном узнают ?
- Узнают, я тебя только подлечу. Чтобы помолодеть - другие курсы надо принять.
- Вить, - задумчиво спросил я. – Вот я вижу, себя ты тоже лечишь. А почему не омолодишься?
- Ром, а ты уверен, что молодая обезьяна красивее старой? - он скосил глаза на  жену и вздохнул. – Я знаю, что она меня не любит. Но хоть уважает мои ученые седины, давшие ей в шестьдесят лет красоту и здоровье юной девушки.
 

 

Кабала Каббалы

VIP-курень