Любимчик Бога

ВОТ ОН Я, ПОЛЬЗУЙТЕСЬ

Неволшебная сказка

«Не желайте здоровья и богатства,
а желайте удачи, ибо на “Титанике”
все были богаты и здоровы,
а удачливыми оказались единицы!».
Уинстон ЧЕРЧИЛЛЬ



...Душа требовала праздника. Но денег не было не то что на увеселительную поездку, да хоть бы в Турцию, но даже на какой-нибудь дырявый чебурек. Чебурека хотелось, впрочем, больше, чем за границу. К тому же, лекции в университете нельзя пропускать. Значит, и Турция откладывается.

Вот Скригл и решил употребить часть своей смекалки для обеспечения себя завтраком, а также изыскания возможности поспеть хотя бы ко второй паре – все-таки прослушать тему по специальности.

Вообще-то его следовало бы звать Борисом, даже по крещению. Скриглом прозвали одногруппники. Учился он уже давно на философском факультете, вполне отдавая себе отчет в том, что обретенная через два года профессия вряд ли его прокормит, если работать по специальности, указанной в дипломе. Но документ о высшем образовании все же иметь желательно. «Для дальнейшего трудоустройства и продвижения по дороге судьбы», – рассуждал по-житейски философично Борик когда-то, ещё не будучи Скриглом, а служа в армии. Там сначала прозвали Философом, а когда уже стал «дедом», то Брутом, как Хому из «Вия». Кликуху подсказал сам, ибо старая «Философ» никак уже не подходила, хоть Борик по-прежнему в разговорах, даже с начальством, так и сыпал афоризмами – своими и вычитанными, но это никак не мешало ему хорошо драться и всегда побеждать, даже в групповых разборках. Король мордобоя – и вдруг Философ! Не вяжется. А дельный совет сослуживцам, даже старшим по званию, по их просьбе, этот стройный и сильный сержант мог дать, подкрепив философскими обоснованиями и логическими доводами.

Философия же жизни у Борика, как эта самая жизнь с раннего детства и научала, умещалась в прослышаном афоризме Фридриха (или Генриха?) Гейне о том, что врага, конечно, прощать надо, но только после того, как его повесят. Многих носителей и сеятелей зла не перевоспитаешь, как, к примеру, там Гитлера или Сталина с их компашкой. И рангом пониже тоже, даже из тех, кого можно встретить в магазине или трамвае. Выход один – в дюндель, раз нельзя сразу повесить, образно говоря, – рассуждал иногда Скригл, сталкиваясь с такими особями, созданными Творцом по ошибке и не попавшими в эпоху исправления ошибок, т. е. во Всемирный Потоп. Дополнение к философии – не делать зла без острой необходимости, быть добрым. Но это уже – как у кого в натуре, от природы и немного внешних влияний, называемых воспитанием.

Себя же, по своим поступкам и побуждениям, причислял к людям добрым и справедливым. По афоризму Оскара Уайльда: «Лучше быть добрым, чем уродом». Впрочем, красавцу Борису никак не получалось быть уродом, даже и отдаленно. Этот теперь уже 23-летний юноша был настолько красив и совершенен физически, что аж люди оборачивались для уточнения, что встретили не звезду экрана или там обладателя лица с журнальных обложек из витрин киосков, а простого и почти такого же, как они, кто не в «мерсах» и «лексусах» ездит, парня, который, подобно всем смертным, тоже по улице пешком ходит, ну ещё общественным транспортом пользуется по необходимости.

Тем не менее, у Борика на днях истекает срок оплаты квартиры, и не сегодня-завтра её хозяйка нагрянет за деньгами. Да и на жизнь уже даже Гулькин нос не остался.

Где «бабки» взять? Да хоть бы и в сумочке вон у той разодетой в пух и прах чувихи, которая, приподняв полы длинной шубы из голубой норки, пробиралась на эскалатор метро. Видать, или пробка поблизости образовалась, либо тачка сломалась. Вот и пришлось снизойти.

Чувиха держалась отстраненно, даже брезгливо, по сторонам не поглядывала. А то бы заметила, что на неё смотрят все больше не с интересом, а ненавистью или, в лучшем случае, завистью. Скригл же пас её взглядом и вовсе для неё небезопасным.

Срезать или дырявить сумочку он не стал. Улучив момент в процессе протискивания толпы в вагон, Борик прижался к чувихе и, привычным ловким движением расстегнув замочек, мгновенно вытащил портмоне, сунул его в дырявый карман брюк и, придерживая добычу, отпрянул в глубь вагона, стараясь никого не толкать и не наступать на ноги.

Уже на эскалаторе сунул украденное в свою сумку «через плечо» и, не вынимая из неё этого портмоне крокодиловой кожи, пересчитал его содержимое. Оказалось свыше тысячи баксов да рубликов тысяч пять. Из этих карманных денег обладательницы голубой норки полагал отдать десятину нуждающимся. Традиция такая, суеверие или даже религиозное убеждение Бориса, когда-то вычитанное в Ветхом Завете. Правда, помнил и пророчество Христа: «Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда». Только облагодетельствовать кого-то из нищих надлежит так, чтобы от привалившего счастья того кондратия не хватила.

Продираясь в толпе, Скригл успел мысленно перевести доллары в рубли по курсу, приплюсовать реальные рубли и разделить на десять. Арифметика несложная. Сумма тоже немалая.

На улице, сразу же у выхода из метро, и раздал «слесарю – слесарево»: старушкам на пропитание, бомжам на опохмелку, рыхлой дородной продавщице чебуреков, у которой совершил покупку образца её основного ассортимента, тоже дал. Та зарделась, лепеча фразки типа «зачем же?», «за что?», «не знаю, как благодарить?», «я вас узнала, вы известный артист!», и почему-то вдруг всерьёз прослезилась. «Расстроил женщину зря», – укорил себя Скригл, молча отходя и откусывая чебурек. Доев его в сторонке посреди толпы таких же жующих граждан, решил в универ не идти. Раз сегодня так фартит, надо использовать день. Но в данный момент следовало было ретироваться с места, так как некоторые едоки с недоумением на Стригла стали поглядывать, похоже, думая: дескать, знаменитость, а чебуреки с падлом ест, как и мы, – непорядок. Засим обычно кто-нибудь привязывался: либо знакомиться поближе со «знаменитостью» (по сути, не идентифицированной и мнимой), либо оскорбить, мол, видали мы таких, сами не хуже, – и получить в лоб с приветом от Борика. Потом доказывай общественности или милиции, что дундук сам привязался к бедному студенту.

У Стригла друзей не было принципиально. Не раз убеждался, что это лишнее. Изливать душу не приучен, а помогать материально или делом… Какие у него на нынешнем жизненном этапе возможности? Разве что краденым поделиться частично. Несомненно, бедным быть и некомфортно, и в конце концов неприлично. Да и структура личности меняется. Недаром в пьесе «Анатэма» видный русский писатель Леонид Андреев заметил, дескать, по бедности люди способны «побивать друг друга кирпичами» и, вероятно, другими громоздкими предметами, стройматериалами и орудиями труда – такие ненависть и озлобление нищими овладевают.

Бедности Борик хватил ещё в детстве лишку, появившись на свет в крестьянской семье при крепко пьющем отце-конюхе колхозном, матери-трактористке и двоих разбитных, вороватых младших братьях. Денег, конечно, не хватало из-за запойного отца. Тогда Борик и постановил для себя, что пить-бухать не будет точно и ни при каких заманчивых обстоятельствах. Эта дорожка к злыдням приведёт непременно. А ещё нельзя к бедности привыкать, так в ней и застрянешь. Поэтому Борик и отказался от койкоместа в общаге, снял квартиру не по доходам. Но зато не хуже, чем его обеспеченные одногруппники, кое-кому из которых, тоже приезжим, родители, чтобы не париться с арендой жилья, даже попросту прикупили квартиры.

Как красть столь виртуозно научился? Брал платные уроки у преподавателя манипуляции в эстрадно-цирковом лицее. А относительно воровского приёмчика с дырявым карманом, чтобы в случае чего добыча проскользнула на пол, и не стало улики, -- сообразил сам. Большого ума не надо.

Был ли Борик верующим? Как урожденный философ верил в судьбу, а своему Богу доверял. Не зря ж Он наградил Борика безупречной внешностью (наверно, таким был Адам) и ограждает от всяческих неприятностей, когда они надвигаются порой с неизбежностью топора. Либо посылает верное решение, как избежать беды, либо явно соломку стелет. А ещё посылает разные варианты заработка, стало быть, покамест и щипачество Борику прощает. Впрочем, тот "разводит" только богатеньких Буратин и Мальвин. Как сегодня одну из них. Вряд ли «бабки» они заработали трудом праведным, так что опять же краденым – поделись с ближним, в данном случае по метро, и непроизвольно.

А заработать сотни способов находится. Внешность тоже весьма помогает. Один раз, ещё на первом курсе, богатая дама, проректор по научной работе при муже-олигархе, заплатила ему пять тысяч баксов только за то, чтобы, по её предложению, Борик оплодотворил их страшненькую, как Баба-Яга в юности, дочурку – для улучшения породы. Даже дали расписку, что претензий к Борику иметь не будут. Но муж проректорши предупредил: «Если будешь нас шантажировать, ещё как-нибудь деньги выдуривать или язык распускать, – убью и в асфальт закатаю, никто не найдет. Мы тебе и так неплохо заплатили». И то правда. Много дали, дабы бедный студент был превесьма благодарен за свою мелочную услугу, однако хранил тайну солидной семьи усердно. Впрочем, ни то, ни это не было делом трудным: по природе Скригл удался сексопильным малым, а по натуре – скрытным.

С тех денег Борик в родном селе и хату для своего семейства отремонтировал и газифицировал, на колодец электронасос поставил, и приодел всех. Себя тоже не забыл. И городскую квартиру было чем оплачивать на первых порах без проблем. Всё на гонорар за сперму. Тогда Борик призадумался, попытался протиснуться в Институт репродуктивного здоровья донором. Один раз даже сдал порцию, но плата оказалась мизерной, да и неудобств уйма: Борик не привык мастурбировать. Потому на этот вид заработка сразу «забил».

Читал он много, университетскую и Национальную научную библиотеки жаловал долгими часами и вечерами, когда был свободен от платных занятий по карате, самбо и кунг-фу. Для самоуверенности, а заодно самозащиты. Красивому надо быть ещё и бойцом по жизни, если надо, и в рукопашный бой вступить профессионально. Скригл вообще стремился всё делать квалифицированно. Если чего-либо не умел – не брался. Например, часы ремонтировать или торты печь. Борщ, правда, варил вкусный. Когда скопил на ноутбук, то фильтровал информацию из сети для эрудиции, по философии, в частности религиеведению и диалектике. Учился на бесплатной основе как выходец из села, но всегда на повышенную стипендию, ясное дело, как отличник. И Бог помогал. Часто неожиданно, зато вовремя.

Не иначе как по Его же воле, жизнь у Борика-Скригла вошла в золотое русло. А началось всё, когда одним майским утром добирался он до университета обычным маршрутом. Стоял на остановке троллейбуса, никого не трогал, размышляя о категорическом императиве Иммануила Канта в связи с понятием диалектики души, ненароком введенным в литературоведение Н. Г. Чернышевским из латентной зависти к Л. Н. Толстому. И вдруг останавливается аккурат прямо перед Скриглом темно-сереневый лексус в нарушение запрещения ПДД на остановках общественного транспорта останавливаться легковому, тем более личному. Из лексуса вырисовывается качок годков на пять старше Борика в черном костюме с иголочки (это-то такой прикид при температуре под 30!). Подлетает к Борику и безо всяких предисловий и обиняков приказывает: «Тебя босс велел к себе позвать, идём!». И почти заталкивает невозмутимого внешне Скригла в этот самый Lexus 600h (Harrier). Сам же остается снаружи. Публика на остановке встрепенулась, мол, парня похищают, то да сё. А тут ещё как раз троллейбус, наконец, подоспел, но безропотно объезжает нарушителя правил дорожного стояния, минуя метров на десять остановку. Пассажирам не до похищения сразу стало. Ничего другого не остается, как бежать за троллейбусом с внутренним возмущением и ненавистью к «этим крутым», которые и чего только себе не позволяют прямо с утра!

Оказавшись в машине, Скригл услышал от благообразного, в волосах с проседью, мужика лет за 40, сидящего за рулём:
-- Как звать-величать-то?
-- А вам на кой? – огрызнулся Скригл.
-- Ты не хами, пока не просят. А отвечай по сути!
-- Ну, Борис я.
-- На сына ты моего шибко похож…
-- А-а, так вы обознались? Тогда я пойду, -- навалился корпусом Скригл на двери, ища ручку.
Мужик хмыкнул и осадил:
-- Выйдешь, когда я позволю. Меня зовут Артуром Ренатовичем. Не обознался я. Сын мой погиб. Год уже как.
-- Сочувствую. Но я-то при чем?
Артур Ренатович повернулся к Скриглу. Оказался симпатичным, похожим на покойного артиста Янковского.
-- Хочешь быть моим сыном? – вдруг огорошил.

У Борика мелькнула мысль про гомосексуализм. К нему часто приставали «голубые» разных возрастов: кто в друзья набивался, кто в покровители. Лишь бы добраться до наготы Борисовой. У него даже набор отмазок на эти случаи был припасен. Уже хотел употребить одну из них. Но мужик опередил его.
-- Не бойся, я без домогательств. Дело в том, что жена моя Елизавета Петровна очень горюет по Серёжке нашему. Ни психологи, ни психиатры, ни священники – никто и ничто не помогает. Один мудрый знахарь-старец посоветовал заместительную терапию применить – найти юнца, похожего на покойного сына, для удовлетворения материнской любви. Ты как раз похож, значит, подходишь как объект. Может, и ты знал Сергея? Он в нескольких мною купленных фильмах главные роли сыграл…
-- Увы, я отечественное кино не смотрю. А что касательно «быть сыном» вашим, так у меня родители живы, слава Богу!

Объяснение не возымело действия, потому Скригл и услышал текст:
-- Соглашайся, дурень! Не пожалеешь. Ещё мою Елизавету Петровну ты не видел – сразу полюбишь, пуще матери родной. Уверен, что и ты придёшься по душе ей, такой же ершистый, как наш Серый, Царство ему навеки!
-- Послушайте, Аркадий Ренатович, как по мне, эта затея с усыновлением – какое-то безумие, -- нетерпеливо стал возражать Скригл, попутно перепутав имя потенциального "папика", на что тот лишь бровью повёл. – И что я буду с этого иметь, как говорят в синагоге? Головную боль? Золотую клетку? Золотые коронки?
Собеседник усмехнулся:
-- Если мы тебя усыновим чин-чинарём, по закону, тебе твоя, как говоришь, золотая клетка очень даже понравится. Ты на кого учишься?
-- На философа.
-- Тю-ю… А кем хочешь быть?
-- Жизнь покажет.
-- Это не ответ. Её самому надо брать за рога. С твоей внешностью и профессию следует заиметь в соответствии. Чтобы дорого е...лом торговать, ну и всем остальным. Кино, модельный бизнес, пеньё на эстраде или каком-нибудь «Евровидении», там голоса не надо. Кстати, он у тебя должен быть. Говоришь четко, внятно, громко, как артист. Тембр приятный, голос низкий, баритон. Теперь таких в нашем долбаном шоу-бизнесе почти нет, значит, будет спрос. Какая там, в жопу, философия с диалектикой бытия! Бабло качать надо – для удовольствия жизни, чтобы быть её хозяином, а не на побегушках, попрошайкой у судьбы или там Бога, кому как нравится… В Бога веруешь-то?
-- Я Богу верю, доверяю. Вот и вас прислал зачем-то
-- Так не упускай шанс. Благодари Бога за это! Тем более есть у нашей семьи пару персональных храмов, сам я их и построил. И батюшкам приплачиваю. Уж они твои благодарности донесут до Всевышнего, будь уверен. Постараются.

«Босс» дал знак охраннику, тот вскочил в машину. Лексус тут же рванул со злополучной троллейбусной остановки, увозя Борика, как он правильно догадался, отнюдь не в универ. «А будь что будет, – мелькнула не лишенная смысла мысль и её продолжение: – главное, не соскользнуть в сон из реальности».

* * *
-- Вот, Лиза, это Борис. Нашел его на остановке трамвая. – Подтолкнул Артур Ренатович в спину Скригла, поближе к супруге, когда вошли в холл шикарного дворца в центре города, а гостей встречать спустилась по мраморной лестнице сама «царица Лизавета», как сообщил на ухо Борису охранник Дима местный титул хозяйки. «Не трамвая, а троллейбуса, -- невольно мысленно поправил будущего отца Борик, -- ну, да таким без разницы».

-- Боже, каков красавец! – вполне искренне воскликнула «царица Лизавета» при виде Борика и уточнила: – Прям тебе Ален Делон. Даже краше! Вылитый наш Сергунька! Теперь сыночком будешь младшим…

Взглянув на живописные и фотопортреты покойного сына этой четы, Борис нашел лишь отдаленное сходство с собой. «Может, и впрямь мы с ним похожи. Себя ведь воспринимаешь иначе, чем другие», -- рассудил.

Короче говоря, пришелся Скригл ко двору. Диплом университета выкупили в два счета, чтобы не возился еще два года «сынок Борис». Усыновили его благодаря придворному нотариусу, так что Скригл стал ещё и потенциальным наследником роскоши и капиталов.

Охранник Дима, с кем Скригл сблизился как с, по сути, социально равным, впрочем, предостерег его: «Не очень-то обольщайся, ухо держи востро. У этих буратин всё очень круто и строго. Можешь и загреметь даже ниже уровня того дна, откуда извлекли. Всё равно ты не родной сын, и все это помнят». А о родном поведал историю: сбил он насмерть студентку на переходе, но на судах выкрутили так, что, дескать, сама виновата, Сергея отмазали; родителям девчушки денег предлагали немерено, да те отказались по своей бедности благородной. «Только папашка убитой подкараулил Сергуньку вечерком да и пришил топором. Сам, натурально, сел надолго. Тот ещё был мажор хренов, Сергунька-то покойный», -- завершил свой рассказ Димон без сожаления по убиенному Сергию.

Для Бориса снова два игровых полнометражных фильма запустили, потом сериал сняли, по всем возможным и невозможным телеканалам крутили, включая три, принадлежащих семье. И на популярном кинофестивале во Франции Борис побывал, премию привез, правда, покуда поощрительную. «Ничего, будет тебе ещё и гран-при, -- пообещал Артур Ренатович, которого Борик уже безразлично, но в угоду тому называл "папой". – Главное, ты небесталанный, так что не только бабло тут главное».

А ещё Скригл под псевдонимом Скригл начал выпускать диски со своим пеньём. От Сергея осталась студия звукозаписи, по последнему слову техники оснащенная, не пропадать же добру. Одну песенку раскрутили до хита. С ней засветился уже на «Евро-еле-видении», занял второе место. Популярность пришла бешеная! Одним словом, жизнь наладилась вовсю. Дальше рассказывать неинтересно: получится, как про Золушку после свадьбы. Хорошо, что Борик не утратил чувства реальности, соразмерности и способности к философскому осмыслению поворотов жизни. Так что на дно не вернулся. Ещё и депутатом Верховной Рады стал на время, попонтоваться. Да вы его, небось, знаете внешне. А подноготную – кто ж вам откроет? Разве вот я тут вкратце, да и то не всю.ВОТ ОН Я, ПОЛЬЗУЙТЕСЬ

Неволшебная сказка

«Не желайте здоровья и богатства,
а желайте удачи, ибо на “Титанике”
все были богаты и здоровы,
а удачливыми оказались единицы!».
Уинстон ЧЕРЧИЛЛЬ



...Душа требовала праздника. Но денег не было не то что на увеселительную поездку, да хоть бы в Турцию, но даже на какой-нибудь дырявый чебурек. Чебурека хотелось, впрочем, больше, чем за границу. К тому же, лекции в университете нельзя пропускать. Значит, и Турция откладывается.

Вот Скригл и решил употребить часть своей смекалки для обеспечения себя завтраком, а также изыскания возможности поспеть хотя бы ко второй паре – все-таки прослушать тему по специальности.

Вообще-то его следовало бы звать Борисом, даже по крещению. Скриглом прозвали одногруппники. Учился он уже давно на философском факультете, вполне отдавая себе отчет в том, что обретенная через два года профессия вряд ли его прокормит, если работать по специальности, указанной в дипломе. Но документ о высшем образовании все же иметь желательно. «Для дальнейшего трудоустройства и продвижения по дороге судьбы», – рассуждал по-житейски философично Борик когда-то, ещё не будучи Скриглом, а служа в армии. Там сначала прозвали Философом, а когда уже стал «дедом», то Брутом, как Хому из «Вия». Кликуху подсказал сам, ибо старая «Философ» никак уже не подходила, хоть Борик по-прежнему в разговорах, даже с начальством, так и сыпал афоризмами – своими и вычитанными, но это никак не мешало ему хорошо драться и всегда побеждать, даже в групповых разборках. Король мордобоя – и вдруг Философ! Не вяжется. А дельный совет сослуживцам, даже старшим по званию, по их просьбе, этот стройный и сильный сержант мог дать, подкрепив философскими обоснованиями и логическими доводами.

Философия же жизни у Борика, как эта самая жизнь с раннего детства и научала, умещалась в прослышаном афоризме Фридриха (или Генриха?) Гейне о том, что врага, конечно, прощать надо, но только после того, как его повесят. Многих носителей и сеятелей зла не перевоспитаешь, как, к примеру, там Гитлера или Сталина с их компашкой. И рангом пониже тоже, даже из тех, кого можно встретить в магазине или трамвае. Выход один – в дюндель, раз нельзя сразу повесить, образно говоря, – рассуждал иногда Скригл, сталкиваясь с такими особями, созданными Творцом по ошибке и не попавшими в эпоху исправления ошибок, т. е. во Всемирный Потоп. Дополнение к философии – не делать зла без острой необходимости, быть добрым. Но это уже – как у кого в натуре, от природы и немного внешних влияний, называемых воспитанием.

Себя же, по своим поступкам и побуждениям, причислял к людям добрым и справедливым. По афоризму Оскара Уайльда: «Лучше быть добрым, чем уродом». Впрочем, красавцу Борису никак не получалось быть уродом, даже и отдаленно. Этот теперь уже 23-летний юноша был настолько красив и совершенен физически, что аж люди оборачивались для уточнения, что встретили не звезду экрана или там обладателя лица с журнальных обложек из витрин киосков, а простого и почти такого же, как они, кто не в «мерсах» и «лексусах» ездит, парня, который, подобно всем смертным, тоже по улице пешком ходит, ну ещё общественным транспортом пользуется по необходимости.

Тем не менее, у Борика на днях истекает срок оплаты квартиры, и не сегодня-завтра её хозяйка нагрянет за деньгами. Да и на жизнь уже даже Гулькин нос не остался.

Где «бабки» взять? Да хоть бы и в сумочке вон у той разодетой в пух и прах чувихи, которая, приподняв полы длинной шубы из голубой норки, пробиралась на эскалатор метро. Видать, или пробка поблизости образовалась, либо тачка сломалась. Вот и пришлось снизойти.

Чувиха держалась отстраненно, даже брезгливо, по сторонам не поглядывала. А то бы заметила, что на неё смотрят все больше не с интересом, а ненавистью или, в лучшем случае, завистью. Скригл же пас её взглядом и вовсе для неё небезопасным.

Срезать или дырявить сумочку он не стал. Улучив момент в процессе протискивания толпы в вагон, Борик прижался к чувихе и, привычным ловким движением расстегнув замочек, мгновенно вытащил портмоне, сунул его в дырявый карман брюк и, придерживая добычу, отпрянул в глубь вагона, стараясь никого не толкать и не наступать на ноги.

Уже на эскалаторе сунул украденное в свою сумку «через плечо» и, не вынимая из неё этого портмоне крокодиловой кожи, пересчитал его содержимое. Оказалось свыше тысячи баксов да рубликов тысяч пять. Из этих карманных денег обладательницы голубой норки полагал отдать десятину нуждающимся. Традиция такая, суеверие или даже религиозное убеждение Бориса, когда-то вычитанное в Ветхом Завете. Правда, помнил и пророчество Христа: «Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда». Только облагодетельствовать кого-то из нищих надлежит так, чтобы от привалившего счастья того кондратия не хватила.

Продираясь в толпе, Скригл успел мысленно перевести доллары в рубли по курсу, приплюсовать реальные рубли и разделить на десять. Арифметика несложная. Сумма тоже немалая.

На улице, сразу же у выхода из метро, и раздал «слесарю – слесарево»: старушкам на пропитание, бомжам на опохмелку, рыхлой дородной продавщице чебуреков, у которой совершил покупку образца её основного ассортимента, тоже дал. Та зарделась, лепеча фразки типа «зачем же?», «за что?», «не знаю, как благодарить?», «я вас узнала, вы известный артист!», и почему-то вдруг всерьёз прослезилась. «Расстроил женщину зря», – укорил себя Скригл, молча отходя и откусывая чебурек. Доев его в сторонке посреди толпы таких же жующих граждан, решил в универ не идти. Раз сегодня так фартит, надо использовать день. Но в данный момент следовало было ретироваться с места, так как некоторые едоки с недоумением на Стригла стали поглядывать, похоже, думая: дескать, знаменитость, а чебуреки с падлом ест, как и мы, – непорядок. Засим обычно кто-нибудь привязывался: либо знакомиться поближе со «знаменитостью» (по сути, не идентифицированной и мнимой), либо оскорбить, мол, видали мы таких, сами не хуже, – и получить в лоб с приветом от Борика. Потом доказывай общественности или милиции, что дундук сам привязался к бедному студенту.

У Стригла друзей не было принципиально. Не раз убеждался, что это лишнее. Изливать душу не приучен, а помогать материально или делом… Какие у него на нынешнем жизненном этапе возможности? Разве что краденым поделиться частично. Несомненно, бедным быть и некомфортно, и в конце концов неприлично. Да и структура личности меняется. Недаром в пьесе «Анатэма» видный русский писатель Леонид Андреев заметил, дескать, по бедности люди способны «побивать друг друга кирпичами» и, вероятно, другими громоздкими предметами, стройматериалами и орудиями труда – такие ненависть и озлобление нищими овладевают.

Бедности Борик хватил ещё в детстве лишку, появившись на свет в крестьянской семье при крепко пьющем отце-конюхе колхозном, матери-трактористке и двоих разбитных, вороватых младших братьях. Денег, конечно, не хватало из-за запойного отца. Тогда Борик и постановил для себя, что пить-бухать не будет точно и ни при каких заманчивых обстоятельствах. Эта дорожка к злыдням приведёт непременно. А ещё нельзя к бедности привыкать, так в ней и застрянешь. Поэтому Борик и отказался от койкоместа в общаге, снял квартиру не по доходам. Но зато не хуже, чем его обеспеченные одногруппники, кое-кому из которых, тоже приезжим, родители, чтобы не париться с арендой жилья, даже попросту прикупили квартиры.

Как красть столь виртуозно научился? Брал платные уроки у преподавателя манипуляции в эстрадно-цирковом лицее. А относительно воровского приёмчика с дырявым карманом, чтобы в случае чего добыча проскользнула на пол, и не стало улики, -- сообразил сам. Большого ума не надо.

Был ли Борик верующим? Как урожденный философ верил в судьбу, а своему Богу доверял. Не зря ж Он наградил Борика безупречной внешностью (наверно, таким был Адам) и ограждает от всяческих неприятностей, когда они надвигаются порой с неизбежностью топора. Либо посылает верное решение, как избежать беды, либо явно соломку стелет. А ещё посылает разные варианты заработка, стало быть, покамест и щипачество Борику прощает. Впрочем, тот "разводит" только богатеньких Буратин и Мальвин. Как сегодня одну из них. Вряд ли «бабки» они заработали трудом праведным, так что опять же краденым – поделись с ближним, в данном случае по метро, и непроизвольно.

А заработать сотни способов находится. Внешность тоже весьма помогает. Один раз, ещё на первом курсе, богатая дама, проректор по научной работе при муже-олигархе, заплатила ему пять тысяч баксов только за то, чтобы, по её предложению, Борик оплодотворил их страшненькую, как Баба-Яга в юности, дочурку – для улучшения породы. Даже дали расписку, что претензий к Борику иметь не будут. Но муж проректорши предупредил: «Если будешь нас шантажировать, ещё как-нибудь деньги выдуривать или язык распускать, – убью и в асфальт закатаю, никто не найдет. Мы тебе и так неплохо заплатили». И то правда. Много дали, дабы бедный студент был превесьма благодарен за свою мелочную услугу, однако хранил тайну солидной семьи усердно. Впрочем, ни то, ни это не было делом трудным: по природе Скригл удался сексопильным малым, а по натуре – скрытным.

С тех денег Борик в родном селе и хату для своего семейства отремонтировал и газифицировал, на колодец электронасос поставил, и приодел всех. Себя тоже не забыл. И городскую квартиру было чем оплачивать на первых порах без проблем. Всё на гонорар за сперму. Тогда Борик призадумался, попытался протиснуться в Институт репродуктивного здоровья донором. Один раз даже сдал порцию, но плата оказалась мизерной, да и неудобств уйма: Борик не привык мастурбировать. Потому на этот вид заработка сразу «забил».

Читал он много, университетскую и Национальную научную библиотеки жаловал долгими часами и вечерами, когда был свободен от платных занятий по карате, самбо и кунг-фу. Для самоуверенности, а заодно самозащиты. Красивому надо быть ещё и бойцом по жизни, если надо, и в рукопашный бой вступить профессионально. Скригл вообще стремился всё делать квалифицированно. Если чего-либо не умел – не брался. Например, часы ремонтировать или торты печь. Борщ, правда, варил вкусный. Когда скопил на ноутбук, то фильтровал информацию из сети для эрудиции, по философии, в частности религиеведению и диалектике. Учился на бесплатной основе как выходец из села, но всегда на повышенную стипендию, ясное дело, как отличник. И Бог помогал. Часто неожиданно, зато вовремя.

Не иначе как по Его же воле, жизнь у Борика-Скригла вошла в золотое русло. А началось всё, когда одним майским утром добирался он до университета обычным маршрутом. Стоял на остановке троллейбуса, никого не трогал, размышляя о категорическом императиве Иммануила Канта в связи с понятием диалектики души, ненароком введенным в литературоведение Н. Г. Чернышевским из латентной зависти к Л. Н. Толстому. И вдруг останавливается аккурат прямо перед Скриглом темно-сереневый лексус в нарушение запрещения ПДД на остановках общественного транспорта останавливаться легковому, тем более личному. Из лексуса вырисовывается качок годков на пять старше Борика в черном костюме с иголочки (это-то такой прикид при температуре под 30!). Подлетает к Борику и безо всяких предисловий и обиняков приказывает: «Тебя босс велел к себе позвать, идём!». И почти заталкивает невозмутимого внешне Скригла в этот самый Lexus 600h (Harrier). Сам же остается снаружи. Публика на остановке встрепенулась, мол, парня похищают, то да сё. А тут ещё как раз троллейбус, наконец, подоспел, но безропотно объезжает нарушителя правил дорожного стояния, минуя метров на десять остановку. Пассажирам не до похищения сразу стало. Ничего другого не остается, как бежать за троллейбусом с внутренним возмущением и ненавистью к «этим крутым», которые и чего только себе не позволяют прямо с утра!

Оказавшись в машине, Скригл услышал от благообразного, в волосах с проседью, мужика лет за 40, сидящего за рулём:
-- Как звать-величать-то?
-- А вам на кой? – огрызнулся Скригл.
-- Ты не хами, пока не просят. А отвечай по сути!
-- Ну, Борис я.
-- На сына ты моего шибко похож…
-- А-а, так вы обознались? Тогда я пойду, -- навалился корпусом Скригл на двери, ища ручку.
Мужик хмыкнул и осадил:
-- Выйдешь, когда я позволю. Меня зовут Артуром Ренатовичем. Не обознался я. Сын мой погиб. Год уже как.
-- Сочувствую. Но я-то при чем?
Артур Ренатович повернулся к Скриглу. Оказался симпатичным, похожим на покойного артиста Янковского.
-- Хочешь быть моим сыном? – вдруг огорошил.

У Борика мелькнула мысль про гомосексуализм. К нему часто приставали «голубые» разных возрастов: кто в друзья набивался, кто в покровители. Лишь бы добраться до наготы Борисовой. У него даже набор отмазок на эти случаи был припасен. Уже хотел употребить одну из них. Но мужик опередил его.
-- Не бойся, я без домогательств. Дело в том, что жена моя Елизавета Петровна очень горюет по Серёжке нашему. Ни психологи, ни психиатры, ни священники – никто и ничто не помогает. Один мудрый знахарь-старец посоветовал заместительную терапию применить – найти юнца, похожего на покойного сына, для удовлетворения материнской любви. Ты как раз похож, значит, подходишь как объект. Может, и ты знал Сергея? Он в нескольких мною купленных фильмах главные роли сыграл…
-- Увы, я отечественное кино не смотрю. А что касательно «быть сыном» вашим, так у меня родители живы, слава Богу!

Объяснение не возымело действия, потому Скригл и услышал текст:
-- Соглашайся, дурень! Не пожалеешь. Ещё мою Елизавету Петровну ты не видел – сразу полюбишь, пуще матери родной. Уверен, что и ты придёшься по душе ей, такой же ершистый, как наш Серый, Царство ему навеки!
-- Послушайте, Аркадий Ренатович, как по мне, эта затея с усыновлением – какое-то безумие, -- нетерпеливо стал возражать Скригл, попутно перепутав имя потенциального "папика", на что тот лишь бровью повёл. – И что я буду с этого иметь, как говорят в синагоге? Головную боль? Золотую клетку? Золотые коронки?
Собеседник усмехнулся:
-- Если мы тебя усыновим чин-чинарём, по закону, тебе твоя, как говоришь, золотая клетка очень даже понравится. Ты на кого учишься?
-- На философа.
-- Тю-ю… А кем хочешь быть?
-- Жизнь покажет.
-- Это не ответ. Её самому надо брать за рога. С твоей внешностью и профессию следует заиметь в соответствии. Чтобы дорого е...лом торговать, ну и всем остальным. Кино, модельный бизнес, пеньё на эстраде или каком-нибудь «Евровидении», там голоса не надо. Кстати, он у тебя должен быть. Говоришь четко, внятно, громко, как артист. Тембр приятный, голос низкий, баритон. Теперь таких в нашем долбаном шоу-бизнесе почти нет, значит, будет спрос. Какая там, в жопу, философия с диалектикой бытия! Бабло качать надо – для удовольствия жизни, чтобы быть её хозяином, а не на побегушках, попрошайкой у судьбы или там Бога, кому как нравится… В Бога веруешь-то?
-- Я Богу верю, доверяю. Вот и вас прислал зачем-то
-- Так не упускай шанс. Благодари Бога за это! Тем более есть у нашей семьи пару персональных храмов, сам я их и построил. И батюшкам приплачиваю. Уж они твои благодарности донесут до Всевышнего, будь уверен. Постараются.

«Босс» дал знак охраннику, тот вскочил в машину. Лексус тут же рванул со злополучной троллейбусной остановки, увозя Борика, как он правильно догадался, отнюдь не в универ. «А будь что будет, – мелькнула не лишенная смысла мысль и её продолжение: – главное, не соскользнуть в сон из реальности».

* * *
-- Вот, Лиза, это Борис. Нашел его на остановке трамвая. – Подтолкнул Артур Ренатович в спину Скригла, поближе к супруге, когда вошли в холл шикарного дворца в центре города, а гостей встречать спустилась по мраморной лестнице сама «царица Лизавета», как сообщил на ухо Борису охранник Дима местный титул хозяйки. «Не трамвая, а троллейбуса, -- невольно мысленно поправил будущего отца Борик, -- ну, да таким без разницы».

-- Боже, каков красавец! – вполне искренне воскликнула «царица Лизавета» при виде Борика и уточнила: – Прям тебе Ален Делон. Даже краше! Вылитый наш Сергунька! Теперь сыночком будешь младшим…

Взглянув на живописные и фотопортреты покойного сына этой четы, Борис нашел лишь отдаленное сходство с собой. «Может, и впрямь мы с ним похожи. Себя ведь воспринимаешь иначе, чем другие», -- рассудил.

Короче говоря, пришелся Скригл ко двору. Диплом университета выкупили в два счета, чтобы не возился еще два года «сынок Борис». Усыновили его благодаря придворному нотариусу, так что Скригл стал ещё и потенциальным наследником роскоши и капиталов.

Охранник Дима, с кем Скригл сблизился как с, по сути, социально равным, впрочем, предостерег его: «Не очень-то обольщайся, ухо держи востро. У этих буратин всё очень круто и строго. Можешь и загреметь даже ниже уровня того дна, откуда извлекли. Всё равно ты не родной сын, и все это помнят». А о родном поведал историю: сбил он насмерть студентку на переходе, но на судах выкрутили так, что, дескать, сама виновата, Сергея отмазали; родителям девчушки денег предлагали немерено, да те отказались по своей бедности благородной. «Только папашка убитой подкараулил Сергуньку вечерком да и пришил топором. Сам, натурально, сел надолго. Тот ещё был мажор хренов, Сергунька-то покойный», -- завершил свой рассказ Димон без сожаления по убиенному Сергию.

Для Бориса снова два игровых полнометражных фильма запустили, потом сериал сняли, по всем возможным и невозможным телеканалам крутили, включая три, принадлежащих семье. И на популярном кинофестивале во Франции Борис побывал, премию привез, правда, покуда поощрительную. «Ничего, будет тебе ещё и гран-при, -- пообещал Артур Ренатович, которого Борик уже безразлично, но в угоду тому называл "папой". – Главное, ты небесталанный, так что не только бабло тут главное».

 А ещё Скригл под псевдонимом Скригл начал выпускать диски со своим пеньём. От Сергея осталась студия звукозаписи, по последнему слову техники оснащенная, не пропадать же добру. Одну песенку раскрутили до хита. С ней засветился уже на «Евро-еле-видении», занял второе место. Популярность пришла бешеная! Одним словом, жизнь наладилась вовсю. Дальше рассказывать неинтересно: получится, как про Золушку после свадьбы. Хорошо, что Борик не утратил чувства реальности, соразмерности и способности к философскому осмыслению поворотов жизни. Так что на дно не вернулся. Ещё и депутатом Верховной Рады стал на время, попонтоваться. Да вы его, небось, знаете внешне. А подноготную – кто ж вам откроет? Разве вот я тут вкратце, да и то не всю.v