СтарообряТцы и СтарообряДцы

СтарообряТцы и СтарообряДцы

                                                                                Креститися подобает, якоже прияхом,

                                                                        Веровати же – яко крестихомся.

                                                                                                              Протопоп Аввакум

«Д» и «Т». Да, это всего лишь один знак отличий  в одном слове, но уже эти самые две буквы, «Твердо» и «Добро» - суть различие и единство двух слов. И теперь они олицетворяют собой уже два слова, словно бы две стороны одной медали. Как две головы орла на российском гербе, как  сущность и видимось, суетность и нетленность. Словно бы два перста неистового протопопа Аввакума, и те же самые два перста Преподобного Сергия Радонежского. Только вот один из них считается  раскольником, другой же – нет.

Так в чем же суть, корни, и каковы последствии Великого Раскола? Итак, известно, что перед самым началом Великого поста 1653 года Патриарх Никон по всем приходам и монастырям разослал за своим подписом «Память», в которой предписывалось креститься тремя перстами, и разъяснялись изменения в ходе церковных служб.

«Гром среди ясного неба?». Мало. Слишком мало, чтобы описать то смятенное чувство, что обуяло православное христианство России. Это для него было даже гораздо страшнее, нежели чем провозглашение, что Земля вертится вокруг Солнца, и что она – круглая.  Быть может, сие известие было  сродни тому, как ежели им объявили бы, что Мухаммед – брат Христу, и оттого надо молиться им обоим сразу. Причём – с обязательным отныне для всех христиан исполнением мусульманских обрядов.

С тех пор прошло уже 360 лет, но до сих пор историки затрудняются дать однозначный ответ: отчего же так трагично, кроваво и безвозвратно всё произошло? Неужели Патриарх Никон, опьяненный званием «собинного друга» царя, подписывающий за него бумаги первостатейной государственной важности, не понимал, что его «Память» вызовет самое яростное сопротивление среди его же собственной паствы? И, наконец, неужто это деяние было не противно собственной его совести, его натуре, памяти собственных предков по крови, и предшественников по духу? Не лучше ли было жить и дальше по духу, по старине, чем ворошить свой трудолюбивый медоносный улей?

Однако: поистине имперские амбиции царя Алексея Михайловича оказались куда сильнее, нежели чем сохранение спокойствия в своем государстве. Некий «журавль в небе», сулящий возможность присоединения к Московскому царству Малороссии, а затем и вовсе грядущее освобождение от османского ига прародины русского православия, стольного града Константинополя, показался царю заманчивее и сказочных мифологем Китежа, и обывательских реалий российских городов, сел и поселений.

 Объединение несоединимого посредством исполнения недосягаемого – это ли не истинная цель для настоящего русского царя?  Что может стать на пути ему преградою? Тем паче, что для таких устремлений есть свои, пусть и призрачные с современной точки зрения,  основания, поскольку именно русский Государь, храня, в отличие от «еретиков папистов», грекославную веру, являлся притом еще и наследником династии самих Палеологов – Императоров Византии.

Помех же сему грандиозному замыслу было всего две: сами турки, и разность в церковных богослужениях и книгах греков, малороссов и подданных самого московского царя. Дело в том, что, начиная с двенадцатого века, Византия, а с ней и весь православный мир, исключая Россию, перешли на Иерусалимский устав. В Московии же свято хранили еще более древний, Студийский. Потому перед Алексеем Михайловичем встала острая дилемма: или же ради объединения признать бесспорную истинность бытующих вне России греческих переводов Писания, или же пытаться доказать греческим патриархам, что их трактовка – суть ересь, а настоящее православие живо лишь на единой Руси.

И царь, осознав, что второй вариант несбыточен, ради своей мечты решил пожертвовать малым, а именно – судьбою собственного народа, благо, сам Патриарх поддержал его в этом начинании. Что подвигло Никона к такому выбору – неведомо, но вот факт: после его окончательного отрешения в 1664-м году, в Воскресенском монастыре он молился по старопечатным книгам, крестился двоеперстием и возносил сугубую Аллилуйю, и даже благословлял печатание книг по древним канонам.

Но давайте вернемся к сути вопроса, а именно – чем же отличается вера старая от веры новой. Эти пункты отличий переходят из книги в книгу, и первоисточник их сложно установить, поскольку данные тезисы звучали еще из уст самого Аввакума и его сподвижников. Итак:

            «1. Вместо двуперстного крестного знамения, которое было принято на Руси, было введено трехперстие. В иерейском двуперстном благословляющем жесте используется т. н. «именословное перстосложение», в котором пальцы знаменуют собой буквы имени Христа — ІС ХС. Два перста означают два естества Сына Божия, при этом чуть согнутый средний палец означает «умаление» (кеносис) божественной и человеческой природы Спасителя. Три другие перста соединены как знак соединения Святой Троицы в единое. При троеперстном крестном знамении символ Христа заменяется символом Троицы. Старообрядцы упрекают «никониан» за, что они таким образом «распинают Троицу» на кресте.

            2. Внесено изменение в Символ Веры: убран союз-противопоставление «а» в словах о Сыне Божием «рожден, а не сотворен».  Вместо смыслового противопоставления свойств, получилось простое перечисление: «рожден, не сотворен».

           3. Традиционное написание имени Христа Ісус (Исус) было заменено на новогреческое Іисус. (Иисус).

           4. В Символе Веры  из ранее провозлашавшегося: «И в Духа Святаго Господа истинного и животворящаго» исключено слово «истиннаго».

           5. Восьмиконечный крест заменен на четырехконечный, взятый позднее  в средние века греками у «латинян».

           6. Во время крещения, венчания и освящения храма  обход стали делать против солнца, вместо ранее используемого - по солнцу.

           7. Вместо «сугубой» (т. е. двойной «Аллилуйи», которая в переводе с древнееврейского языка означает «хвалите Бога»), «аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже», была введена «трегубая» (тройная «Аллилуйя»). «аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже...». По мнению «никониан» (новообрядцев), тройное произнесение «Аллилуйи» символизирует догмат о Святой Троице. Приверженцы  старого обряда утверждают, что сугубое произнесение вместе со «слава Тебе, Боже» уже является прославлением Троицы, поскольку слова «слава Тебе, Боже» являются одним из переводов на славянский язык древнееврейского слова  «Аллилуйя».

 
            8. Божественную литургию стали  совершать на пяти просфорах, вместо семи просфор, две просфоры исключили.

            9. На просфорах стали печатать четырехконечный крест вместо восьмиконечного.

            10. Монодическое, унисонное пение заменено на светские типы пения: партесное, хроматическое и пр.».

Здесь, пожалуй, уместны уточнения: что значит «распинать Троицу» (п.1)?  Дело в том, что, совершая крестное знамение, христианин почитает Спасителя и его крестные муки, тем самым вновь возводя Его двойственную, Божественную и телесную, сущность, на крест. Таким образом, распинается только един лишь Христос. Три же перста при крестном знамении суть Троица, следовательно – крестясь, православный распинает не только Христа, но вместе с ним и Отца, и Святаго Духа. Ложным казалось такое крещение для русского человека, отчего и пошло выражение «Креститься кукишем».

Пункт второй: «рожден, а не сотворен»  и «рожден, не сотворен». И разница между ними – «Азъ». Тот самый, о котором Аввакум проповедовал: «И Азъ воздам!», и ради единого Аза готовый был претерпевать страдания и умереть, и шедший с Азом вплоть до самой «купины огненной», до костра. Так в чем же ценность этой буквы? Как ни странно, но для христианина она важна до сих пор: ежели в те времена «Азъ» был оружием борьбы с многовековой «арианской ересью», согласно которой Спаситель, хотя и будучи рожденным, однако при жизни обладал только единственной сущностью – Божественной, свыше данной, то теперь Божественная сущность заменяется на некий абстрактный Космический разум. А так как существование Христа и Его деяния уже не подвергается сомнению в самых атеистически настроенных научных кругах, то и приписывают Его, человека рожденного, а не сотворенного, к эманациям высшего разума, и даже «зеленым человечкам».  

Пункт третий: «Исус», или же «Иисус»? Опять одна буква. Однако возьмем «Символ веры»: «Верую… и во единого Господа Иисуса Христа», - читаем мы сегодня. А вот примерно как это читалось и триста, и тысячу лет назад в священных книгах: «Верую… и во единого господа исуса христа». А по реформе Никона дьякам и священникам следовало читать вместо «единого господа исуса»,  «во единого господа и исуса».  По крайней мере, так оно воспринималось на слух, и так же выглядело на бумаге, поскольку предлоги при написании зачастую были объединены с существительными, и писались слитно, без пробела.

Четвертый пункт: исключено слово «истиннаго». Для православного это было равнозначно тому, что из Евангелия убрали вопрос «Что есть истина?».

Пункт пятый: с креста удалили дощечку с надписью того, кто распинается, и как теперь понять: крест Спасителя ты носишь на себе, или же крест разбойника? Тем более, что одновременно с креста изъят символ победы жизни над смертью, символ победы духовного над мирским, телесным. И какой же он после этого животворящий?

Вследствие того, что несколько последующих пунктов не нуждаются в особых пояснения, а также потому, что для простого народа они были почти безразличны, сразу перейду к пункту десятому. Как ни странно, вопрос этот очень даже непростой, поскольку православный люд в большинстве своем был неграмотен, и о Святом Писании мог узнать не иначе, как на церковной службе. Между тем монастырский Студийский устав требовал неукоснительного и полного соблюдения ритуалов чтений, но одно дело – монастырь, где человек целиком посвящал все свое время служению Господу, и совсем другое – миряне, которым после службы еще и на рынок надо, и хозяйством позаниматься, да и попросту погулять хочется. И, в угоду заботы о сбережении как своего собственного, так и мирского времени, священники «впихивали» предписанные уставом чтения кто в час, а некоторые, у которых побольше чтецов, и в полчаса. То есть, в одном углу читают одно, в другом – другое, а на клиросе и вовсе поют. Все чтецы перекрикивают друг дружку, бедный же народ… нет, он не бездельничает: кто, сплетничая,  семечки лузгает, кто о торговых делах толкует, да и молодежь тоже времени зря не теряет. С приходом же Никона ситуация кардинально поменялась: хотя службы и сократили, зато прихожанам стало ясно, что именно хотят до них донести, им стала понятна суть и смысл богослужения. Пожалуй, это единственный момент, который я могу отнести к положительной стороне Раскола.

Безусловно, подобные кардинальные изменения в религиозном устое государства, в самом его православном духе не могли произойти без потрясения основы самого государства, в недрах которого кристаллизовалась идея «самодержавия» и даже сакрализация самого Государя с умалением роли епископата и Патриарха. А вскоре, уже сыном Алексея Михайловича, Петром Алексеевичем, институт Патриарха был и вовсе отменен.

Самому народу эти перемены в высших эшелонах власти были далеки, зато у него буквально перед глазами претерпевали страдания поборники старой веры. Имена Аввакума, боярыни Морозовой и других страстотерпцев передавались из уст в уста, а юродивые и блаженные на площадях и перед церквами страшили мирян Египетскими казнями, мором и близким концом света.

Следует также заметить, что и для священников Раскол был сущим проклятием: сегодня он должен проклинать и предавать анафеме все то, чем занимался всю свою жизнь! Или ты подчиняешься Патриарху, или же сам рискуешь ежели не умереть лютой смертью, то – окончить свою жизнь где-нибудь в глухом монастыре на одном хлебе и воде. Однако очень многие священники, не убоясь кар, продолжали совершать все требы по древнему уставу, и читать старопечатные книги. А если паства его, не вынеся притеснений, пожелала вдруг перебраться на новое, свободное место жительства – так не пастырь ли он духовным чадам своим? Так и уходили православные общества, оставив и дома, и хозяйство, и прочее имение, кто – целыми деревнями, кто – приходами. Зато: и с батюшкой, и с матушкой, а там, Бог даст, и сыновья у священника подрастут, они ему сменой для нас и станут. Не пропадем: Сибирь, бают, она – богатая.

Немудрено, что такие незатейливые массовые побеги, как правило, пресекались властями, и потому староверческое население попросту «растворялось» на территории нашей необъятной родины, сговорившись предварительно о месте сбора. Кто-то бежал на наши Севера, кто – на Урал, которого и Уралом еще никто не прозывал, Сибирью он в то время назывался. Самые же лихие бежали в разбойничью вольницу – на Дон, Каму  и Яик, к братьям-казакам, которым не то, что Никон – сам черт не брат. Собираясь вновь воедино, сторонники старой веры даже отваживались на открытые восстания против властей: достаточно вспомнить знаменитое «Соловецкое сидение», бунтовщика Разина и стрелецкий бунт 1682-го года.  

В итоге в «раскол» ушло, по некоторым данным, до трети населения России. И вряд ли это сильное преувеличение, ежели учесть, что старообрятцы непрестанно бежали из средней полосы на протяжении  полувека, и даже больше. Особенно привечали староверов уральские заводчики, поскольку сторонники древнего обряда не пили, отличались исключительно примерным поведением, и не в последнюю очередь – за то, что находились они на Урале, получали кров, работу, а также защиту от центральных властей исключительно благодаря самим владельцам заводов.

 Впрочем, справедливости ради следует заметить, что заводчики сим фактом не злоупотребляли, напротив: старообрятцы и оклады имели побольше, и на должности определялись более значительные, нежели чем «никониане». А причиной тому служило то, что не дворянам было запрещено покупать крепостных. При том нувориши Петровского времени были почти все поголовно «выскочками», разбогатевшими в одночасье купцами, мещанами и мастеровыми, теми, что приглянулись царю, или же сколотили баснословный капитал на торговле вином, откупами и прочими спекуляциями.  

Потому заводчики, достойно оплачивая труд староверов на собственных предприятиях, тем самым убивали зараз несколько зайцев: они получали сплоченную и покорную воле укрывающего их начальства общину. Далее, новые рабочие их заводов, вполне довольные жизнью, писали письма на свою родину, тем самым привлекая все новые и новые рабочие руки. И, что немаловажно – этих мастеровых не надо было покупать, в отличие от крепостных, не было необходимости платить взятки многочисленным алчным чиновникам разных уровней, достаточно было решить вопрос с местным горным начальством. Оно же, в свою очередь, кровно было заинтересовано не только в личной выгоде, но и о преуспеянии дел на вверенных им территориях.

Из всех забот осталась лишь одна: как скрыть столь значительное население от взора столичных комиссий, но и эта проблема разрешима: во-первых, сами власти не желали перебоев с поставкой уральского вооружения, да и деньги опять-таки играли отнюдь не последнюю роль. И лишь по обстоятельным доносам самих заводчиков на своих соседей-конкурентов Сенат порой насылал комиссии с таким полномочиями, что и староверам, и их покровителям становилось туго. Пожалуй, самый яркий пример тому – как Демидовы прятали Киршу Данилова, отослав его на два года из Тагила аж на самый Алтай.

С воцарением Екатерины Великой, которая,  как свидетельствуют сами старообрятцы, «…В Бозе почивающая Блаженной и вечной памяти достойная Государыня Екатерина Великая…входя в рассмотрение причин удаляющих старообрятцов от церквей Славимых …Патриархом Никоном обрядам, даровала свободу отправлять службу Божью и все требы христианския подревле Греко-Российской Церкви книгам… Потом декабря в 29 день 1785 года…подкрепила благость свою Указом Святейшему Синоду… даровав Прощение и Свободу от двойнаго Оброка Старообрятцами платимаго, изъявив дозволение иметь им все по древнему чиноположению…» для староверов наступил новый период, при  котором  возводились молельные дома и строились храмы, когда наконец было официально разрешено носить бороду и читать по старопечатным книгам, а само именование их «Раскольниками» и «Сектой» воспрещено. 

Император Павел пошел еще дальше: одной из наиглавнейших целей своего правления он почитал воссоединение церкви, и первыми шагами его в этом направлении были разрешение в 1796-м году законного священства в Казани, в 1797 – в Нижнем Новгороде, а 12 марта 1798-го Император и вовсе собственным Указом предписал всем Епархиальным архиереям рукополагать старообрятческих священников, причем – по древнему чину. Расцвет Иргизской пустыни пришелся именно на время царствования Павла. Иллюстрацией серьезности и долговременности  данных устремлений может служить лишь единственный тот факт, что в его домовой церкви в Михайловском замке начали вестись богослужения по древним канонам.

 Его сын Александр отцовские «безобразия» в отношении собственной домовой церкви хоть и отменил, но, тем не менее, общий курс на сближение со староверами продолжил, сперва подтвердив собственную приверженность прежнего курса при восшествии на престол, а затем и именными Указами и Правилами. К примеру, вот что писали старообрятцы Екатеринбурга в Управу Благочиния в ответ на требование согласовывать с ней и местным Духовным правительством священников: «…Государь Император Александр Павлович, удостоверясь о необходимости Старообрятцов в Священстве…, Всемилостивейше дарованными Правилами в 26-е число Марта 1822 года представил иметь нам Священников с тем, чтоб, при появлении их должны мы местной полиции объявить, а оная от Себя уже доносит…».

Более того: Александр 1, будучи в 1825-м году в Екатеринбурге, соизволил дать высочайшую многочасовую аудиенцию выборному представителю от всех старообрятческих обществ Григорию Федотовичу Зотову, которому даже предложил по окончании беседы избрать своего собственного Патриарха. И поборники древней веры буквально воспряли духом в надежде, что наконец-то им дадут жить свободно, и власти перестанут относиться к ним, как к людям второго сорта, но уже вскоре последовало прискорбное известие из Таганрога, а ним наступила и новая эпоха в отношениях государства и старообрятчества.

Напуганный декабрьским восстанием Николай Павлович, поначалу уверявший вслед за почившим братом, что всё-де будет, как при бабушке, вскоре начал преследования всяческого инакомыслия. Так, всех господ офицеров Империи в обязательном порядке обязали дать письменную подписку в том, что они не состоят в каком-либо тайном обществе или же организации. И, хотя требование расписки граничило с прямым оскорблением (оказывалось недоверие слову дворянина), подписку того или иного рода вынуждены были дать все без исключения.

Далее, об эпохе царствования Николая 1 принято отзываться как о крайне юдофобской: Император, стремясь всеми способами привести население страны к общему знаменателю, распорядился евреев приравнять в правах с великороссами. С них было указано брать те же самые подати, как и с остальных, однако же при условии, что они будут иметь и равнозначные обязанности. В том числе – и служить в армии, при уровне рекрутского набора в 5%. Именно тогда начался насильственный увоз еврейских мальчиков, 90 % которых ни слова не знало по-русски, в особые учебные заведения, или же – «кантоны», где правдами и неправдами юношу принуждали принять православие и давали ему новое имя и фамилию. 

Но хуже и тяжелее всего пришлось самой могущественной, влиятельной и многочисленной силе, а именно – старообрятцам. Вот что написано в «Объяснении» старобрятческих старейшин Екатеринбурга: «…Причем неизлишним считаем изъяснить, что в Сибирском краю по Тобольской, Оренбургской и Пермской губерниям более ста пятидесяти тысяч старообрятцов, не могут без сокрушения духа не напамятовать безпрерывную цепь утеснительных проишествий: они бы давно осмелились довести оные до сведения Монарха, но одно настоящее время заставляет дорожить всякаго его минутой….напротив же того в виде всякаго состояния иноверческого исповедания кирки и мечети противныя Христианской церкви не только терпимы, но и покровительствуемы, так как здесь Немецкая находится в Заводских зданиях на казённом содержании пастора и другие потребности, одни старообрятцов храмы, не требующие никаких пособий, обращают на себя какое-то особо-смотрительное внимание…нет ничего ближе нашего вероисповедания ко всероссийской церкви… составляют общий неложный неколебимый оплот Государственной…. То Священники, то домы молитвенныя, то собственные их жилища подвержены беспрерывному…потрясению без всякаго различия состояния и образа жизни…питаясь единственным только Словом Спасителя: В терпении Стяжыте душы ваши».

С приходом Николая 1 было не только воскрешены слова «Раскольник», «Секта», но даже более того: само написание наименования православного сообщества претерпело на первый взгляд небольшое, но по сути – значительное, преобразование. Вместо «Старообрятец» (от слова «обрятать») было указано писать «Старообрядец» (от слова «обряжаться»). Тем самым, если прежде сохранялась хоть какая-то видимость уважения к братьям по крови и вере, то теперь даже и она была отвергнута.  

Начались поголовные гонения на исконных старообрятческих священников (только по Екатеринбургу: Андреева, Алексеева и Максимова посадили в тюремный замок). К примеру, вот что 10 апреля 1829 Пермский Гражданский Губернатор пишет Горному Начальнику Екатеринбургских заводов (СЕКРЕТНО):  «Государь Император по рассмотрении дошедших до сведения Его Величества писем Екатеринбургского раскольничьего старшины Рязанова, приглашающего старообрядцов на совещание о делах их, Высочайше повелеть изволил, внушить Екатеринбургским раскольничьим старшинам, чтоб они, пользуясь кроткой терпимостью, которое оказывает им правительство, отнюдь не усиливались распространять своего влияния, порабощать себе мнение простодушнаго народа и возставать против мер правительства таким противодействием, каковое оказывается в их окружном письме под опасением ответственности за возмущение общественнаго спокойствия…  прошу Ваше Высокоблагородие призвать к себе или в Главную контору… раскольничьих старшин и объявить им сие Высочайшее Его Императорского Величества повеление с подписками, которые доставить ко мне оригиналом. Губернатор Тюфяев».

Кроме того, поборникам древнего благочиния отныне раз и навсегда повелевалось «старообрядцам не иметь при себе никаких иных священников, кроме как Епархиальных», т.е. назначенных местными духовными властями. И, ежели «старообряДцов» старообряТцы кое-как стерпели, то с назначениями священников от «никониан» никак смириться не могли. Вот о чем свидетельствуют архивы, рассказывающие потомкам о причине такого неприятия: на вопрошение Пермского Гражданского Губернатора, «…не пожелали ли мы принять священников на правилах Единоверческих церквей, и буде изъявим на сие желание, потребовать от нас обстоятельных точных сведений, какое число Священников нам нужно быть может, и на каком основании намерены мы распорядиться в рассуждении содержать их и распределения приходов… представить на милостивое благорассмотрение следующие обстоятельства: 1) Правилами единоверческим церквям присвоенными повелено: «над каждым приступающим к оной Церкве вычитывать Епископу или Презвитеру с возложением руки разрешительную молитву, что он яко обращающийся разрешается от клятв ими же отторжением своим от оной подвергнулся еси». Из чего заключаться должно, что правила сии относятся единственно на отторгшихся от церкви и к оной же из заблуждения присоединяющихся. Предки же наши и мы сами, состоя при древле Грекороссийской церкве, не можем почесть себя ни в числе отторгшихся, не в числе заблужденных, тогда как и высокие предки ныне Царствующего Монарха, весь народ Российский следовал с предками нашими единым сим преданиям и Уставам, в дополнение которых по невинному сомнению нашему никаких новых исправлений принять мы не можем… Тем паче потому, что изложенныя изъяснения и клятвы и двоеперстное сложение и прочия предания древле Грекороссийской церкви, помещенные с дозволения Правительствующего Синода в книгах под заглавием Скрыжали Обличения Увета и Розыска, нимало не сближают нас и священство наше к таковому присоединению, каковое требуют правила единоверческим Церквам присвоенныя».

Следует здесь заметить, что Единоверчество, как институт, было оформлено в 1800-м году под бдительным руководством Святейшего Синода, Митрополита Платона и самого Императора, а имело оно целью постепенное «исправление» древних установлений, подчинения старообрятческого священства Московской церкви и, как итог – полная ликвидация православного инакомыслия. Вполне естественно, что такие «инициативы сверху» вызвали лишь недоверие  и отторжение: «…всякому известно, что Правительство, успокаивая Старообрядцов, позволило иметь единоверческие Церкви на пунктах Платона Митрополита Московскаго, но из всего вышло одно только раздробление и разномыслие, следственно Правительство …. Никогда не узрит из того никакой пользы, кроме умножения различия в обрядах, а если бы позволено было старообрядцам приближиться более к коренному древле Грекороссийской церкви положению, тогда Духовное Правительство нашло бы Старообрядцев, совокупленных не по своим каким-либо умствованиям, но по святым преданиям, догматам и Уставам, ибо Старообрядцы не ищут безначалия или удаления себя от взора Правительства…».  

Здесь мы буквально между строк читаем мольбу: «не оставляйте нас сиротами, разрешите нам иметь Духовных отцов, ибо нет жизни христианской без крещения чад, исполнения треб, отпущения грехов, и отпевания усопших, ибо в беспоповцы мы не хотим». Пожалуй, стоит вновь объясниться: поскольку последний Епископ, Павел Коломенский, не принявший никоновские реформы, умер еще в 1654-м году, и стало больше некому рукополагать новых священников, то старообрятцы встали перед острым вопросом «нехватки кадров». Стало некому отпускать грехи, крестить детей и т.д.

Одни ушли в «беспоповцы», то есть – течение, «где двое соберутся – там и церковь». Они не имели и доселе не имеют церквей и храмов, беспоповцы имеют лишь молитвенные домы, старшин, а исповедуются перед всем Обществом. Были и другие – «беглопоповцы»: они всяческими способами переманивали к себе уже рукоположенных православных священников, брали их на собственный кошт, и те совершали все требы по древним уставам. Приведу текст, датированный 28-м октября 1827-го года: «…В означенной же просьбе, принесенной 30-го Сентября 1821 года Г. Управляющему Министерством Внутренних дел, Старшиною нашего общества Якимом Рязановым, между прочим было изъяснено, что буде бы благоугодно было Вышнему Правительству позволить Старообрядцам Сибирского Края в пресечение всех неудобств и затруднений избирать впредь для богослужения своего Священников прямо из Епархиев, где Старообрядцами согласно с собственным тех священников желанием признаны будут способными, то таковых Священников Старообрядцы Сибирского края принимать согласны с тем однако же, чтобы Епархиальные Архиереи по увольнении к Старообрядцам Священников  никакого влияния на них и заведывания уже не имели, судили бы их только за худое и сану несоответственное поведение, тогда, когда донесут о том Старейшины Старообрядческого общества, каковая просьба по мнению общества могла быть уже рассмотрена и правилами, высочайше утвержденными в 26-й день Марта 1822 года удовлетворена…, чем самым общество наше по всем бывшим до того утеснениям и приведено было в совершенное Успокоение тем паче, когда увидело оно Высочайший обет ныне благополучно царствующего Государя Императора во Всемилостивейшем манифесте при вступлении на всероссийский престол в 12-й день декабря 1825 года изображенной, что Его Императорское Величество будет следовать примеру вечной памяти достойнаго Государя Императора Александра 1-го истинного отца отечеству своему…. Одушевлены теми же чувствами и прочие Старообрядцы, принадлежащие приходом к здешней Старообрядческой Никольской церкви, как то Пермской губернии уездов: Пермскаго, Оханского, Соликамского, Чердынского и Шадринского, Оренбургской: Челябинскаго, подгородных деревень: Троицкой, Коельской, станицы служащия и неслужащия Козаки, Тобольской: Курганского, Ишимского и Тюкалинского, почему вследствие такового обширного пространства Старообрядцев составляющих совокупно одно общество, по неимению в тамошних местах Священников…».

Но власти к такового рода мольбам о милосердии остались глухи и, воспретив впредь епархиальным священникам под страхом отлучения от церкви совершать какие-либо таинства по отношению к раскольникам, заняли выжидательную позицию: рано или поздно та горстка священников, что окормляет старообрядцев, вымрет. И тогда «сектантов», оставшихся без пастырей, станет попросту некому крестить, венчать и отпевать. Станет некому отпускать грехи и исповедовать, и вся жизнь таких несчастных превратится в ад, блуд и смертный грех.

И государство добилось своего: старообрядцы остались без священства. Остались, но не сдались: большая часть естественным путем стала беспоповцами (сами они называют себя «безпоповцы», не желая призывать беса) и максимально дистанцировались от остального общества, другие бежали, куда глаза глядят – в Америку ли, на Балканы, неважно, главное – туда, где можно сыскать себе священников, или же попросту укрыться от немилосердного всевидящего ока родного государства.

И лишь немногие тысячи в силу ряда причин отреклись от клятв, перейдя в единоверие. Этот удар был сопоставим с первой волной раскола, и вновь Россия безвозвратно потеряла многие десятки тысяч самых трудолюбивых, образованных (из наблюдений автора: при обязательных подписках о согласии с волей вышнего начальства среди многих подписей от силы процентов пять старообрядцев не умели писать), и порядочных своих граждан. Наверное, иначе, нежели чем геноцидом по отношению к собственному народу, такую политику назвать невозможно.

Однако власть, изведя почти под корень ненавистное ей православное инакомыслие, на этом не остановилась, и принялась переделывать Библию. С самыми благими намерениями, разумеется: привести ее в полное соответствие с греческим переводом Писания, сделанным сторонниками  Иерусалимского устава. Ниже будут приведены лишь два из множества  сопоставлений текста Библии Острожской (дониконовской) и Синодального издания 1874-го года, которые наглядно проиллюстрируют, насколько изменился сам дух Писания.

Итак, читаем современное Евангелие от Матфея (4,10), где говорится об искушении сатаною Спасителя: «Тогда Иисус говорит ему: отойди от меня, сатана; ибо написано: Господу Богу твоему повинуйся, и ему одному служи». Теперь Острожская Библия, там же: «Тогда глаголя ему Исус, иди за мною сатана. Писано бо есть. Господу Богу твоему поклонишися, и тому единому послужиши».

Теперь фрагмент второй (Лк, 12,46), из проповеди Христа о жизни и нежданной смерти: «То придет господин раба того в день, в который он не ожидает, и в час, который не думает, и разсечет его, и подвергнет одной участи с неверными». И – Острожская Библия: « Придет господин раба того, в день же воньже нечает, и час воньже невесть, и протешет его, и часть его с неверными положит».

Сейчас, именно в то время, когда пишутся эти строки, на дворе стоит Великий пост, и приближается Пасха. Вроде бы та же самая, что и была ровно 360 лет назад, в последние дни перед Великим Расколом, да не та: тогда больше боялись потерять души, теперь же – кошелек.

В заключение скажу, что Поместный Собор РПЦ в 1971-м и в 1988-м годах окончательно установил тождественность Старообрядчества Православию, и это устранило некоторые конфессиональные противоречия. РПЦ Заграницей в 2000-м году поступила еще радикальнее: она публично покаялась перед Старообрядцами за грехи своих предков, и призвала к согласию и прощению.

Поступит ли таким образом и Московская Патриархия? В обозримое время – вряд ли. Да и ежели состоится подобное событие, оно станет чистым пиар-ходом, ибо на прощение Старообрядцев и восстановление единства  Русского Православия просто нет надежды, ибо Старообрядцы за три с половиной века настолько изолировались (даже на генном уровне) в целях самосохранения, и подозрительны к официальным властям, что путь к Единству может занять целые десятилетия. И, быть может, к тому моменту и объединяться-то станет некому, как знать…

Простите нас, родные наши Старообрятцы!

Примечание: цитаты из архивов ГАСО приведены почти без исправлений, для читабельности автор лишь слегка подправил пунктуацию, где совсем уж было необходимо. Далее, автор во избежание лишних вопросов спешит объясниться, что по вероисповеданию он – православный, «никонианин».