Клофелинщица.

У Аркадия Бурого, высокого благообразного молодящегося мужчины с красиво подстриженной бородой, но, увы, проплешиной размером с теннисный мяч в шевелюре цвета перца с солью, от той истории остались, всегда не вовремя накатывающие, жуткие приступы головной боли и, изматывающий часами, нервный тик левого глаза. Аркадий обошёл не одного врача. На время подёргивание мышц исчезало, но стоило ему основательно понервничать, и всё становилось, как прежде.
Эти нелепые сокращения, выводили из себя горячо им любимую жену Галу. На самом деле, имя её было Галя, Галочка, Галина. Но его благоверная страдала гипертрофированным величием собственной персоны и благоговела перед всем непривычным и вычурным. Почему бы ей зваться не Галькой, а Галой, чем это она хуже любимой жены Сальвадора Дали. Конечно, Аркаше далеко до гения, но она свою планку никогда не понижала. В девичестве высокая и стройная, с острыми коленками на худющих ногах, она напоминала кузнечика. С годами, стройность её сменила угловатая мосластость, и Гала стала больше походить на самку богомола. Боясь признаться себе, Аркаша стал опасаться жены. Поэтому, на какие бы ухищрения та не шла, в сексе он предпочитал дог – стайл, а если проще, по-собачьи. Чего зря подставляться - богомолихи с самцами не больно церемонятся.
Жена обожала экзотику. Небольшая квартирка на окраине города, доставшаяся Аркадию по наследству, насквозь пропиталась запахами жженых ароматических палочек и тошнотворным рыбным душком морепродуктов. Но ему хотелось обычного наваристого борща со сметаной, да пожирней, жареной на сале картошки с лучком и сочных, с хорошо подрумяненной корочкой, котлет. А потом спокойного просмотра новостей по ящику, незаметно переходящих в лёгкую дрёму в проветренной, пусть и столичным загазованным воздухом, комнате. Но то были лишь мечты. Он безропотно дышал сладким удушающим запахом иланг – иланга, которым Гала усиливала его мужскую силу. Давился салатом из ненавистных мидий и креветок, слушал эзотерическую музыку, короче старался изо всех сил быть любящим супругом стареющей взбалмошной женщины.
Детей у них не получилось. По молодости оба были слишком увлечены карьерой. Гала не давали покоя лавры Клаудии Шифер, и она без устали бегала на кастинги и показы, вышагивала километры по языкам подиумов и неустанно шлифовала фигуру. Сам Аркаша полностью растворился в научной работе. Сначала защищал кандидатскую, потом докторскую и, наконец, возглавил кафедру одного захолустного НИИ в ближнем Подмосковье. Конечно, денежных средств на аппетиты жены не хватало, поэтому он подрабатывал переводами научных статей, благо с детства крепкой рукой матери, при малейшем неповиновении хватавшейся за ремень, три иностранных языка были вбиты ему добротно. А потом супруги привыкли к необременительному быту, свободе и не отчаивались, что годы пробегают, а родительские чувства до сих пор не испытаны.
Иногда Аркадий думал, что в отсутствии ребёнка виновата квартира, доставшаяся ему по наследству от троюродной тётки, бездетной полусумасшедшей старухи, измучившей весь подъезд кошачьим стойким духом. Испытывая неуёмную тягу опекать кого-то, та превратила жилище в питомник для бездомных кисок, которые по-своему отблагодарили её. Тётку вскоре разбил инсульт, и она несколько дней пролежала на полу в окружении мохнатых жильцов, не в состоянии двигаться и говорить. Оголодав, кошки вспомнили инстинкты хищника, и обглодали лицо и руки несчастной. Квартиру вскрыл участковый, когда соседи почувствовали, что к аммиачному амбре добавился подозрительный тлетворный душок, а мяуканье и шипение за дверью перешло в утробный рёв и вой.
На удивление малочисленной родни, после кончины старухи в, забитом вонючими тряпками, комоде обнаружили, бережно упакованное в целлофан, завещание на имя Аркаши. Хотя при жизни старая карга вообще ни с кем, кроме зверья, отношений не поддерживала. Сил и денег в ремонт он вложил немеряно, но был счастлив, что смог вырваться из-под неусыпного контроля и авторитарной материнской опеки. К тому же, Гала с матерью едва выносили друг друга.

Звонок закадычного приятеля из далёкого школьного детства, погрузил Аркашу в растрёпанные чувства. Тот приглашал на встречу одноклассников. После школы крепкая дружба вдруг лопнула, как мыльный пузырь. Их разбросало по разным институтам, компаниям и районам столицы. Поэтому, Аркаше было и боязно, и радостно одновременно. Шутка ли, ни много ни мало, а уже тридцать лет выпуска. Празднование наметили в небольшом кипрском ресторанчике в центре. Гала, презрительно кривясь, милостиво дала супругу вольную, а сама спешно засобиралась к родителям, которых навещала ради приличия пару раз в год.


Аркадий проводил благоверную на вокзал, не прислушиваясь к нудным нотациям, сколько он может выпить, и как часто ему надо звонить супруге. Наконец, поезд тронулся, он с облегчением помахал на прощание, белеющему размытым пятном за грязным окном вагона, лицу жены и отправился на встречу с одноклассниками.
Первые минуты узнавания в потёртых жизнью, полысевших и раздобревших особах прежних мальчиков и девочек, были наполнены некоторой неловкостью и смущением. Но примерно через полчаса Аркаша уже не замечал круглой лысины и пивного живота Витальки Звягинцева и морщинок первой красавицы класса Лидочки Емельяновой. После нескольких бутылок сухого кипрского вина, атмосфера за столом установилась непринуждённая и приятная. Да и ресторанчик был хорош. В коричневых и светло бежевых тонах окрашенные стены, на которых мягко подсвечивались цветные стеклянные псевдо витражи. Мебель деревянная и массивная, и горящие свечи на столах. По одной из стен сбегал тихо журчащий искусственный водопад. Огромный гриль располагался в самом большом зале, и запах, готовящихся на открытом огне, мяса и овощей добавлял нотку уюта и тепла в интерьер заведения.
Аркадии опьянел от вина и вкусной еды, он таял от невнятного удовольствия, как шарик крем-брюле в креманке, стоявшей перед ним на столе в конце вечеринки. На выходе, когда все бестолково толпились в дверях, прощаясь и клянясь друг другу не пропадать надолго, он встретился глазами с яркой холёной брюнеткой лет двадцати пяти, застёгивающей коротенькое белое пальто. Аркадию на секунду показалось странным, что такая красавица одна, но тут же мысли поплыли, попав под её невероятное очарование. Словно под гипнозом, вышел за ней следом, они сели в такси и только там им были произнесены первые слова в ответ на вопрос «Куда едем, котик?» В квартиру девица вошла уверенно, по- хозяйски обошла обе небольшие комнатушки, попутно открыв настежь окна и впустив в дом порывы уже по-весеннему дурманящего воздуха. Затем подошла к ошарашенному мужчине и, томно прикрыв глаза с огромными, вероятно, накладными ресницами, проворковала: «Я в ванную. Готовься, котик!»
Он бестолково суетился по комнате, распихивая по местам, разбросанные сборами жены вещи, сдёрнул покрывало с супружеского ложа, принёс два фужера для вина и открыл бутылку божоле нуво. Красотка впорхнула в комнату нагая, как Афродита, и капельки воды на её теле сверкали и переливались в приглушённом свете ночника. Такого животного желания Аркаша не испытывал ни разу в жизни. Он боялся опозориться перед ней, как мальчишка, от одного прикосновения взорваться и истечь наслаждением. А та, словно не замечая его состояния, дразнящей походкой, подошла, взяла бутылку, поднеся ближе, посмотрела этикетку и протяжно пропела: «Фу, кислятина…Котик, принеси конфет».
Ему не довелось даже коснуться бархатной кожи, попробовать мягкость пухлых, надутых, как у обиженного ребёнка губ. Последнее, что помнил Аркаша, большой глоток терпкого вина. И темнота.
Он очнулся вечером следующего дня на загаженной постели голый, как огромный резиновый пупс с ярко розовым бантом, повязанным на причинное место. Вероятно, девица обожала бандитскую романтику, и этот жест был её индивидуальной визитной карточкой. Квартиру обобрали дочиста, вынеся одежду, технику, украшения и деньги. Дверь в жилище была слегка приоткрыта, но никто из соседей не обратил на это внимания, что обрадовало и огорчило Аркашу одновременно. Обрадовало тем, что посторонние не застали его в столь унизительном и глупом виде, и теперь историю ограбления можно переиначить на собственный лад. А огорчило, что если, упаси Господь, отравительница ошиблась бы с дозой, лежать ему трупом несколько суток до приезда жены.


Заведённое милицией дело стало очередным висяком. Постепенно жизнь вошла в привычную колею, но Аркадию часто снились тягуче невнятные эротические сны, от которых он просыпался с отчаянным сердцебиением и весь в поту.
Прошло два года. Старший брат Галы, успешный и довольно известный финансист, задумал в очередной раз, Аркадий уже сбился со счёта который, жениться. Свадьбу гуляли широко, приглашённых собралось человек пятьсот. Молодые встречали гостей у входа в огромный зал ресторана. Аркадий, ещё не увидев лица невесты, подспудно почувствовал, что знаком с ней. Шурин, улыбаясь во весь рот белоснежными искусственными зубами, нежно потянул к себе новобрачную, занятую разговором с подружкой невесты. Та протянула: «Да, котик…» и развернулась к ним. Это была она. С узнаванием на Аркашу рухнула камнем резкая головная боль, тик вернулся, и он тут же подмигнул глазом. Она очаровательно улыбнулась, хитро подмигнула в ответ и, умильно растягивая слова, произнесла: «Котик, мы теперь родственники?»