Иван Кузьмич уселся за стол и, как примерный ученик, сложив ручки, приготовился к переэкзаменовке. Процедура эта несколько отличалась от обычной университетской, потому как и доцентом-очкариком, и студентом ответчиком был сам Кузьмич.
Мало того, был он и министром образования в отдельно взятой квартире, так как лично, и без какой бы то ни было коллегиальности, назначал предметы обязательного испытания.
Предметы те были простенькие, житейские, не требующие выдающихся знаний, но и не скучно прикладные, из разряда – «От получки до получки».
Нацепив на нос очки, доцент-Кузьмич откашлялся, открыл тетрадку в клеточку и, довольно грозно, произнёс: «Ну-с… Приступим!»
На повестке дня стоял вопрос «О целесообразности деяний половозрелого индивида в условиях нестабильного социума, и методы их оценки (в смысле деяний)». В переводе на человеческий язык, вопрос звучал следующим образом – каких таких дел должен наворотить сей половозрелый индивид, чтобы ему за них можно было поставить однозначно твёрдый зачёт?
Вникнув в суть вопроса, Иван Кузьмич снял очки и, барабаня пальцами по столу, стал рассматривать грязное пятно на потолке, следствие протечки, устроенной нестабильным семейством сверху.
Так как временной период в вопросе указан не был, Иван Кузьмич решил мыслить масштабно, но и не настолько, чтобы вникать в дела великих, здраво рассудив, что ну их всех к чёрту с их одержимостью и выпячиванием. Тем более что народу они угробили, за здорово живёшь, – не пересчитать.
И показав великим ловко сложенный «на-ка выкуси», означающий, что шиш вам с маслом, а не его думы, Кузьмич взял в рассмотрение среднестатистического Фёдрфёдрыча со среднерусской возвышенности, средних лет и возраста, проживающего в уютном нескончаемом средневековье.
А будучи уверенным в том, что никакие прогрессы, революции и резолюции повлиять на средневековье не могут – оно, как было, есть, так и будет, Иван Кузьмич повертел в голове ладного Фёдрфёдрыча, и недолго думая, взял, да и пристроил его к лошадке, коровке, к сбитой бабёнке Авдотье, наградив тремя белобрысыми дочками-сыночками. Пристроил и стал наблюдать…
Фёдрфёдрыч с минутку постоял на бугорке подбоченясь, оглядел хозяйским взором простор великий, а оглядев, крякнул, да и выстроил избу. Посадил в избу детишек с Авдотьей, наказав ей по сусекам скрести, на машинке строчить, и чтоб чисто было, как на космическом производстве.
Сам же пошёл землю пахать. Вспахал, посеял, собрал – бакалея. Коровку, порося на копытца поставил – гастрономия. И всё-то у него ладится, да спорится…
Глядя на это, Иван Кузьмич даже за карандашиком потянулся, чтоб Фёдрфёдрычу галочку поставить, тем самым целесообразность ему зачесть.
Но тут же и остановился, потому как начались у Фёдрфёдрыча кармические недоразумения. То Змей-Горыныч избу спалит, то гуси-лебеди дочков-сыночков в кудрявые блудни унесут, а то и Кощей к Авдотье молочные реки наладит. А дальше и вовсе - и понеслось, и поехало…
Пока Фёдрфёдрыч избу новую ставит, да бакалею налаживает, кикиморы заморские его дочков-сыночков в гомосеки пристраивают – блаженство сулят, да и Авдотья без сусеков мается. Он кикимор приструнить – Змей опять-таки тут как тут, на сруб горючим пыхает. Да и Кощей не дремлет, - что ни праздник, то у него демонстрация, а то и митинг с серенадами. И так по кругу – карусель, да и только…
От этой самой карусели, голова у Ивана Кузьмича и закружилась. Вынул он Фёдрфёдрыча из круговерти, кнопочку «стоп» на нём нажал, и стал рассматривать уже выключенного. Рассматривать и думать – достоин ли тот положительной оценки своим деяниям или же нет?
Потому как если поставит ему, Кузьмич, в общем-то, вполне заслуженный зачёт, то тогда любой проверяющий скажет: «Это что же вы, уважаемый, нестабильный социум обманываете? Оно, конечно, может Фёдрфёдрыч и старательный студент, а только нет у него весомых материальных достижений – ни кола, ни двора, ни захудалой бакалейки. Было-сплыло мы не принимаем» .
Скажет и будет прав, так как и сам Фёдрфёдрыч не святой, да и не отличник. А с другой стороны – как не крути, а испытуемый за всю экзаменацию ни разу на задницу-то и не присел.
Уличив же себя в тревожной растерянности, Иван Кузьмич отложил тетрадку, заварил чайку и, прихлёбывая из кружки, стал смотреть в окно.
За окном по своим неотложным делам спешили вечные студенты. А глядя на них, Кузьмич вздохнул и подумал, что, как тут не прикидывай, а ещё разок Фёдрфёдрычу по кругу пройти придётся. Пересдать, так сказать с накопленной опытностью... И никуда ему от этого не деться…
[Скрыть]Регистрационный номер 0329997 выдан для произведения:
Иван Кузьмич уселся за стол и, как примерный ученик, сложив ручки, приготовился к переэкзаменовке. Процедура эта несколько отличалась от обычной университетской, потому как и доцентом-очкариком, и студентом ответчиком был сам Кузьмич.
Мало того, был он и министром образования в отдельно взятой квартире, так как лично, и без какой бы то ни было коллегиальности, назначал предметы обязательного испытания.
Предметы те были простенькие, житейские, не требующие выдающихся знаний, но и не скучно прикладные, из разряда – «От получки до получки».
Нацепив на нос очки, доцент-Кузьмич откашлялся, открыл тетрадку в клеточку и, довольно грозно, произнёс: «Ну-с… Приступим!»
На повестке дня стоял вопрос «О целесообразности деяний половозрелого индивида в условиях нестабильного социума, и методы их оценки (в смысле деяний)». В переводе на человеческий язык, вопрос звучал следующим образом – каких таких дел должен наворотить сей половозрелый индивид, чтобы ему за них можно было поставить однозначно твёрдый зачёт?
Вникнув в суть вопроса, Иван Кузьмич снял очки и, барабаня пальцами по столу, стал рассматривать грязное пятно на потолке, следствие протечки, устроенной нестабильным семейством сверху.
Так как временной период в вопросе указан не был, Иван Кузьмич решил мыслить масштабно, но и не настолько, чтобы вникать в дела великих, здраво рассудив, что ну их всех к чёрту с их одержимостью и выпячиванием. Тем более что народу они угробили, за здорово живёшь, – не пересчитать.
И показав великим ловко сложенный «на-ка выкуси», означающий, что шиш вам с маслом, а не его думы, Кузьмич взял в рассмотрение среднестатистического Фёдрфёдрыча со среднерусской возвышенности, средних лет и возраста, проживающего в уютном нескончаемом средневековье.
А будучи уверенным в том, что никакие прогрессы, революции и резолюции повлиять на средневековье не могут – оно, как было, есть, так и будет, Иван Кузьмич повертел в голове ладного Фёдрфёдрыча, и недолго думая, взял, да и пристроил его к лошадке, коровке, к сбитой бабёнке Авдотье, наградив тремя белобрысыми дочками-сыночками. Пристроил и стал наблюдать…
Фёдрфёдрыч с минутку постоял на бугорке подбоченясь, оглядел хозяйским взором простор великий, а оглядев, крякнул, да и выстроил избу. Посадил в избу детишек с Авдотьей, наказав ей по сусекам скрести, на машинке строчить, и чтоб чисто было, как на космическом производстве.
Сам же пошёл землю пахать. Вспахал, посеял, собрал – бакалея. Коровку, порося на копытца поставил – гастрономия. И всё-то у него ладится, да спорится…
Глядя на это, Иван Кузьмич даже за карандашиком потянулся, чтоб Фёдрфёдрычу галочку поставить, тем самым целесообразность ему зачесть.
Но тут же и остановился, потому как начались у Фёдрфёдрыча кармические недоразумения. То Змей-Горыныч избу спалит, то гуси-лебеди дочков-сыночков в кудрявые блудни унесут, а то и Кощей к Авдотье молочные реки наладит. А дальше и вовсе - и понеслось, и поехало…
Пока Фёдрфёдрыч избу новую ставит, да бакалею налаживает, кикиморы заморские его дочков-сыночков в гомосеки пристраивают – блаженство сулят, да и Авдотья без сусеков мается. Он кикимор приструнить – Змей опять-таки тут как тут, на сруб горючим пыхает. Да и Кощей не дремлет, - что ни праздник, то у него демонстрация, а то и митинг с серенадами. И так по кругу – карусель, да и только…
От этой самой карусели, голова у Ивана Кузьмича и закружилась. Вынул он Фёдрфёдрыча из круговерти, кнопочку «стоп» на нём нажал, и стал рассматривать уже выключенного. Рассматривать и думать – достоин ли тот положительной оценки своим деяниям или же нет?
Потому как если поставит ему, Кузьмич, в общем-то, вполне заслуженный зачёт, то тогда любой проверяющий скажет: «Это что же вы, уважаемый, нестабильный социум обманываете? Оно, конечно, может Фёдрфёдрыч и старательный студент, а только нет у него весомых материальных достижений – ни кола, ни двора, ни захудалой бакалейки. Было-сплыло мы не принимаем» .
Скажет и будет прав, так как и сам Фёдрфёдрыч не святой, да и не отличник. А с другой стороны – как не крути, а испытуемый за всю экзаменацию ни разу на задницу-то и не присел.
Уличив же себя в тревожной растерянности, Иван Кузьмич отложил тетрадку, заварил чайку и, прихлёбывая из кружки, стал смотреть в окно.
За окном по своим неотложным делам спешили вечные студенты. А глядя на них, Кузьмич вздохнул и подумал, что, как тут не прикидывай, а ещё разок Фёдрфёдрычу по кругу пройти придётся. Пересдать, так сказать с накопленной опытностью... И никуда ему от этого не деться…