Так и слышу, как потомки кричат нам вслед: «Идиоты! В какое потрясающее, неповторимое время вы жили! Какая была задумана вдохновенная, удивительная, уникальная пьеса, а вы сыграли спектакль мерзко, отвратительно… Сволочи!!!» (о русском социализме)
***
Какое-то беспокойство пробегало по ее лицу, едва задерживаясь в морщинках. Мы были с ней одни, но она была не со мной… Но с кем? Кто он? Укажите, я убью его!
***
Сумерки, тихо и нежно падает с берез листва на фоне кровавых подтеков вечернего заката.
***
Чем дальше, тем все сильнее меня беспокоит одна вещь: вот стукнет мне девяносто, придет ко мне внук и спросит: «Скажи дед, как надо правильно жить? Быть умным или дураком, искренним или подлым, верить или отвергать, драться или любить? Быть ангелом или сукой?.. И я, пожалуй, опущу взгляд и разведу руками - не знаю, - хотя пора бы уже все знать…
***
Он жил какой-то странной жизнью. Не жизнь вразлет, а манная каша на медленном огне. Какие-то лживые горести, щепотки чувств, огрызки любви и крошки мыслей.
***
Ночь. Вышел за ограду, запрокинул голову – какая бездна! И звезды, звезды, звезды… и грусть, грусть, грусть…
***
Я заметил: пушкинисты так ревностно и целомудренно оберегают «лицо» Натальи Николаевны, забывая, что она женщина. А кому, как не женщине свойственно флиртовать, влюблять в себя и сводить с ума. И почему она не могла увлечься Дантесом? Странно, тем более, что он - молод, красив, удачлив…
***
Уйду, и ровным счетом ничего не останется потомству, даже крохотного следа как от полевки на снегу.
***
Я всю жизнь ощущал над собой хозяина, и этот хозяин - государство. И я смирился с тем, что у меня есть хозяин, который многое умеет, достиг немалых высот, гордился им, но никак не мог понять, - отчего он равнодушен ко мне. А я ведь и любил и верил в его придуманную жизнь…
***
Меня, нет-нет да посетит приступ недоумения происходящего. И этот недуг у меня с детства.
***
Прожить жизнь хотя бы за тем, чтобы, наконец-то, понять, от чего люди стреляются и вешаются. Это уже много…
***
Вот бы выйти из себя, но только так – тихо, незаметно, без истерик. Так, чтобы забыть себя навсегда.
[Скрыть]Регистрационный номер 0316411 выдан для произведения:
Так и слышу, как потомки кричат нам вслед: «Идиоты! В какое потрясающее, неповторимое время вы жили! Какая была задумана вдохновенная, удивительная, уникальная пьеса, а вы сыграли спектакль мерзко, отвратительно… Сволочи!!!» (о русском социализме)
***
Какое-то беспокойство пробегало по ее лицу, едва задерживаясь в морщинках. Мы были с ней одни, но она была не со мной… Но с кем? Кто он? Укажите, я убью его!
***
Сумерки, тихо и нежно падает с берез листва на фоне кровавых подтеков вечернего заката.
***
Чем дальше, тем все сильнее меня беспокоит одна вещь: вот стукнет мне девяносто, придет ко мне внук и спросит: «Скажи дед, как надо правильно жить? Быть умным или дураком, искренним или подлым, верить или отвергать, драться или любить? Быть ангелом или сукой?.. И я, пожалуй, опущу взгляд и разведу руками - не знаю, - хотя пора бы уже все знать…
***
Он жил какой-то странной жизнью. Не жизнь вразлет, а манная каша на медленном огне. Какие-то лживые горести, щепотки чувств, огрызки любви и крошки мыслей.
***
Ночь. Вышел за ограду, запрокинул голову – какая бездна! И звезды, звезды, звезды… и грусть, грусть, грусть…
***
Я заметил: пушкинисты так ревностно и целомудренно оберегают «лицо» Натальи Николаевны, забывая, что она женщина. А кому, как не женщине свойственно флиртовать, влюблять в себя и сводить с ума. И почему она не могла увлечься Дантесом? Странно, тем более, что он - молод, красив, удачлив…
***
Уйду, и ровным счетом ничего не останется потомству, даже крохотного следа как от полевки на снегу.
***
Я всю жизнь ощущал над собой хозяина, и этот хозяин - государство. И я смирился с тем, что у меня есть хозяин, который многое умеет, достиг немалых высот, гордился им, но никак не мог понять, - отчего он равнодушен ко мне. А я ведь и любил и верил в его придуманную жизнь…
***
Меня, нет-нет да посетит приступ недоумения происходящего. И этот недуг у меня с детства.
***
Прожить жизнь хотя бы за тем, чтобы, наконец-то, понять, от чего люди стреляются и вешаются. Это уже много…
***
Вот бы выйти из себя, но только так – тихо, незаметно, без истерик. Так, чтобы забыть себя навсегда.