Время "Ч"

[Скрыть] Регистрационный номер 0272663 выдан для произведения: «Всё течёт, всё изменяется», - Иван Кузьмич почесал в затылке, задумавшись над только что произнесённой фразой. Фраза была настолько поношенной, что на первый взгляд казалась неоспоримой и такой же утвердительно-однозначной, как кувалда.
 
Однако необременительное минутное размышление заставило Кузьмича несколько усомниться в её железности. Представил себе Иван Кузьмич, как летит земля-матушка по стылой пустоте, и вид имеет очень схожий с большущим куриным яйцом – и атмосфера у неё, как скорлупа, и всякие другие внутренности.
 
А с яйцом с ним ведь как – положи его на холодок при нужном градусе, так оно век пролежит - и не протухнет, и не закукарекает. А для того, что б закукарекало, воля нужна и действие. Да то, что б и то и другое в одной точке сошлось – и проявилось, как время «Ч». И нет тут никакой разницы – гражданин ли ты в штанах, плод куриной любви, или же галактическая странница.
 
Определив всемогущую троицу, необходимую для всяких течений и перемен, Иван Кузьмич решил проверить свой вывод на своём же историческом примере, вспоминая те реперные точки, где жизнь его получала импульс, а то и пинок, после чего начинала дрыгаться и кукарекать, а временами и поклёвывать окружающее бытие.
 
От этих воспоминаний, Кузьмичу становилось то смешно, то грустно от своих же устремлений и заблуждений, целей и чаяний. Но как бы там ни было, во всех предсобытийных отрезках были легко различимы и намерение воли и усилие действия, что возбуждали новое время «Ч», которое свершалось и открывало жизненные течи и изменения.
 
Были в этом списке и «время Чувств» и «время Чести», «Чуда» и «Чуди», «Чепухи» и «Чуши». Да мало ли какое ещё случалось с ним время «Ч»  – всего не упомнишь.
 
Вот и сейчас, сидя на даче, на любимой деревянной скамейке, Иван Кузьмич смотрел на появляющийся над лесом Юпитер и думал о том, что вновь на его пути сливаются воедино какие-то не совсем внятные течения и помыслы. Ещё не имея чётко очерченных контуров, они всё-таки проступали в мыслях Кузьмича вполне определёнными образами, тихо нашёптывая ему, что стоит он, Кузьмич, перед самой желанной и самой значимой частью своей жизни - перед осмыслением.
 
Осмыслением тихим, неспешным, не требующим ни споров, ни воинственных призывов, ни геройства, ни прений. Осмыслением, что приходит на смену, с некоторых пор вдруг ставшем ему тягостным, общению - и с единомышленниками, и с иноверцами. Общению, требующему соблюдения всех этих неказистых правил, якобы хорошего тона и, якобы необходимых условностей.
 
Время «Честолюбия» уходило…
Иван Кузьмич глянул в трубу на Юпитер. Самое здоровенное «яйцо» солнечной системы смотрело на него своим «кровавым глазом», словно оценивая ещё одного, вновь родившегося адепта, тайного братства молчунов.
 
Наглядевшись досыта на сияющий мир, Кузьмич сходил в дом и принёс всё необходимое для торжественного ритуала перехода. Он вновь сел на лавочку, налил в лафитничек горькой, и взял с тарелки веточку укропа. Выпил… И тут, раздумав закусывать  зеленью, с каким-то лихим наслаждением принялся весело хрустеть излюбленным плодом всех молчунов и отшельников, плодом до сегодняшнего дня желанным, но, как правило, запретным.
 
Получив истинное удовольствие от своего безобидного баловства, Иван Кузьмич откинулся на спинку скамейки, и тихо вздрагивая от беззвучного смеха, констатировал приход своего нового времени «Ч» - «Времени Чеснока»…