Как хочется всем- без боли и мгновенно- не получалось.Боли мучили и мучили уже второй месяц. Будто инородный чужой организм жил в его теле. Просыпался, вгрызался зубами изнутри в его плоть, рвал когтями, насыщался и снова ненадолго засыпал.
Иногда в такие мгновения человек плакал, со всхлипами, будто собака лаяла. Невозможность сдерживать стоны немного бесила его, но и только. Больше тревожила суета окружающих. И не столько суета, сколько тревога, боль и слёзы в их глазах. Они не понимали, что он умирает счастливым. Что его болезнь, его боль, его неподвижность- это так, возмездие за его грехи, за не отмоленные и не искупленные грехи его родителей, детей, родственников. И чем больше он мучается, тем меньше придётся на их долю.
Но это было не главным. Он уже давно не боялся смерти. Не торопил её, но и не боялся. Он умирал счастливым, потому что впереди была встреча с теми любимыми, что ушли раньше его.
И хотелось уйти достойно, без нытья и охов. Жаль, что не получалось. Наедине он давал себе волю: кричал, скрипел до крошек зубами.
Собака безмолвно лежала рядом с постелью, настороженно глядя на него. Когда слёзы медленно катились по его щекам и шее, она вставала, подходила к нему, обнюхивала лицо. Иногда лизала. Потом опять валилась рядом и чего- то ждала.
Он, свесив руку, гладил её по морде. Потом пробовал повернуться поудобнее, обмануть боль. Но зверь внутри просыпался снова, и опять всё повторялось. Домашний попугайчик, найдя нежданного собеседника, вовсю гомонил, щебеча ответно каждому стону.
Несмотря на свои шестьдесят лет прожитая жизнь казалась ему длиной- длиной... Бесконечной... И очень счастливой! То не успел, это... Там не бывал, это не попробовал... А вот подошла она, смертушка- и никакого сожаления о несбывшемся, о непрожитом, о неисполненном… Счастливая была жизнь, очень! Всё было в ней, но ведь б ы л оже, было! Друзья, любовь, горе… И онлюбил эту жизнь: и людей, и несчастную любовь, и беды- горести… Он понимал, что счастливей многих, которым не удалось испытать и десятой доли того, что послал ему Господь! А сейчас он умирал. Долго и мучительно. Счастливым.
Старик затих.
Умер.
Собака подняла морду, села. Осторожно подошла к нему, тревожно шевеля носом. Обнюхала лицо и грудь. Лизнула каменную, враз ставшую костистой ладонь. И вновь вернулась на лежанку.
В дверь кто- то заглянул. Затем народ заходил взад- вперед.
Собака продолжала лежать.
Старика вынесли.
Шум стих.
Собака поднялась и прошла по комнатам. Никого. Она вернулась на подстилку, легла, закрыла глаза, тяжело вздохнула всем телом. И умерла. Жить больше не хотелось.
[Скрыть]Регистрационный номер 0019415 выдан для произведения:
Старик умирал...
Как хочется всем- без боли и мгновенно- не получалось.Боли мучили и мучили уже второй месяц. Будто инородный чужой организм жил в его теле. Просыпался, вгрызался зубами изнутри в его плоть, рвал когтями, насыщался и снова ненадолго засыпал.
Иногда в такие мгновения человек плакал, со всхлипами, будто собака лаяла. Невозможность сдерживать стоны немного бесила его, но и только. Больше тревожила суета окружающих. И не столько суета, сколько тревога, боль и слёзы в их глазах. Они не понимали, что он умирает счастливым. Что его болезнь, его боль, его неподвижность- это так, возмездие за его грехи, за не отмоленные и не искупленные грехи его родителей, детей, родственников. И чем больше он мучается, тем меньше придётся на их долю.
Но это было не главным. Он уже давно не боялся смерти. Не торопил её, но и не боялся. Он умирал счастливым, потому что впереди была встреча с теми любимыми, что ушли раньше его.
И хотелось уйти достойно, без нытья и охов. Жаль, что не получалось. Наедине он давал себе волю: кричал, скрипел до крошек зубами.
Собака безмолвно лежала рядом с постелью, настороженно глядя на него. Когда слёзы медленно катились по его щекам и шее, она вставала, подходила к нему, обнюхивала лицо. Иногда лизала. Потом опять валилась рядом и чего- то ждала.
Он, свесив руку, гладил её по морде. Потом пробовал повернуться поудобнее, обмануть боль. Но зверь внутри просыпался снова, и опять всё повторялось. Домашний попугайчик, найдя нежданного собеседника, вовсю гомонил, щебеча ответно каждому стону.
Несмотря на свои шестьдесят лет прожитая жизнь казалась ему длиной- длиной... Бесконечной... И очень счастливой! То не успел, это... Там не бывал, это не попробовал... А вот подошла она, смертушка- и никакого сожаления о несбывшемся, о непрожитом, о неисполненном… Счастливая была жизнь, очень! Всё было в ней, но ведь б ы л оже, было! Друзья, любовь, горе… И онлюбил эту жизнь: и людей, и несчастную любовь, и беды- горести… Он понимал, что счастливей многих, которым не удалось испытать и десятой доли того, что послал ему Господь! А сейчас он умирал. Долго и мучительно. Счастливым.
Старик затих.
Умер.
Собака подняла морду, села. Осторожно подошла к нему, тревожно шевеля носом. Обнюхала лицо и грудь. Лизнула каменную, враз ставшую костистой ладонь. И вновь вернулась на лежанку.
В дверь кто- то заглянул. Затем народ заходил взад- вперед.
Собака продолжала лежать.
Старика вынесли.
Шум стих.
Собака поднялась и прошла по комнатам. Никого. Она вернулась на подстилку, легла, закрыла глаза, тяжело вздохнула всем телом. И умерла. Жить больше не хотелось.