Сеть
Иван Кузьмич чинил видавшую виды сеть. Попыхивал себе
трубкой на кухне, как списанный на берег морской волк, да перебирал пальцами
узелки.
Занятие это он считал бесполезным, но необходимым, и
занимался им каждый раз перед выездом к камышовым заводям, что манили его
мягкой летней тишиной и неподвижной гладью воды, под которой, как в зазеркалье
бурлила и кипела «их рыбья жизнь».
Бесполезность же латания дыр заключалась в том, что неводы
Кузьмич забрасывал редко, а то и не забрасывал вовсе, оправдывая это тем, что с
удочкой оно как-то поэтичней, а то и степенней. Но порядок должен быть!
Перевязав последний узелок, Иван Кузьмич сложил раритетную
плетёнку в пакет и, вычистив трубку, отправился спать. Долго ворочался в
кровати, вспоминая, всё ли собрал в дорогу, не забыл ли чего важного. Но, в
конце концов, уснул под мысленный пересчёт поплавков и блёсен.
А как уснул, так сразу и очутился в приятном глубоком сне. В
настолько глубоком, что даже почувствовал прохладу речного дна, и настолько
приятном, что всем своим существом ощутил невесть откуда взявшуюся ловкость и
свободу, потому как снилось Кузьмичу, что он рыба. И не какой-то там полудохлый
пескарь, а самая настоящая плотва, грамм под триста весом, с блестящей
серебристой чешуёй.
Какое-то время Кузьмич куражился в чудесной водной стихии,
свыкаясь со своим новым естеством, пока не услышал шум рыбьего многоголосья.
«Ага! Собрание, - смекнул он, - Или митинг». А, затем, не раздумывая, ринулся на голоса и….
влетел в сеть.
«Осторожней мужчина! – посыпалось на него со всех сторон, -
Перестаньте трепыхаться…. И ознакомьтесь с правилами пребывания!»
Кузьмич успокоился и, повертев для удобства головой в
поймавшей его ячейке, замерев, стал прислушиваться и приглядываться к
окружающим.
Окружающие общались! Общались дружно и самозабвенно.
Через некоторое время Иван Кузьмич вник и в устройство
рыбьего общества. Все они, так или иначе,
были членами различных, пусть и недвижимых, но всё же стай и косяков. Кто по
интересам, а кто и по способу кормёжки. Сидящие в сети слева, дружили против
сидящих справа, травоядные против хищников, свежие против старожилов. И все
вели непримиримую видимость борьбы…
Уяснив всё это, Кузьмич даже как-то заскучал, а потом и
обеспокоился: «Как бы мне тут не протухнуть…»
Пока он беспокоился, на него из глубины выплыл старый окунь.
От неожиданности Иван Кузьмич дёрнулся
назад, сеть заколыхалась, и со всех сторон послышались тревожные голоса: «Что
случилось?.. Что случилось?..»
Окунь окинул своим круглым глазом сеть, её обитателей и тихо
спросил у Кузьмича,
- Сидишь?
- Сижу, - ответил Кузьмич.
- Угу…. Есть ли какие новости?
- Ух! – обрадовался Кузьмич, - Новостей море! Даже не море,
а целый океан!
- Угу, - проворчал окунь. Затем он почесал у себя за ухом, пробулькал
непонятное «эхе-хе…» и, плюнув, вновь уплыл на глубину.
А вслед за этим случилось печальное. Чья-то волосатая и до
противности твёрдая рука цепко схватила сеть и стала тащить её вверх. При этом
продолжение руки, что маячило над водой, злорадно приговаривало: «Ну, что мои
сладенькие? Попались?! Прошу всех к сковороде…. И нечего теперь нюни распускать….
Раньше надо было думать…. Раньше….»
На втором «раньше» Кузьмич и проснулся. Он встал и, бубня
под нос что-то по поводу сна, начал свои сборы. Поезда, как известно не ждут.
Покидав в рюкзак вещички, коробочки со снастями и дорожный провиант, Иван
Кузьмич взял пакет с сетью и, махнув рукой, засунул его обратно на антресоли.
«Ну её к чёрту! Одни беспокойства и хлопоты».
Затем он подошёл к столу и взял с него ноутбук. Повертел его
в руках, поглядел на него задумчивым круглым глазом, почесал за ухом, пробулькал
непонятное «эхе-хе…» и, плюнув, положил обратно. Закинул за спину рюкзак и….
уплыл на глубину….
Иван Кузьмич чинил видавшую виды сеть. Попыхивал себе
трубкой на кухне, как списанный на берег морской волк, да перебирал пальцами
узелки.
Занятие это он считал бесполезным, но необходимым, и
занимался им каждый раз перед выездом к камышовым заводям, что манили его
мягкой летней тишиной и неподвижной гладью воды, под которой, как в зазеркалье
бурлила и кипела «их рыбья жизнь».
Бесполезность же латания дыр заключалась в том, что неводы
Кузьмич забрасывал редко, а то и не забрасывал вовсе, оправдывая это тем, что с
удочкой оно как-то поэтичней, а то и степенней. Но порядок должен быть!
Перевязав последний узелок, Иван Кузьмич сложил раритетную
плетёнку в пакет и, вычистив трубку, отправился спать. Долго ворочался в
кровати, вспоминая, всё ли собрал в дорогу, не забыл ли чего важного. Но, в
конце концов, уснул под мысленный пересчёт поплавков и блёсен.
А как уснул, так сразу и очутился в приятном глубоком сне. В
настолько глубоком, что даже почувствовал прохладу речного дна, и настолько
приятном, что всем своим существом ощутил невесть откуда взявшуюся ловкость и
свободу, потому как снилось Кузьмичу, что он рыба. И не какой-то там полудохлый
пескарь, а самая настоящая плотва, грамм под триста весом, с блестящей
серебристой чешуёй.
Какое-то время Кузьмич куражился в чудесной водной стихии,
свыкаясь со своим новым естеством, пока не услышал шум рыбьего многоголосья.
«Ага! Собрание, - смекнул он, - Или митинг». А, затем, не раздумывая, ринулся на голоса и….
влетел в сеть.
«Осторожней мужчина! – посыпалось на него со всех сторон, -
Перестаньте трепыхаться…. И ознакомьтесь с правилами пребывания!»
Кузьмич успокоился и, повертев для удобства головой в
поймавшей его ячейке, замерев, стал прислушиваться и приглядываться к
окружающим.
Окружающие общались! Общались дружно и самозабвенно.
Через некоторое время Иван Кузьмич вник и в устройство
рыбьего общества. Все они, так или иначе,
были членами различных, пусть и недвижимых, но всё же стай и косяков. Кто по
интересам, а кто и по способу кормёжки. Сидящие в сети слева, дружили против
сидящих справа, травоядные против хищников, свежие против старожилов. И все
вели непримиримую видимость борьбы…
Уяснив всё это, Кузьмич даже как-то заскучал, а потом и
обеспокоился: «Как бы мне тут не протухнуть…»
Пока он беспокоился, на него из глубины выплыл старый окунь.
От неожиданности Иван Кузьмич дёрнулся
назад, сеть заколыхалась, и со всех сторон послышались тревожные голоса: «Что
случилось?.. Что случилось?..»
Окунь окинул своим круглым глазом сеть, её обитателей и тихо
спросил у Кузьмича,
- Сидишь?
- Сижу, - ответил Кузьмич.
- Угу…. Есть ли какие новости?
- Ух! – обрадовался Кузьмич, - Новостей море! Даже не море,
а целый океан!
- Угу, - проворчал окунь. Затем он почесал у себя за ухом, пробулькал
непонятное «эхе-хе…» и, плюнув, вновь уплыл на глубину.
А вслед за этим случилось печальное. Чья-то волосатая и до
противности твёрдая рука цепко схватила сеть и стала тащить её вверх. При этом
продолжение руки, что маячило над водой, злорадно приговаривало: «Ну, что мои
сладенькие? Попались?! Прошу всех к сковороде…. И нечего теперь нюни распускать….
Раньше надо было думать…. Раньше….»
На втором «раньше» Кузьмич и проснулся. Он встал и, бубня
под нос что-то по поводу сна, начал свои сборы. Поезда, как известно не ждут.
Покидав в рюкзак вещички, коробочки со снастями и дорожный провиант, Иван
Кузьмич взял пакет с сетью и, махнув рукой, засунул его обратно на антресоли.
«Ну её к чёрту! Одни беспокойства и хлопоты».
Затем он подошёл к столу и взял с него ноутбук. Повертел его
в руках, поглядел на него задумчивым круглым глазом, почесал за ухом, пробулькал
непонятное «эхе-хе…» и, плюнув, положил обратно. Закинул за спину рюкзак и….
уплыл на глубину….
Нет комментариев. Ваш будет первым!