Сквозь долгие дни моего детства, он шёл куда-то, пересекая наш двор, утопающий в свежей зелени. Одет он был всегда одинаково, в небрежно скроенную, синюю, рабочую одежду. Куртка, наглухо застёгнута вокруг тощего горла, широкие штаны болтаются при каждом шаге на худых ногах, обутых в тяжёлые, грязные ботинки, а на смоляные, подёрнутые сединой волосы, по самые брови надвинута тёмная, мятая кепка. Лицо под ней, бледное, заострённое, сосредоточенное, но обезмысленное.
Когда он проходил мимо моей бесконечной игры, я замирал и провожал долгим взглядом его неловкую походку: локти согнуты, ноги ступают неуверенно, острый нос нацелен вперёд. Бывало, что я резко ударял толстой тополиной веткой о доски театральной сцены, построенной в середине нашего двора и тогда, резкий звук удара, на мгновение, перекрывал гомон всех птиц в кронах и гудки кораблей ползущих по каналу, но он, всего лишь медленно поворачивал свое белое лицо в мою сторону и пока позволяла амплитуда шеи, сверлил отсутствующим взглядом кусты за моей спиной.
Это был больной человек. Кто-то из взрослых произносил эти слова. И кто-то, очень авторитетный, сплёвывал на растресканный асфальт свою изжёванную беломорину, презрительно кривя рот - понавыпускали чокнутых...
А я живо представлял себе панцирную кровать в тёмной комнате с маленьким оконцем у самого потолка и нескладный силуэт, с трудом встающий с неё для того, чтобы нетвёрдо идти поперёк всей моей жизни...
Вчера я выглянул в окно и опять увидел его. Словно и не прошло полвека. Он так же мелко, как и тогда, ковыляет по пустынному тротуару.
На нём древнее синее пальто до щиколоток, на шее слоями намотан нитяной шарф, шаркают разбитые ботинки, меховая ушанка торчит клочьями; как всегда, настороженно согнутые локти, медленно отрабатывают каждый шажок; бледное, отстранённое лицо стремится к неизвестной цели, а из драного кармана свисает пакет из пятёрочки.
Вот сейчас его поймает жадный мент, но, скорее всего, он даже и не заметит этого, а так и будет кандыбать мимо, неловко выворачивая свою тощую шею и глядя далеко мимо. И мент отстанет, ведь вместо маски у него есть старый шарф, а вместо пречаток - варежки на резинке перекинутой через плечи.
Высунусь из окна, боясь потерять даже мгновение и помашу рукой ему во след - привет чокнутый!
Привет тебе от счастливого мальчика!
[Скрыть]Регистрационный номер 0487973 выдан для произведения:
Сквозь долгие дни моего детства, он шёл куда-то, пересекая наш двор, утопающий в свежей зелени. Одет он был всегда одинаково, в небрежно скроенную, синюю, рабочую одежду. Куртка, наглухо застёгнута вокруг тощего горла, широкие штаны болтаются при каждом шаге на худых ногах, обутых в тяжёлые, грязные ботинки, а на смоляные, подёрнутые сединой волосы, по самые брови надвинута тёмная, мятая кепка. Лицо под ней, бледное, заострённое, сосредоточенное, но обезмысленное.
Когда он проходил мимо моей бесконечной игры, я замирал и провожал долгим взглядом его неловкую походку: локти согнуты, ноги ступают неуверенно, острый нос нацелен вперёд. Бывало, что я резко ударял толстой тополиной веткой о доски театральной сцены, построенной в середине нашего двора и тогда, резкий звук удара, на мгновение, перекрывал гомон всех птиц в кронах и гудки кораблей ползущих по каналу, но он, всего лишь медленно поворачивал свое белое лицо в мою сторону и пока позволяла амплитуда шеи, сверлил отсутствующим взглядом кусты за моей спиной.
Это был больной человек. Кто-то из взрослых произносил эти слова. И кто-то, очень авторитетный, сплёвывал на растресканный асфальт свою изжёванную беломорину, презрительно кривя рот - понавыпускали чокнутых...
А я живо представлял себе панцирную кровать в тёмной комнате с маленьким оконцем у самого потолка и нескладный силуэт, с трудом встающий с неё для того, чтобы нетвёрдо идти поперёк всей моей жизни...
Вчера я выглянул в окно и опять увидел его. Словно и не прошло полвека. Он так же мелко, как и тогда, ковыляет по пустынному тротуару.
На нём древнее синее пальто до щиколоток, на шее слоями намотан нитяной шарф, шаркают разбитые ботинки, меховая ушанка торчит клочьями; как всегда, настороженно согнутые локти, медленно отрабатывают каждый шажок; бледное, отстранённое лицо стремится к неизвестной цели, а из драного кармана свисает пакет из пятёрочки.
Вот сейчас его поймает жадный мент, но, скорее всего, он даже и не заметит этого, а так и будет кандыбать мимо, неловко выворачивая свою тощую шею и глядя далеко мимо. И мент отстанет, ведь вместо маски у него есть старый шарф, а вместо пречаток - варежки на резинке перекинутой через плечи.
Высунусь из окна, боясь потерять даже мгновение и помашу рукой ему во след - привет чокнутый!
Привет тебе от счастливого мальчика!