Попытка сохранить лицо
В сущности, мое лицо мне нравится. Нет в нем никаких очевидных дефектов. Но мысль о том, что есть над, чем работать, и работать не покладая рук, меня не оставляет. Да и окружающий народ порой, подводит. Замечает, что не выспалась или наоборот заспалась, или похудела, а то и поправилась. И по этой причине я прямо живу на весах. Не дай бог и вправду поправиться. Я всегда беспокоюсь, что скажут или, что подумают обо мне. И замечают ли вообще. Эгоцентризм мой бич.
А уж как подумаю, что никому до меня дела нет, прямо очень расстраиваюсь. Потому, наверное, и скандалю вечно.
Последний раз это случилось на юбилее тети Эммы. И главное, не пила ведь совсем. Мне поручили домой компанию развозить, по окончании банкета потому я и не пила. Но как-то так получилось, что я в очередной раз оскандалилась. Раньше со мной скандалы приключались именно по причине перебора алкоголя. А в этот раз на совершенно трезвую голову. Вообще-то я пить не люблю, я поесть люблю. Но на таких сборищах всегда напиваюсь.
На этот юбилей, я заявилась в своем новом платье коричневого цвета. Это платье на размер меньше, чем надо было бы. Уж очень мне хотелось быть стройнее, когда я его выбирала. Надеялась похудеть, но так и не сложилось. И потому платье это непозволительно обтягивало мою фигуру. Кого это волнует, кроме меня? Как знать.
Меня же сей факт смущал, порождая внутренний дискомфорт. К тому же, когда я появилась, мне сразу стало ясно, что мое коричневое платье не впишется в общую гамму. Многие пришли в ярких весенних нарядах. Кроме того на мне были новые туфли-лодочки и тоже на размер меньше, так хочется иметь маленькую ступню. Этот факт добавил неприятных ощущений.
Тетя Эмма, которой стукнуло восемьдесят пять, восседала в кресле на колесиках и, казалось, дремала. Но когда я приблизилась со своим подарочным конвертиком, в который пришлось положить немалую, для меня сумму, она встрепенулась и уставилась куда-то в область моего бюста, мне даже показалось, что она сейчас потычет в него своим заскорузлым пальцем. Быстренько всучив ей конверт, и пробормотав какие-то поздравления, я шмыгнула в толпу гостей, в полной уверенности, что мой бюст неприлично обтянут злосчастным платьем, цвета подсохшего дерьма. Пока я бродила среди тех, кто уже преподнес подарки и переминался в ожидании приглашения к столу, ноги мои в туфлях просто онемели.
Ну, наконец, мы все уселись за столики. И тут мое настроение совсем упало. Пить мне нельзя, есть тоже, туфли жмут безбожно, платье в сидячем положении совсем стиснуло мои телеса. И это только начало.
Я не люблю все эти семейные сборища. Они всегда проходят в одном и том же зале, ресторанчика, принадлежащего дяде Марко. Вообще-то его имя Валера, но все называют его Марко. И ресторанчик этот специализируется на блюдах итальянской кухни. Родственников у нас много и потому весь год приходится отмечать какие-нибудь события. Я подозреваю, что если бы не эти семейные банкеты, то ресторанчик давно прекратил бы свое существование. Все, кто здесь собирается, друг друга знают, как облупленные. У каждого свой имидж и своя роль. Все скелеты выставлены на показ. Никого ничем не удивишь. Скукота. Тем не менее, мы вечно сплетничаем друг про друга.
У меня имидж неприглядной скандалистки. Муж меня бросил, детей нет, и работы путевой тоже. Сижу на шее у родственников и на диете. Перспектив никаких.
Всякий раз, на банкете, время от времени, сидящие рядом со мной, пинают меня ногой под столом пытаясь призвать к порядку. И мои длинные ноги вечно в синяках после этих сборищ. В тот день меня усадили с двоюродным братом Митей и его женой Люсей. Вообще-то они Дима и Люда, но все называют их Митей и Люсей, что не нравится им обоим. Но кто бы их спрашивал? Еще за нашим столиком мой папа. Мама наша сбежала, когда мне было восемь лет. Папа обычно меня не пинает, он устал меня воспитывать. Так что на этот раз пинков следует ожидать только со стороны Мити. Ноги у Мити толстые, но рыхлые и пинается он не больно.
Невзирая на мои страдания банкет, катится по наезженной колее. Сначала все дружно выпили за юбиляршу, дремавшую в своем кресле. Потом посыпались персональные тосты. Народ расслабился, загомонил, зазвенел приборами.
Я сижу, ковыряю салат, гоняю маслинки в лужице соуса и пью грейпфрутовый фреш. Никакой это не фреш, конечно, а суррогат, но отдает цитрусами и горечью. Тут Митя меня под столом ногой пихает.
- Ты чего не ешь? – спрашивает.
- Тебе-то что – говорю я ему.
- Кушай салатик, Мусечка – заботливо вторит ему Люся и тоже пинает меня своей ножкой, хоть и сидит напротив, а достала. Она очень милая и очень заботливая.
- Я на диете Люсенька – ласково объясняю я ей.
- Да ведь от салатика-то не поправишься – уверяет она.
- Да вы сами-то кушайте, не обращайте на меня внимания – рекомендую я им.
- Как же – сопит Митя - за тобой глаз, да глаз нужен. Что-то ты притихшая какая-то.
- Трезвая она – буркает мой папа, пережевывая салат – скучно ей, а выпить нельзя, она сегодня гостей развозит – и он опрокидывает рюмку водки в свой жующий рот. У меня аж скулы сводит.
Оркестр как обычно заливается вереницей песен разгульного репертуара. Им руководит тетя Альма, она окончила музыкальную школу и консерваторию, но на работу ее никто не приглашает. Этот оркестр ее отдушина. Вообще-то она никакая не Альма, а Аглая. Но все зовут ее Альмой. Не знаю почему, но репертуар Альминого оркестра состоит исключительно из попсы и шансона. Слушать подобное в течение пяти часов, а именно на такой срок обычно арендуется зал, просто ужасно.
Раньше я не раз делала попытки отвлечь оркестрантов или Альму-Аглаю, чтобы они хоть на минутку прервали свою какофонию. Кидалась в них пустыми пластиковыми бутылками и пакетами из-под сока, пыталась стащить стул из-под клавишника или уволочь барабаны. Но меня всякий раз пресекали, и оркестр, ни на минуту не прерывался.
Это фишка Альмы - играть «Нон-стоп». Так же как моя фишка - устраивать скандалы. Кто на что учился, как говорится.
Я училась в художественном училище. Но мои картины не пользуются спросом. Своей галереи у меня нет, а в чужие меня редко приглашают. Вот я и устраиваю этакие «натюрморты» и «жанровые сценки» на наших гульбищах.
Могла бы не суетиться, на них и без того, довольно всяких развлечений. В программе кроме еды и возлияний, обычно, танцы, игры, конкурсы. Беготня по кругу, в борьбе за свободный стул, или с огурцом между коленей, жмурки и фанты. Короче, весело, было бы, если бы не многолетнее однообразие публики, развлечений и меню.
Сплетни за нашим столиком текут как-то вяло. Наверное, потому, что я кисло помалкиваю, папа ест и пьет без остановки, а Мите с Люсей трудно нащупать новую тему.
Учитывая мое присутствие, они принимаются за Васю Собакина. Он действительно, именно Вася, и фамилия у него Собакин. Его родственная принадлежность к моему семейству весьма относительна. Его мама Валентина, лет двадцать тому назад, оставшись с Васей на руках без мужа, которого увела Серафима Котова, дочка тети Эммы, в свою очередь соблазнила племянника моего папы Эдуарда. Эдуард почти наш с Васей ровесник и моложе Валентины на двенадцать лет, что не мешает ему обожать Васину маму и Васю.
В общем, в результате такой разрухи образовалось две замечательные крепкие семьи, которые теперь прекрасно сосуществуют и регулярно присутствуют на всех семейных сабантуях.
Фамилии Собакины и Котовы передаются по наследству и соседствуют уже не в первом поколении. Мой папа Котов. А я, по бывшему мужу, Сперанская. Он известный художник и жуткий бабник, бросил меня ради своей натурщицы. Теперь я подумываю взять девичью фамилию. Буду, как раньше, Муся Котова, забавно. Вообще-то мое имя Мария, но все называют меня Мусей.
Вася Собакин в детстве вечно дразнился «Эй, где эта Муська Котова, кис, кис?» А я в него была влюблена по молодости, и ужасно обижалась. Потом он уехал, учится в Лондон, да так и застрял по заграницам. Он фотограф и большой насмешник.
Когда нам было по пятнадцать лет, он однажды, пригвоздил меня стрелой из игрушечного лука к двери. Стрела попала в юбку и я долго не могла ее отцепить. А Вася орал, как ненормальный
- Муську Котову стрела Амура поразила!
Издевался над моей глупой влюбленностью. Потом я его, конечно, разлюбила и втюрилась в Сперанского. А он, гад меня бросил, даже ребеночка мне не сделал.
Но на семейных сборищах меня нередко дразнили «Ах, Котова, не быть тебе Собакиной»
Так вот и жила с папой и кошкой, которую тоже Муськой зовут.
А Вася Собакин полгода тому назад неожиданно вернулся и теперь сидит где-то в зале. Я с ним еще не общалась, но наслышана.
На этот раз мне удалось отвертеться от конкурсов. Из-за тесных туфель мне дали передышку. Сижу я смирно за столиком одна, не пью, не ем, скучаю. И вдруг тетя Эмма манит меня своим скрюченным пальчиком. Предчувствуя, недоброе, я подхожу к ней.
- Покатай меня, деточка – лукаво просит юбилярша.
Я хватаюсь за спинку ее кресла и выкатываю на средину зала.
- Еще! – восторженно пищит Эмма.
Качу ее через зал к подиуму сцены. Поскальзываюсь и грохаюсь навзничь. Кресло летит и, ударившись в край сцены, опрокидывается. Я вижу взметнувшиеся вверх тощие Эммины ножки и край панталонов. Наконец, впервые, за весь вечер оркестранты делают паузу, и воцаряется тишина.
Все, кульминация скандала! Я зажмуриваюсь, устраиваюсь поудобнее и складываю руки на груди, как усопшая.
- Дайте мне свечку – говорю я загробным голосом, ну просто, чтобы соответствовать моменту.
И тут поднимается суета, все гомонят и что-то выкрикивают. Ко мне подбегает Вася Собакин и, схватив на руки, вытаскивает меня в вестибюль. Там он садится на гостевой диванчик, я сижу у него на руках и рыдаю.
- Ну что – спрашивает Собакин – опять надралась?
- Нет, я трезвая, я сегодня за рулем – всхлипывая, сообщаю я ему.
- Вот это номер! – удивляется Собакин – А чего бузишь тогда?
- Я нечаянно, Тетя Эмма просила покатать – оправдываюсь я.
- Ну, Эмме девятый десяток, что с нее возьмешь. А ты-то взрослая женщина, в трезвом уме, соображать должна. Интересно, что ты откалываешь, когда пьяная? – смеется Вася.
- Дура я, и туфли мне жмут, и платье тесное, а тут еще оркестр этот гремит без роздыху, сил моих нет – скулю я жалобно.
- Ты не зашиблась? – заботливо спрашивает Вася.
- Нет,- говорю я - только холодно тут и пол холодный.
- Ты посиди немного, я схожу, тепленькое накинуть принесу. Тебя одну, на минутку-то хоть оставить можно?
- А то! – смело отвечаю я.
Жду Васю, мерзну. На улице сумерки и туман непроглядный. Вдруг за стеклянной входной дверью вырисовывается женский силуэт. Подхожу к двери и впечатление такое, что это я там за стеклом, так она на меня смахивает эта пришелица. Открываю дверь. Действительно стоит девушка, молоденькая. На ней коричневый плащ в цвет моего платья, а ноги босые. Не совсем, конечно, на них чулки, но без обуви.
- Ты чего босиком, простудишься, март на дворе, рано еще босиком щеголять – говорю я ей.
- У меня туфли украли, жалобно отвечает она и ногами переступает, как кошка, перед тем как кучку сделать.
Мне ее жалко. Я снимаю свои туфли, ноги прямо как в рай попадают, и вручаю ей.
- Бери, они мне жмут невыносимо.
Девушка быстро влезает в мои туфли и притопывает ножкой от радости.
- Вы мне телефончик дайте, я Вам их верну – уверяет она.
- Нет, не нужно, я их все равно носить не смогу. Другие куплю.
- Тогда давайте я Вам за них заплачу, Мне эти туфли в самый раз деньги у меня с собой есть, немного правда, но все же…
- Нет, нет, не надо ничего, носите на здоровье. Рада, что пригодились, а то только выкинуть – успокаиваю я ее.
- Ну, тогда я побегу? – сияет она.
- Бегите, удачи Вам - кричу я ей в след.
Потом закрываю дверь, и туман вновь заволакивает внешнее пространство.
Когда возвращается Вася Собакин, я сижу на диванчике, поджав босые ноги. Он накидывает мне на плечи огромную шаль.
- Ну вот, тебя ни на минуту оставить нельзя, куда ты свои туфли подевала? – спрашивает он озираясь.
Я молчу, не зная, как ему описать произошедшее, подостовернее.
- Муська Котова, где твои туфли? - сердится Вася.
- Где, где, в Караганде уже, наверное - лепечу я.
- В какой Караганде, ты чудовище, куда ты туфли сплавила, как ты теперь ходить-то будешь? С обувью здесь напряг.
- Знаешь, что, Собакин иди ко ты отсюда, без тебя тошно – злюсь я.
И тут он меня целует. Да так, что я забываю все на свете.
Вот такой вот скандал. Правда, надеюсь, последний. Мы с Васькой решили пожениться, и он меня увезет, наконец, от всей этой своры родственников.
Фамилию его я решила не брать, да и он не советовал, девичью фамилию верну. Васька Говорит Муська Котова логичнее. Предлагал свою поменять, но мы решили, что Васька Котов это уже будет слишком.
В сущности, мое лицо мне нравится. Нет в нем никаких очевидных дефектов. Но мысль о том, что есть над, чем работать, и работать не покладая рук, меня не оставляет. Да и окружающий народ порой, подводит. Замечает, что не выспалась или наоборот заспалась, или похудела, а то и поправилась. И по этой причине я прямо живу на весах. Не дай бог и вправду поправиться. Я всегда беспокоюсь, что скажут или, что подумают обо мне. И замечают ли вообще. Эгоцентризм мой бич.
А уж как подумаю, что никому до меня дела нет, прямо очень расстраиваюсь. Потому, наверное, и скандалю вечно.
Последний раз это случилось на юбилее тети Эммы. И главное, не пила ведь совсем. Мне поручили домой компанию развозить, по окончании банкета потому я и не пила. Но как-то так получилось, что я в очередной раз оскандалилась. Раньше со мной скандалы приключались именно по причине перебора алкоголя. А в этот раз на совершенно трезвую голову. Вообще-то я пить не люблю, я поесть люблю. Но на таких сборищах всегда напиваюсь.
На этот юбилей, я заявилась в своем новом платье коричневого цвета. Это платье на размер меньше, чем надо было бы. Уж очень мне хотелось быть стройнее, когда я его выбирала. Надеялась похудеть, но так и не сложилось. И потому платье это непозволительно обтягивало мою фигуру. Кого это волнует, кроме меня? Как знать.
Меня же сей факт смущал, порождая внутренний дискомфорт. К тому же, когда я появилась, мне сразу стало ясно, что мое коричневое платье не впишется в общую гамму. Многие пришли в ярких весенних нарядах. Кроме того на мне были новые туфли-лодочки и тоже на размер меньше, так хочется иметь маленькую ступню. Этот факт добавил неприятных ощущений.
Тетя Эмма, которой стукнуло восемьдесят пять, восседала в кресле на колесиках и, казалось, дремала. Но когда я приблизилась со своим подарочным конвертиком, в который пришлось положить немалую, для меня сумму, она встрепенулась и уставилась куда-то в область моего бюста, мне даже показалось, что она сейчас потычет в него своим заскорузлым пальцем. Быстренько всучив ей конверт, и пробормотав какие-то поздравления, я шмыгнула в толпу гостей, в полной уверенности, что мой бюст неприлично обтянут злосчастным платьем, цвета подсохшего дерьма. Пока я бродила среди тех, кто уже преподнес подарки и переминался в ожидании приглашения к столу, ноги мои в туфлях просто онемели.
Ну, наконец, мы все уселись за столики. И тут мое настроение совсем упало. Пить мне нельзя, есть тоже, туфли жмут безбожно, платье в сидячем положении совсем стиснуло мои телеса. И это только начало.
Я не люблю все эти семейные сборища. Они всегда проходят в одном и том же зале, ресторанчика, принадлежащего дяде Марко. Вообще-то его имя Валера, но все называют его Марко. И ресторанчик этот специализируется на блюдах итальянской кухни. Родственников у нас много и потому весь год приходится отмечать какие-нибудь события. Я подозреваю, что если бы не эти семейные банкеты, то ресторанчик давно прекратил бы свое существование. Все, кто здесь собирается, друг друга знают, как облупленные. У каждого свой имидж и своя роль. Все скелеты выставлены на показ. Никого ничем не удивишь. Скукота. Тем не менее, мы вечно сплетничаем друг про друга.
У меня имидж неприглядной скандалистки. Муж меня бросил, детей нет, и работы путевой тоже. Сижу на шее у родственников и на диете. Перспектив никаких.
Всякий раз, на банкете, время от времени, сидящие рядом со мной, пинают меня ногой под столом пытаясь призвать к порядку. И мои длинные ноги вечно в синяках после этих сборищ. В тот день меня усадили с двоюродным братом Митей и его женой Люсей. Вообще-то они Дима и Люда, но все называют их Митей и Люсей, что не нравится им обоим. Но кто бы их спрашивал? Еще за нашим столиком мой папа. Мама наша сбежала, когда мне было восемь лет. Папа обычно меня не пинает, он устал меня воспитывать. Так что на этот раз пинков следует ожидать только со стороны Мити. Ноги у Мити толстые, но рыхлые и пинается он не больно.
Невзирая на мои страдания банкет, катится по наезженной колее. Сначала все дружно выпили за юбиляршу, дремавшую в своем кресле. Потом посыпались персональные тосты. Народ расслабился, загомонил, зазвенел приборами.
Я сижу, ковыряю салат, гоняю маслинки в лужице соуса и пью грейпфрутовый фреш. Никакой это не фреш, конечно, а суррогат, но отдает цитрусами и горечью. Тут Митя меня под столом ногой пихает.
- Ты чего не ешь? – спрашивает.
- Тебе-то что – говорю я ему.
- Кушай салатик, Мусечка – заботливо вторит ему Люся и тоже пинает меня своей ножкой, хоть и сидит напротив, а достала. Она очень милая и очень заботливая.
- Я на диете Люсенька – ласково объясняю я ей.
- Да ведь от салатика-то не поправишься – уверяет она.
- Да вы сами-то кушайте, не обращайте на меня внимания – рекомендую я им.
- Как же – сопит Митя - за тобой глаз, да глаз нужен. Что-то ты притихшая какая-то.
- Трезвая она – буркает мой папа, пережевывая салат – скучно ей, а выпить нельзя, она сегодня гостей развозит – и он опрокидывает рюмку водки в свой жующий рот. У меня аж скулы сводит.
Оркестр как обычно заливается вереницей песен разгульного репертуара. Им руководит тетя Альма, она окончила музыкальную школу и консерваторию, но на работу ее никто не приглашает. Этот оркестр ее отдушина. Вообще-то она никакая не Альма, а Аглая. Но все зовут ее Альмой. Не знаю почему, но репертуар Альминого оркестра состоит исключительно из попсы и шансона. Слушать подобное в течение пяти часов, а именно на такой срок обычно арендуется зал, просто ужасно.
Раньше я не раз делала попытки отвлечь оркестрантов или Альму-Аглаю, чтобы они хоть на минутку прервали свою какофонию. Кидалась в них пустыми пластиковыми бутылками и пакетами из-под сока, пыталась стащить стул из-под клавишника или уволочь барабаны. Но меня всякий раз пресекали, и оркестр, ни на минуту не прерывался.
Это фишка Альмы - играть «Нон-стоп». Так же как моя фишка - устраивать скандалы. Кто на что учился, как говорится.
Я училась в художественном училище. Но мои картины не пользуются спросом. Своей галереи у меня нет, а в чужие меня редко приглашают. Вот я и устраиваю этакие «натюрморты» и «жанровые сценки» на наших гульбищах.
Могла бы не суетиться, на них и без того, довольно всяких развлечений. В программе кроме еды и возлияний, обычно, танцы, игры, конкурсы. Беготня по кругу, в борьбе за свободный стул, или с огурцом между коленей, жмурки и фанты. Короче, весело, было бы, если бы не многолетнее однообразие публики, развлечений и меню.
Сплетни за нашим столиком текут как-то вяло. Наверное, потому, что я кисло помалкиваю, папа ест и пьет без остановки, а Мите с Люсей трудно нащупать новую тему.
Учитывая мое присутствие, они принимаются за Васю Собакина. Он действительно, именно Вася, и фамилия у него Собакин. Его родственная принадлежность к моему семейству весьма относительна. Его мама Валентина, лет двадцать тому назад, оставшись с Васей на руках без мужа, которого увела Серафима Котова, дочка тети Эммы, в свою очередь соблазнила племянника моего папы Эдуарда. Эдуард почти наш с Васей ровесник и моложе Валентины на двенадцать лет, что не мешает ему обожать Васину маму и Васю.
В общем, в результате такой разрухи образовалось две замечательные крепкие семьи, которые теперь прекрасно сосуществуют и регулярно присутствуют на всех семейных сабантуях.
Фамилии Собакины и Котовы передаются по наследству и соседствуют уже не в первом поколении. Мой папа Котов. А я, по бывшему мужу, Сперанская. Он известный художник и жуткий бабник, бросил меня ради своей натурщицы. Теперь я подумываю взять девичью фамилию. Буду, как раньше, Муся Котова, забавно. Вообще-то мое имя Мария, но все называют меня Мусей.
Вася Собакин в детстве вечно дразнился «Эй, где эта Муська Котова, кис, кис?» А я в него была влюблена по молодости, и ужасно обижалась. Потом он уехал, учится в Лондон, да так и застрял по заграницам. Он фотограф и большой насмешник.
Когда нам было по пятнадцать лет, он однажды, пригвоздил меня стрелой из игрушечного лука к двери. Стрела попала в юбку и я долго не могла ее отцепить. А Вася орал, как ненормальный
- Муську Котову стрела Амура поразила!
Издевался над моей глупой влюбленностью. Потом я его, конечно, разлюбила и втюрилась в Сперанского. А он, гад меня бросил, даже ребеночка мне не сделал.
Но на семейных сборищах меня нередко дразнили «Ах, Котова, не быть тебе Собакиной»
Так вот и жила с папой и кошкой, которую тоже Муськой зовут.
А Вася Собакин полгода тому назад неожиданно вернулся и теперь сидит где-то в зале. Я с ним еще не общалась, но наслышана.
На этот раз мне удалось отвертеться от конкурсов. Из-за тесных туфель мне дали передышку. Сижу я смирно за столиком одна, не пью, не ем, скучаю. И вдруг тетя Эмма манит меня своим скрюченным пальчиком. Предчувствуя, недоброе, я подхожу к ней.
- Покатай меня, деточка – лукаво просит юбилярша.
Я хватаюсь за спинку ее кресла и выкатываю на средину зала.
- Еще! – восторженно пищит Эмма.
Качу ее через зал к подиуму сцены. Поскальзываюсь и грохаюсь навзничь. Кресло летит и, ударившись в край сцены, опрокидывается. Я вижу взметнувшиеся вверх тощие Эммины ножки и край панталонов. Наконец, впервые, за весь вечер оркестранты делают паузу, и воцаряется тишина.
Все, кульминация скандала! Я зажмуриваюсь, устраиваюсь поудобнее и складываю руки на груди, как усопшая.
- Дайте мне свечку – говорю я загробным голосом, ну просто, чтобы соответствовать моменту.
И тут поднимается суета, все гомонят и что-то выкрикивают. Ко мне подбегает Вася Собакин и, схватив на руки, вытаскивает меня в вестибюль. Там он садится на гостевой диванчик, я сижу у него на руках и рыдаю.
- Ну что – спрашивает Собакин – опять надралась?
- Нет, я трезвая, я сегодня за рулем – всхлипывая, сообщаю я ему.
- Вот это номер! – удивляется Собакин – А чего бузишь тогда?
- Я нечаянно, Тетя Эмма просила покатать – оправдываюсь я.
- Ну, Эмме девятый десяток, что с нее возьмешь. А ты-то взрослая женщина, в трезвом уме, соображать должна. Интересно, что ты откалываешь, когда пьяная? – смеется Вася.
- Дура я, и туфли мне жмут, и платье тесное, а тут еще оркестр этот гремит без роздыху, сил моих нет – скулю я жалобно.
- Ты не зашиблась? – заботливо спрашивает Вася.
- Нет,- говорю я - только холодно тут и пол холодный.
- Ты посиди немного, я схожу, тепленькое накинуть принесу. Тебя одну, на минутку-то хоть оставить можно?
- А то! – смело отвечаю я.
Жду Васю, мерзну. На улице сумерки и туман непроглядный. Вдруг за стеклянной входной дверью вырисовывается женский силуэт. Подхожу к двери и впечатление такое, что это я там за стеклом, так она на меня смахивает эта пришелица. Открываю дверь. Действительно стоит девушка, молоденькая. На ней коричневый плащ в цвет моего платья, а ноги босые. Не совсем, конечно, на них чулки, но без обуви.
- Ты чего босиком, простудишься, март на дворе, рано еще босиком щеголять – говорю я ей.
- У меня туфли украли, жалобно отвечает она и ногами переступает, как кошка, перед тем как кучку сделать.
Мне ее жалко. Я снимаю свои туфли, ноги прямо как в рай попадают, и вручаю ей.
- Бери, они мне жмут невыносимо.
Девушка быстро влезает в мои туфли и притопывает ножкой от радости.
- Вы мне телефончик дайте, я Вам их верну – уверяет она.
- Нет, не нужно, я их все равно носить не смогу. Другие куплю.
- Тогда давайте я Вам за них заплачу, Мне эти туфли в самый раз деньги у меня с собой есть, немного правда, но все же…
- Нет, нет, не надо ничего, носите на здоровье. Рада, что пригодились, а то только выкинуть – успокаиваю я ее.
- Ну, тогда я побегу? – сияет она.
- Бегите, удачи Вам - кричу я ей в след.
Потом закрываю дверь, и туман вновь заволакивает внешнее пространство.
Когда возвращается Вася Собакин, я сижу на диванчике, поджав босые ноги. Он накидывает мне на плечи огромную шаль.
- Ну вот, тебя ни на минуту оставить нельзя, куда ты свои туфли подевала? – спрашивает он озираясь.
Я молчу, не зная, как ему описать произошедшее, подостовернее.
- Муська Котова, где твои туфли? - сердится Вася.
- Где, где, в Караганде уже, наверное - лепечу я.
- В какой Караганде, ты чудовище, куда ты туфли сплавила, как ты теперь ходить-то будешь? С обувью здесь напряг.
- Знаешь, что, Собакин иди ко ты отсюда, без тебя тошно – злюсь я.
И тут он меня целует. Да так, что я забываю все на свете.
Вот такой вот скандал. Правда, надеюсь, последний. Мы с Васькой решили пожениться, и он меня увезет, наконец, от всей этой своры родственников.
Фамилию его я решила не брать, да и он не советовал, девичью фамилию верну. Васька Говорит Муська Котова логичнее. Предлагал свою поменять, но мы решили, что Васька Котов это уже будет слишком.
Конкурсная площадка "Выбираем! Пишем!" # 11 февраля 2012 в 03:03 0 | ||
|
саша ракитина # 11 февраля 2012 в 21:12 0 | ||
|
Юрий Алексеенко # 11 февраля 2012 в 10:24 0 |
саша ракитина # 11 февраля 2012 в 21:14 0 | ||
|