Подпорка для здоровья
9 января 2014 -
Иван Виговский
Улетели мои года в работе да в заботах,
словно серые воробушки с голых ветвей черемухи.
И не успел я оглянуться, как уж сорок пять лет
за спиной оттанцевали, и выстроились кривой разноцветной дугой,
медленно уходящей за кулисы жизни.
Ни рассмотреть сейчас их уже не мог, ни сосчитать.
Одно мелькание перед глазами.
Так и дальше шагало бы время короткими шашками,
но уперлось оно в пошатнувшее мое здоровье.
Ни вперед шагнуть, ни назад. Ни свободно вздохнуть, ни выдохнуть.
А когда однажды я почувствовал, что
здоровье мое совсем ослабло, крепко
призадумался: чем же срочно укрепить его,
подпереть какой-то крепкой подпоркой,
чтобы ненароком не завалилось оно набок и
не придавило меня своей тяжестью.
Но так ничего и не пришло в голову.
После этих раздумий и сомнений, словно
по чьей-то воле или приказу,
на днях неожиданно встретил своего
старого приятеля.
Вышел из магазина, а он стоит на улице,
словно давно ждал меня там.
А на улице зима делала у всех на виду
свои холодные дела: бросала повсюду,
без разбора небесной лопатой,
свой белый снег.
Украдкой укрывала далекое тусклое солнце
пеленой серых облаков, да дышала
холодным воздухом в дома и в реку,
в поля и леса, делая их невероятно седыми
и холодными.
И от такой бесплатной огромной её работы,
всем вокруг становилось жутковато.
Люди надеялись, что вот-вот она устанет
и уползет обессиленная прочь с глаз.
Но этого приходилось ждать несколько месяцев.
Уставала не зима,а скорее всего
люди от холода, от надоедливого ветра,
от вечерней ранней темноты.
И так…
А мой приятель, увидев меня, обрадовался.
Стоим минут тридцать, разговариваем.
Меня уже начал холод потихоньку трясти своей прозрачной ледяной рукой.
А приятель стоит передо мной в летней кепке, да одет в осеннее серое пальтишко.
А ему холод нипочем.
У меня одно желание, поскорее отвязаться, да убежать в теплое место,
да прижаться посильнее к нему.
А он всё расспрашивает, да расспрашивает. Ведь мы давно не виделись, лет пять.
Всё заняты были своими ненужными заботами и делами.
Я его и спросил
-Петь, что ты в осеннем пальто по зиме разгуливаешь.
- Не холодно тебе в таком тоненьком?
- Я вот в теплой куртке на минус сорок и то уже замерз,
а ты, словно, в лете стоишь?
- Да мне не холодно. Я не чувствую холод.- И он заулыбался.
- Вот те раз, - удивился я, - раньше ты ничего об этом не говорил.
- Да и меня никто и не спрашивал. Встречались лишь летом.
- А я в последнее время плохо стал переносить холод, - пожаловался я.
- Мне бы в тепло.
- Видимо, стареешь, друг, - успокоил меня Петр.
- И надо найти тебе нужную подпорку для твоего здоровья, - добавил он.
-Вот те раз,-подумал я,- читает мысли что ли?
Феномен! Мороз ему нипочем, да и еще экстрасенс.
- Можешь, расскажешь секрет, чтобы холод был нипочем, - поинтересовался я.
- Да, здесь нет никакого секрета, - оживился Петр,
Он немного помолчал, как бы обдумывая с чего начать рассказ.
- Мне было лет пять, когда я в начале зимы бродил по льду на речке, любовался
красотами дна.
- Местами лед был еще тонким.
- Неожиданно синий ледок медленно прогнулся и с треском разломился,
и я оказался в холодной воде.
- Хорошо, что речка была не глубокая.
- Всего по грудь. Вода своим холодным объятием
обожгла меня не сразу, пока не намокла в воде одежда.
- Вот тогда- то холод обдал меня своим дыханием.
- Я долго выбирался из воды. А когда выбрался, быстро побежал домой.
- Чувствовал, как холодная смерть все сильнее
и сильнее сжимала меня.
- Но я еще этого не понимал.
- Но в дом не побежал, а спрятался в сарае.
- Боялся, что мама будет меня ругать.
- Сколько сидел я в сарае не помню, но там случайно она и нашла меня еще живого.
- Если бы мама не пошла за дровами – точно бы замерз.
- Конечно, после этого случая я приболел немного.
- С тех пор не чувствую холод. Видимо произошла стрессовая адаптация к холоду.
- Произошли изменения в ДНК. Где то порвалась связь.
- Вот и тебе бы искупаться в проруби. Сразу без подготовки,
разорвать бы цепочку холода в ДНК!
- И тогда точно тебе не будет никогда донимать холод.
- Ты его просто не будешь чувствовать.
- Да еще посидеть в сарае до посинения, да поболеть
с месячишко простудой, чтобы уже наверняка порвалась эта связь, - съехидничал я.
- Ну, что ж ты так, обиделся Петр, -но добавил .
- Для начала сходи к врачу и спроси у него совета, если,
конечно, появится желание.
Мы еще минут тридцать постояли.
Я совсем замерший, а Петр разгоряченный своим детским подвигом,
долго еще рассказывал разные истории, сочиненные им или кем то.
Наконец мы расстались.
-Везет же людям, - подумал я и поспешил домой к теплому дивану,
да к ворчливой жене, которую неизвестно за что любил.
Везет же людям: один в детстве упал с коня, теперь без страха,
где-то лазит по горам, другой, выбрался чудом из горящей бани.
Сейчас работает пожарником.
А что я?
Ни проваливался зимой в речку, ни падал с коня,
потому что в городе их не было, ни горел в бане,
потому что всегда мылся в ванной.
И страх от меня никуда не делся.
Нечем и некому было выгонять его.
Он всегда сидел и сидит тихо внутри меня,
как у всякого нормального мужика.
Особенно я чувствую его шевеление,
когда моя жена в гневе и входит в раж.
Он тихонько постукивает своей ручкой мне в грудь
и заставляет быстрее стучать моё сердце,
сушит мне постепенно горло своим волнующим ветром,
заставляет уклоняться от колючих слов, боясь разоблачения
моей тайны.
Но мне не хотелось, чтобы страх без моего разрешения командовал мной.
И не давал делать то, что я хочу.
Через несколько дней я пошел к врачу за подпоркой к здоровью.
Отсидел в очереди.
Вошел в кабинет.
Там, за столом, сидел мужик в белом халате с видом профессора.
Седая бородка, очки.
Жестом пригласил меня сесть.
Я после службы в армии очень редко заходил в такие кабинеты.
И то за справкой для ГАИ.
Да, по правде говоря, о врачах и я никогда не вспоминал.
Знал, что есть люди такой профессии. И живут они своей жизнью.
Им хорошо, да и мне не плохо.
- Ну с на что жалуемся?- Взглянул на меня всезнающий доктор.
Не успел я и произнести слова, как он, взглянув мне в глаза, продолжил.
- Что? Пришли за подпоркой для здоровья?
- Вижу, что мотор троит, воздухоочиститель забит, зажигание сбито!
- Простите, видимо я не туда зашел, - неуверенно произнес я.
- Здесь поликлиника?-переспросил я.
- Вы не ошиблись, уверил меня доктор-автомеханик.
- Здесь поликлиника. А я доктор.
- Вы что-то не теми терминами разговариваете?
- А другими будет не очень понятно, - и доктор рассмеялся.
Доктор неожиданно вдруг изменился в лице.
Встал со стула и несколько раз нервно прошелся
по кабинету, и снова сел.
Он посмотрел на меня внимательно, затем взгляд медленно
перевел на молоденькую медсестру, которая тихонько сидела
за столиком у стены и что то писала.
Доктор слегка кивнул ей головой, и она быстро
вышла из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.
Все это меня в секунду насторожило, и я
почувствовал внутри слабенький холодок нехорошего предчувствия.
Доктор несколько раз перелистал мою больничную карточку.
В ней было всего несколько листочков с записями.
И тихо произнес, - да..?
-Доктор, что то случилось? - Неуверенно и тихо спросил я.
Он, словно, очнувшись, посмотрел на меня и произнес.
- Столько времени прошло, но все никак не могу прийти в себя.
- Вот посмотрите,- и он достал из стола фотографию и протянул мне.
С фотографии смотрел молодой парень в военной форме.
Снимок был сделан где-то в горах.
-А вот еще фотографии,- и доктор положил их на стол.
Я взял их бережно и начал медленно смотреть одну за другой.
А доктор молча наблюдал за мной.
На фото я узнал Сашку.
Да, вот мы стоим вдвоем с ним, обнявшись.
На обратной стороне написано: 1988 год. Афганистан.
Нам было тогда по 19 лет.
В одном из боев Сашка был убит.
Трудно передать мое состояние после боя.
Слезы мужские, очень горькие…
Улетел Сашка на Родину на Чёрном тюльпане.
1989 году вместе с остатками Советских войск я
вернулся на Родину.
После демобилизации с трудом начал привыкать к
мирной жизни.
Все свои военные фотографии я сжег, выбросил всё,
что связывало меня с той войной.
Никто не знал ни жена, ни новые друзья, что я был в Афганистане,
кроме матери.
Вот только память не давала мне покоя. Но я ее задвигал
все дальше и дальше.
И мне это удалось. Я стал как все.
Перестал чувствовать горе других, ни их боль.
Но все, что случилось сегодня, это не стечение обстоятельств, а напоминание мне,
что я не так должен жить.
Я должен отдать дань памяти погибшим друзьям в той войне.
-Прости, отец,- всё, что я смог сказать.
Я вышел из поликлиники, шатаясь, словно после
трудного и тяжелого боя…
И не нужна мне теперь никакая подпорка для здоровья…
Я знал, что мне нужно делать и как жить дальше.
словно серые воробушки с голых ветвей черемухи.
И не успел я оглянуться, как уж сорок пять лет
за спиной оттанцевали, и выстроились кривой разноцветной дугой,
медленно уходящей за кулисы жизни.
Ни рассмотреть сейчас их уже не мог, ни сосчитать.
Одно мелькание перед глазами.
Так и дальше шагало бы время короткими шашками,
но уперлось оно в пошатнувшее мое здоровье.
Ни вперед шагнуть, ни назад. Ни свободно вздохнуть, ни выдохнуть.
А когда однажды я почувствовал, что
здоровье мое совсем ослабло, крепко
призадумался: чем же срочно укрепить его,
подпереть какой-то крепкой подпоркой,
чтобы ненароком не завалилось оно набок и
не придавило меня своей тяжестью.
Но так ничего и не пришло в голову.
После этих раздумий и сомнений, словно
по чьей-то воле или приказу,
на днях неожиданно встретил своего
старого приятеля.
Вышел из магазина, а он стоит на улице,
словно давно ждал меня там.
А на улице зима делала у всех на виду
свои холодные дела: бросала повсюду,
без разбора небесной лопатой,
свой белый снег.
Украдкой укрывала далекое тусклое солнце
пеленой серых облаков, да дышала
холодным воздухом в дома и в реку,
в поля и леса, делая их невероятно седыми
и холодными.
И от такой бесплатной огромной её работы,
всем вокруг становилось жутковато.
Люди надеялись, что вот-вот она устанет
и уползет обессиленная прочь с глаз.
Но этого приходилось ждать несколько месяцев.
Уставала не зима,а скорее всего
люди от холода, от надоедливого ветра,
от вечерней ранней темноты.
И так…
А мой приятель, увидев меня, обрадовался.
Стоим минут тридцать, разговариваем.
Меня уже начал холод потихоньку трясти своей прозрачной ледяной рукой.
А приятель стоит передо мной в летней кепке, да одет в осеннее серое пальтишко.
А ему холод нипочем.
У меня одно желание, поскорее отвязаться, да убежать в теплое место,
да прижаться посильнее к нему.
А он всё расспрашивает, да расспрашивает. Ведь мы давно не виделись, лет пять.
Всё заняты были своими ненужными заботами и делами.
Я его и спросил
-Петь, что ты в осеннем пальто по зиме разгуливаешь.
- Не холодно тебе в таком тоненьком?
- Я вот в теплой куртке на минус сорок и то уже замерз,
а ты, словно, в лете стоишь?
- Да мне не холодно. Я не чувствую холод.- И он заулыбался.
- Вот те раз, - удивился я, - раньше ты ничего об этом не говорил.
- Да и меня никто и не спрашивал. Встречались лишь летом.
- А я в последнее время плохо стал переносить холод, - пожаловался я.
- Мне бы в тепло.
- Видимо, стареешь, друг, - успокоил меня Петр.
- И надо найти тебе нужную подпорку для твоего здоровья, - добавил он.
-Вот те раз,-подумал я,- читает мысли что ли?
Феномен! Мороз ему нипочем, да и еще экстрасенс.
- Можешь, расскажешь секрет, чтобы холод был нипочем, - поинтересовался я.
- Да, здесь нет никакого секрета, - оживился Петр,
Он немного помолчал, как бы обдумывая с чего начать рассказ.
- Мне было лет пять, когда я в начале зимы бродил по льду на речке, любовался
красотами дна.
- Местами лед был еще тонким.
- Неожиданно синий ледок медленно прогнулся и с треском разломился,
и я оказался в холодной воде.
- Хорошо, что речка была не глубокая.
- Всего по грудь. Вода своим холодным объятием
обожгла меня не сразу, пока не намокла в воде одежда.
- Вот тогда- то холод обдал меня своим дыханием.
- Я долго выбирался из воды. А когда выбрался, быстро побежал домой.
- Чувствовал, как холодная смерть все сильнее
и сильнее сжимала меня.
- Но я еще этого не понимал.
- Но в дом не побежал, а спрятался в сарае.
- Боялся, что мама будет меня ругать.
- Сколько сидел я в сарае не помню, но там случайно она и нашла меня еще живого.
- Если бы мама не пошла за дровами – точно бы замерз.
- Конечно, после этого случая я приболел немного.
- С тех пор не чувствую холод. Видимо произошла стрессовая адаптация к холоду.
- Произошли изменения в ДНК. Где то порвалась связь.
- Вот и тебе бы искупаться в проруби. Сразу без подготовки,
разорвать бы цепочку холода в ДНК!
- И тогда точно тебе не будет никогда донимать холод.
- Ты его просто не будешь чувствовать.
- Да еще посидеть в сарае до посинения, да поболеть
с месячишко простудой, чтобы уже наверняка порвалась эта связь, - съехидничал я.
- Ну, что ж ты так, обиделся Петр, -но добавил .
- Для начала сходи к врачу и спроси у него совета, если,
конечно, появится желание.
Мы еще минут тридцать постояли.
Я совсем замерший, а Петр разгоряченный своим детским подвигом,
долго еще рассказывал разные истории, сочиненные им или кем то.
Наконец мы расстались.
-Везет же людям, - подумал я и поспешил домой к теплому дивану,
да к ворчливой жене, которую неизвестно за что любил.
Везет же людям: один в детстве упал с коня, теперь без страха,
где-то лазит по горам, другой, выбрался чудом из горящей бани.
Сейчас работает пожарником.
А что я?
Ни проваливался зимой в речку, ни падал с коня,
потому что в городе их не было, ни горел в бане,
потому что всегда мылся в ванной.
И страх от меня никуда не делся.
Нечем и некому было выгонять его.
Он всегда сидел и сидит тихо внутри меня,
как у всякого нормального мужика.
Особенно я чувствую его шевеление,
когда моя жена в гневе и входит в раж.
Он тихонько постукивает своей ручкой мне в грудь
и заставляет быстрее стучать моё сердце,
сушит мне постепенно горло своим волнующим ветром,
заставляет уклоняться от колючих слов, боясь разоблачения
моей тайны.
Но мне не хотелось, чтобы страх без моего разрешения командовал мной.
И не давал делать то, что я хочу.
Через несколько дней я пошел к врачу за подпоркой к здоровью.
Отсидел в очереди.
Вошел в кабинет.
Там, за столом, сидел мужик в белом халате с видом профессора.
Седая бородка, очки.
Жестом пригласил меня сесть.
Я после службы в армии очень редко заходил в такие кабинеты.
И то за справкой для ГАИ.
Да, по правде говоря, о врачах и я никогда не вспоминал.
Знал, что есть люди такой профессии. И живут они своей жизнью.
Им хорошо, да и мне не плохо.
- Ну с на что жалуемся?- Взглянул на меня всезнающий доктор.
Не успел я и произнести слова, как он, взглянув мне в глаза, продолжил.
- Что? Пришли за подпоркой для здоровья?
- Вижу, что мотор троит, воздухоочиститель забит, зажигание сбито!
- Простите, видимо я не туда зашел, - неуверенно произнес я.
- Здесь поликлиника?-переспросил я.
- Вы не ошиблись, уверил меня доктор-автомеханик.
- Здесь поликлиника. А я доктор.
- Вы что-то не теми терминами разговариваете?
- А другими будет не очень понятно, - и доктор рассмеялся.
Доктор неожиданно вдруг изменился в лице.
Встал со стула и несколько раз нервно прошелся
по кабинету, и снова сел.
Он посмотрел на меня внимательно, затем взгляд медленно
перевел на молоденькую медсестру, которая тихонько сидела
за столиком у стены и что то писала.
Доктор слегка кивнул ей головой, и она быстро
вышла из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.
Все это меня в секунду насторожило, и я
почувствовал внутри слабенький холодок нехорошего предчувствия.
Доктор несколько раз перелистал мою больничную карточку.
В ней было всего несколько листочков с записями.
И тихо произнес, - да..?
-Доктор, что то случилось? - Неуверенно и тихо спросил я.
Он, словно, очнувшись, посмотрел на меня и произнес.
- Столько времени прошло, но все никак не могу прийти в себя.
- Вот посмотрите,- и он достал из стола фотографию и протянул мне.
С фотографии смотрел молодой парень в военной форме.
Снимок был сделан где-то в горах.
-А вот еще фотографии,- и доктор положил их на стол.
Я взял их бережно и начал медленно смотреть одну за другой.
А доктор молча наблюдал за мной.
На фото я узнал Сашку.
Да, вот мы стоим вдвоем с ним, обнявшись.
На обратной стороне написано: 1988 год. Афганистан.
Нам было тогда по 19 лет.
В одном из боев Сашка был убит.
Трудно передать мое состояние после боя.
Слезы мужские, очень горькие…
Улетел Сашка на Родину на Чёрном тюльпане.
1989 году вместе с остатками Советских войск я
вернулся на Родину.
После демобилизации с трудом начал привыкать к
мирной жизни.
Все свои военные фотографии я сжег, выбросил всё,
что связывало меня с той войной.
Никто не знал ни жена, ни новые друзья, что я был в Афганистане,
кроме матери.
Вот только память не давала мне покоя. Но я ее задвигал
все дальше и дальше.
И мне это удалось. Я стал как все.
Перестал чувствовать горе других, ни их боль.
Но все, что случилось сегодня, это не стечение обстоятельств, а напоминание мне,
что я не так должен жить.
Я должен отдать дань памяти погибшим друзьям в той войне.
-Прости, отец,- всё, что я смог сказать.
Я вышел из поликлиники, шатаясь, словно после
трудного и тяжелого боя…
И не нужна мне теперь никакая подпорка для здоровья…
Я знал, что мне нужно делать и как жить дальше.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0180189 выдан для произведения:
Улетели мои года в работе да в заботах,
словно серые воробушки с голых ветвей черемухи.
И не успел я оглянуться, как уж сорок пять лет
за спиной оттанцевали, и выстроились кривой разноцветной дугой,
медленно уходящей за кулисы жизни.
Ни рассмотреть сейчас их уже не мог, ни сосчитать.
Одно мелькание перед глазами.
Так и дальше шагало бы время короткими шашками,
но уперлось оно в пошатнувшее мое здоровье.
Ни вперед шагнуть, ни назад. Ни свободно вздохнуть, ни выдохнуть.
А когда однажды я почувствовал, что
здоровье мое совсем ослабло, крепко
призадумался: чем же срочно укрепить его,
подпереть какой-то крепкой подпоркой,
чтобы ненароком не завалилось оно набок и
не придавило меня своей тяжестью.
Но так ничего и не пришло в голову.
После этих раздумий и сомнений, словно
по чьей-то воле или приказу,
на днях неожиданно встретил своего
старого приятеля.
Вышел из магазина, а он стоит на улице,
словно давно ждал меня там.
А на улице зима делала у всех на виду
свои холодные дела: бросала повсюду,
без разбора небесной лопатой,
свой белый снег.
Украдкой укрывала далекое тусклое солнце
пеленой серых облаков, да дышала
холодным воздухом в дома и в реку,
в поля и леса, делая их невероятно седыми
и холодными.
И от такой бесплатной огромной её работы,
всем вокруг становилось жутковато.
Люди надеялись, что вот-вот она устанет
и уползет обессиленная прочь с глаз.
Но этого приходилось ждать несколько месяцев.
Уставала не зима,а скорее всего
люди от холода, от надоедливого ветра,
от вечерней ранней темноты.
И так…
А мой приятель, увидев меня, обрадовался.
Стоим минут тридцать, разговариваем.
Меня уже начал холод потихоньку трясти своей прозрачной ледяной рукой.
А приятель стоит передо мной в летней кепке, да одет в осеннее серое пальтишко.
А ему холод нипочем.
У меня одно желание, поскорее отвязаться, да убежать в теплое место,
да прижаться посильнее к нему.
А он всё расспрашивает, да расспрашивает. Ведь мы давно не виделись, лет пять.
Всё заняты были своими ненужными заботами и делами.
Я его и спросил
-Петь, что ты в осеннем пальто по зиме разгуливаешь.
- Не холодно тебе в таком тоненьком?
- Я вот в теплой куртке на минус сорок и то уже замерз,
а ты, словно, в лете стоишь?
- Да мне не холодно. Я не чувствую холод.- И он заулыбался.
- Вот те раз, - удивился я, - раньше ты ничего об этом не говорил.
- Да и меня никто и не спрашивал. Встречались лишь летом.
- А я в последнее время плохо стал переносить холод, - пожаловался я.
- Мне бы в тепло.
- Видимо, стареешь, друг, - успокоил меня Петр.
- И надо найти тебе нужную подпорку для твоего здоровья, - добавил он.
-Вот те раз,-подумал я,- читает мысли что ли?
Феномен! Мороз ему нипочем, да и еще экстрасенс.
- Можешь, расскажешь секрет, чтобы холод был нипочем, - поинтересовался я.
- Да, здесь нет никакого секрета, - оживился Петр,
Он немного помолчал, как бы обдумывая с чего начать рассказ.
- Мне было лет пять, когда я в начале зимы бродил по льду на речке, любовался
красотами дна.
- Местами лед был еще тонким.
- Неожиданно синий ледок медленно прогнулся и с треском разломился,
и я оказался в холодной воде.
- Хорошо, что речка была не глубокая.
- Всего по грудь. Вода своим холодным объятием
обожгла меня не сразу, пока не намокла в воде одежда.
- Вот тогда- то холод обдал меня своим дыханием.
- Я долго выбирался из воды. А когда выбрался, быстро побежал домой.
- Чувствовал, как холодная смерть все сильнее
и сильнее сжимала меня.
- Но я еще этого не понимал.
- Но в дом не побежал, а спрятался в сарае.
- Боялся, что мама будет меня ругать.
- Сколько сидел я в сарае не помню, но там случайно она и нашла меня еще живого.
- Если бы мама не пошла за дровами – точно бы замерз.
- Конечно, после этого случая я приболел немного.
- С тех пор не чувствую холод. Видимо произошла стрессовая адаптация к холоду.
- Произошли изменения в ДНК. Где то порвалась связь.
- Вот и тебе бы искупаться в проруби. Сразу без подготовки,
разорвать бы цепочку холода в ДНК!
- И тогда точно тебе не будет никогда донимать холод.
- Ты его просто не будешь чувствовать.
- Да еще посидеть в сарае до посинения, да поболеть
с месячишко простудой, чтобы уже наверняка порвалась эта связь, - съехидничал я.
- Ну, что ж ты так, обиделся Петр, -но добавил .
- Для начала сходи к врачу и спроси у него совета, если,
конечно, появится желание.
Мы еще минут тридцать постояли.
Я совсем замерший, а Петр разгоряченный своим детским подвигом,
долго еще рассказывал разные истории, сочиненные им или кем то.
Наконец мы расстались.
-Везет же людям, - подумал я и поспешил домой к теплому дивану,
да к ворчливой жене, которую неизвестно за что любил.
Везет же людям: один в детстве упал с коня, теперь без страха,
где-то лазит по горам, другой, выбрался чудом из горящей бани.
Сейчас работает пожарником.
А что я?
Ни проваливался зимой в речку, ни падал с коня,
потому что в городе их не было, ни горел в бане,
потому что всегда мылся в ванной.
И страх от меня никуда не делся.
Нечем и некому было выгонять его.
Он всегда сидел и сидит тихо внутри меня,
как у всякого нормального мужика.
Особенно я чувствую его шевеление,
когда моя жена в гневе и входит в раж.
Он тихонько постукивает своей ручкой мне в грудь
и заставляет быстрее стучать моё сердце,
сушит мне постепенно горло своим волнующим ветром,
заставляет уклоняться от колючих слов, боясь разоблачения
моей тайны.
Но мне не хотелось, чтобы страх без моего разрешения командовал мной.
И не давал делать то, что я хочу.
Через несколько дней я пошел к врачу за подпоркой к здоровью.
Отсидел в очереди.
Вошел в кабинет.
Там, за столом, сидел мужик в белом халате с видом профессора.
Седая бородка, очки.
Жестом пригласил меня сесть.
Я после службы в армии очень редко заходил в такие кабинеты.
И то за справкой для ГАИ.
Да, по правде говоря, о врачах и я никогда не вспоминал.
Знал, что есть люди такой профессии. И живут они своей жизнью.
Им хорошо, да и мне не плохо.
- Ну с на что жалуемся?- Взглянул на меня всезнающий доктор.
Не успел я и произнести слова, как он, взглянув мне в глаза, продолжил.
- Что? Пришли за подпоркой для здоровья?
- Вижу, что мотор троит, воздухоочиститель забит, зажигание сбито!
- Простите, видимо я не туда зашел, - неуверенно произнес я.
- Здесь поликлиника?-переспросил я.
- Вы не ошиблись, уверил меня доктор-автомеханик.
- Здесь поликлиника. А я доктор.
- Вы что-то не теми терминами разговариваете?
- А другими будет не очень понятно, - и доктор рассмеялся.
Доктор неожиданно вдруг изменился в лице.
Встал со стула и несколько раз нервно прошелся
по кабинету, и снова сел.
Он посмотрел на меня внимательно, затем взгляд медленно
перевел на молоденькую медсестру, которая тихонько сидела
за столиком у стены и что то писала.
Доктор слегка кивнул ей головой, и она быстро
вышла из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.
Все это меня в секунду насторожило, и я
почувствовал внутри слабенький холодок нехорошего предчувствия.
Доктор несколько раз перелистал мою больничную карточку.
В ней было всего несколько листочков с записями.
И тихо произнес, - да..?
-Доктор, что то случилось? - Неуверенно и тихо спросил я.
Он, словно, очнувшись, посмотрел на меня и произнес.
- Столько времени прошло, но все никак не могу прийти в себя.
- Вот посмотрите,- и он достал из стола фотографию и протянул мне.
С фотографии смотрел молодой парень в военной форме.
Снимок был сделан где-то в горах.
-А вот еще фотографии,- и доктор положил их на стол.
Я взял их бережно и начал медленно смотреть одну за другой.
А доктор молча наблюдал за мной.
На фото я узнал Сашку.
Да, вот мы стоим вдвоем с ним, обнявшись.
На обратной стороне написано: 1988 год. Афганистан.
Нам было тогда по 19 лет.
В одном из боев Сашка был убит.
Трудно передать мое состояние после боя.
Слезы мужские, очень горькие…
Улетел Сашка на Родину на Чёрном тюльпане.
1989 году вместе с остатками Советских войск я
вернулся на Родину.
После демобилизации с трудом начал привыкать к
мирной жизни.
Все свои военные фотографии я сжег, выбросил всё,
что связывало меня с той войной.
Никто не знал ни жена, ни новые друзья, что я был в Афганистане,
кроме матери.
Вот только память не давала мне покоя. Но я ее задвигал
все дальше и дальше.
И мне это удалось. Я стал как все.
Перестал чувствовать горе других, ни их боль.
Но все, что случилось сегодня, это не стечение обстоятельств, а напоминание мне,
что я не так должен жить.
Я должен отдать дань памяти погибшим друзьям в той войне.
-Прости, отец,- всё, что я смог сказать.
Я вышел из поликлиники, шатаясь, словно после
трудного и тяжелого боя…
И не нужна мне теперь никакая подпорка для здоровья…
Я знал, что мне нужно делать и как жить дальше.
словно серые воробушки с голых ветвей черемухи.
И не успел я оглянуться, как уж сорок пять лет
за спиной оттанцевали, и выстроились кривой разноцветной дугой,
медленно уходящей за кулисы жизни.
Ни рассмотреть сейчас их уже не мог, ни сосчитать.
Одно мелькание перед глазами.
Так и дальше шагало бы время короткими шашками,
но уперлось оно в пошатнувшее мое здоровье.
Ни вперед шагнуть, ни назад. Ни свободно вздохнуть, ни выдохнуть.
А когда однажды я почувствовал, что
здоровье мое совсем ослабло, крепко
призадумался: чем же срочно укрепить его,
подпереть какой-то крепкой подпоркой,
чтобы ненароком не завалилось оно набок и
не придавило меня своей тяжестью.
Но так ничего и не пришло в голову.
После этих раздумий и сомнений, словно
по чьей-то воле или приказу,
на днях неожиданно встретил своего
старого приятеля.
Вышел из магазина, а он стоит на улице,
словно давно ждал меня там.
А на улице зима делала у всех на виду
свои холодные дела: бросала повсюду,
без разбора небесной лопатой,
свой белый снег.
Украдкой укрывала далекое тусклое солнце
пеленой серых облаков, да дышала
холодным воздухом в дома и в реку,
в поля и леса, делая их невероятно седыми
и холодными.
И от такой бесплатной огромной её работы,
всем вокруг становилось жутковато.
Люди надеялись, что вот-вот она устанет
и уползет обессиленная прочь с глаз.
Но этого приходилось ждать несколько месяцев.
Уставала не зима,а скорее всего
люди от холода, от надоедливого ветра,
от вечерней ранней темноты.
И так…
А мой приятель, увидев меня, обрадовался.
Стоим минут тридцать, разговариваем.
Меня уже начал холод потихоньку трясти своей прозрачной ледяной рукой.
А приятель стоит передо мной в летней кепке, да одет в осеннее серое пальтишко.
А ему холод нипочем.
У меня одно желание, поскорее отвязаться, да убежать в теплое место,
да прижаться посильнее к нему.
А он всё расспрашивает, да расспрашивает. Ведь мы давно не виделись, лет пять.
Всё заняты были своими ненужными заботами и делами.
Я его и спросил
-Петь, что ты в осеннем пальто по зиме разгуливаешь.
- Не холодно тебе в таком тоненьком?
- Я вот в теплой куртке на минус сорок и то уже замерз,
а ты, словно, в лете стоишь?
- Да мне не холодно. Я не чувствую холод.- И он заулыбался.
- Вот те раз, - удивился я, - раньше ты ничего об этом не говорил.
- Да и меня никто и не спрашивал. Встречались лишь летом.
- А я в последнее время плохо стал переносить холод, - пожаловался я.
- Мне бы в тепло.
- Видимо, стареешь, друг, - успокоил меня Петр.
- И надо найти тебе нужную подпорку для твоего здоровья, - добавил он.
-Вот те раз,-подумал я,- читает мысли что ли?
Феномен! Мороз ему нипочем, да и еще экстрасенс.
- Можешь, расскажешь секрет, чтобы холод был нипочем, - поинтересовался я.
- Да, здесь нет никакого секрета, - оживился Петр,
Он немного помолчал, как бы обдумывая с чего начать рассказ.
- Мне было лет пять, когда я в начале зимы бродил по льду на речке, любовался
красотами дна.
- Местами лед был еще тонким.
- Неожиданно синий ледок медленно прогнулся и с треском разломился,
и я оказался в холодной воде.
- Хорошо, что речка была не глубокая.
- Всего по грудь. Вода своим холодным объятием
обожгла меня не сразу, пока не намокла в воде одежда.
- Вот тогда- то холод обдал меня своим дыханием.
- Я долго выбирался из воды. А когда выбрался, быстро побежал домой.
- Чувствовал, как холодная смерть все сильнее
и сильнее сжимала меня.
- Но я еще этого не понимал.
- Но в дом не побежал, а спрятался в сарае.
- Боялся, что мама будет меня ругать.
- Сколько сидел я в сарае не помню, но там случайно она и нашла меня еще живого.
- Если бы мама не пошла за дровами – точно бы замерз.
- Конечно, после этого случая я приболел немного.
- С тех пор не чувствую холод. Видимо произошла стрессовая адаптация к холоду.
- Произошли изменения в ДНК. Где то порвалась связь.
- Вот и тебе бы искупаться в проруби. Сразу без подготовки,
разорвать бы цепочку холода в ДНК!
- И тогда точно тебе не будет никогда донимать холод.
- Ты его просто не будешь чувствовать.
- Да еще посидеть в сарае до посинения, да поболеть
с месячишко простудой, чтобы уже наверняка порвалась эта связь, - съехидничал я.
- Ну, что ж ты так, обиделся Петр, -но добавил .
- Для начала сходи к врачу и спроси у него совета, если,
конечно, появится желание.
Мы еще минут тридцать постояли.
Я совсем замерший, а Петр разгоряченный своим детским подвигом,
долго еще рассказывал разные истории, сочиненные им или кем то.
Наконец мы расстались.
-Везет же людям, - подумал я и поспешил домой к теплому дивану,
да к ворчливой жене, которую неизвестно за что любил.
Везет же людям: один в детстве упал с коня, теперь без страха,
где-то лазит по горам, другой, выбрался чудом из горящей бани.
Сейчас работает пожарником.
А что я?
Ни проваливался зимой в речку, ни падал с коня,
потому что в городе их не было, ни горел в бане,
потому что всегда мылся в ванной.
И страх от меня никуда не делся.
Нечем и некому было выгонять его.
Он всегда сидел и сидит тихо внутри меня,
как у всякого нормального мужика.
Особенно я чувствую его шевеление,
когда моя жена в гневе и входит в раж.
Он тихонько постукивает своей ручкой мне в грудь
и заставляет быстрее стучать моё сердце,
сушит мне постепенно горло своим волнующим ветром,
заставляет уклоняться от колючих слов, боясь разоблачения
моей тайны.
Но мне не хотелось, чтобы страх без моего разрешения командовал мной.
И не давал делать то, что я хочу.
Через несколько дней я пошел к врачу за подпоркой к здоровью.
Отсидел в очереди.
Вошел в кабинет.
Там, за столом, сидел мужик в белом халате с видом профессора.
Седая бородка, очки.
Жестом пригласил меня сесть.
Я после службы в армии очень редко заходил в такие кабинеты.
И то за справкой для ГАИ.
Да, по правде говоря, о врачах и я никогда не вспоминал.
Знал, что есть люди такой профессии. И живут они своей жизнью.
Им хорошо, да и мне не плохо.
- Ну с на что жалуемся?- Взглянул на меня всезнающий доктор.
Не успел я и произнести слова, как он, взглянув мне в глаза, продолжил.
- Что? Пришли за подпоркой для здоровья?
- Вижу, что мотор троит, воздухоочиститель забит, зажигание сбито!
- Простите, видимо я не туда зашел, - неуверенно произнес я.
- Здесь поликлиника?-переспросил я.
- Вы не ошиблись, уверил меня доктор-автомеханик.
- Здесь поликлиника. А я доктор.
- Вы что-то не теми терминами разговариваете?
- А другими будет не очень понятно, - и доктор рассмеялся.
Доктор неожиданно вдруг изменился в лице.
Встал со стула и несколько раз нервно прошелся
по кабинету, и снова сел.
Он посмотрел на меня внимательно, затем взгляд медленно
перевел на молоденькую медсестру, которая тихонько сидела
за столиком у стены и что то писала.
Доктор слегка кивнул ей головой, и она быстро
вышла из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.
Все это меня в секунду насторожило, и я
почувствовал внутри слабенький холодок нехорошего предчувствия.
Доктор несколько раз перелистал мою больничную карточку.
В ней было всего несколько листочков с записями.
И тихо произнес, - да..?
-Доктор, что то случилось? - Неуверенно и тихо спросил я.
Он, словно, очнувшись, посмотрел на меня и произнес.
- Столько времени прошло, но все никак не могу прийти в себя.
- Вот посмотрите,- и он достал из стола фотографию и протянул мне.
С фотографии смотрел молодой парень в военной форме.
Снимок был сделан где-то в горах.
-А вот еще фотографии,- и доктор положил их на стол.
Я взял их бережно и начал медленно смотреть одну за другой.
А доктор молча наблюдал за мной.
На фото я узнал Сашку.
Да, вот мы стоим вдвоем с ним, обнявшись.
На обратной стороне написано: 1988 год. Афганистан.
Нам было тогда по 19 лет.
В одном из боев Сашка был убит.
Трудно передать мое состояние после боя.
Слезы мужские, очень горькие…
Улетел Сашка на Родину на Чёрном тюльпане.
1989 году вместе с остатками Советских войск я
вернулся на Родину.
После демобилизации с трудом начал привыкать к
мирной жизни.
Все свои военные фотографии я сжег, выбросил всё,
что связывало меня с той войной.
Никто не знал ни жена, ни новые друзья, что я был в Афганистане,
кроме матери.
Вот только память не давала мне покоя. Но я ее задвигал
все дальше и дальше.
И мне это удалось. Я стал как все.
Перестал чувствовать горе других, ни их боль.
Но все, что случилось сегодня, это не стечение обстоятельств, а напоминание мне,
что я не так должен жить.
Я должен отдать дань памяти погибшим друзьям в той войне.
-Прости, отец,- всё, что я смог сказать.
Я вышел из поликлиники, шатаясь, словно после
трудного и тяжелого боя…
И не нужна мне теперь никакая подпорка для здоровья…
Я знал, что мне нужно делать и как жить дальше.
Рейтинг: 0
708 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения