Снятие с воинского учёта отмечали в уютном зале московского Военкомата. Награды военным в отставке вручали торжественно.
Громко прозвучали звание, Фамилия и имя моего отца. Получив награду, он повернулся лицом к залу, чтобы занять своё место в кресле, но вдруг его остановил до боли знакомый голос из далёкого неприятного прошлого.
– Василий Тимофеевич! Ты ли это, дружище? –
Из зала навстречу отцу быстро двигалась располневшая фигура «доброго дяди» Бори из Сахалина. Того самого, оставившего нас без ленинградской жилплощади, но без зазрения совести, жившего в нашей сахалинской квартире с нашими, нажитыми моими родителями, вещами.
Этот, «добряк» сумел устроиться в столице и через много, давно ушедших лет, снова появиться на пути моего образованного, воспитанного, интеллигентного от природы, отца.
– Василий Тимофеевич! –
Борис протянул отцу руки для пожатия, которые застыли в воздухе перед побледневшим, сжавшимся, как пружина, отцом.
Отец не умел ругаться, кричать. У него была железная военная выдержка.
И вдруг он, неожиданно для себя, смачно со всей силой, которой смог обладать в этот момент, плюнул в ладони этого мерзкого «доброго дяди».
Наступила тишина. Пауза длилась удивительно тягостно. Борис убежал из зала.
Отец пришёл домой бледный, нервный. Положив на стол свои награды, он тяжело опустился на диван, не раздеваясь, и долго молчал.
Мама ждала, когда он заговорит, и вопросительно смотрела, ничего не понимая.
– Анечка, что я сделал! Что я натворил! –
Я же плюнул человеку в протянутые руки! –
В руки сахалинскому Борису.
– Мама сразу всё поняла, ведь такое не забывается,
даже, если очень захочешь.
– Человеку? Разве это человек?
– Жалко, что меня там не было, – тихо произнесла она. – Я бы плюнула в его бесстыжие глаза и не дала бы их вытереть. Тьфу!
Помочь сайту
Поздравления
