Корчажиха


У бабки  Ели поперёк лба осталась память о муже - шрам.  Бил, чем придётся, чаще вожжами. «Чтоб ему там вечно гореть!» - говорила она. Даже мёртвого не прощала. А пошла за него «убёгом» - против воли родителей. Ей семнадцать было, а Мишка служил у старшей сестры в батраках. Убежали, жили на стороне, кинулись родителям в ноги, обвенчались.

В тридцать пятом уехали с Алтая в Среднюю Азию, бежали от колхозов. Там, мой дед заразился тифом и умер. «Тятя, тятя! –  Нюрка плача бежала за телегой с гробом –  обидно было, что не взяли прокатиться до кладбища.

В тридцать девять бабка осталась вдовой с двумя детьми – тринадцатилетним Ванюшкой и шестилетней Нюрочкой. Девчонка была порченная. В два года у неё за ухом появился нарост. "Надо долбить кость",- сказали врачи. В результате был повреждён лицевой нерв, и Нюрка окривела: правая сторона  личика стала маскообразной, рот сдвинулся влево, а правый глазик, хоть и прикрывался веком, но плохо.

Родня из Сибири позвала Елю к себе: «Едь, Корчажиха, кусок тебе и деткам найдётся!» Дед был мастером по корчагам,  его прозвали  в алтайской дерневне Локти Корчажником, ну, а жену, естественно, Корчажихой.

В поезде из Средней Азии в Сибирь к Ельке привязалась молдаванка: Давай погадаю, что было-что будет, скажу!» Что было бабке  опостылело итак, а вот что будет узнать охота стало.

-Жизнь весёлая у тебя будет, выпивать полюбишь, много мужчин вижу, но взамуж никто не возьмёт. Мальчонку потеряешь – не щас, в парнях. С девкой поласковей будь – с ней жить, у неё помирать будешь. Помрёшь, вижу, в большой  церковный праздник. На Паску, думаю.

Поезд отстукивал километры. Ванька с Нюркой  посапывали, а у моей бабки  зрел страх перед Пасхой. Каждый год в страстную неделю она ходила по земле, как в последний раз, узелок со «смертным» был заготовлен  сразу же по приезде в Сибирь. На последние деньги купила тапки, кофту, юбку, платок. Плача, просила сестру Агафью: «Сестрица, вы уж с Мосеем деток моих не бросайте, в приют-то не сдавайте!» Муж Агафьи Моисей цикал: « На тебе, кобылка, ещё пахать да пахать, а ты помирать собралася. Полвека ишшо пробздишь».
Как в воду глядел – умерла через сорок пять лет, на восемьдесят пятом году, 26 декабря. Но всю жизнь, перед Пасхой, её охватывал предсмертный ужас.
Иван в сорок втором погиб под Ленинградом. У  Анны в пятьдесят шестом появилась незаконнорожденная девочка – я.

© Copyright: Галина Золотаина, 2015

Регистрационный номер №0287255

от 9 мая 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0287255 выдан для произведения:
У бабки  Ели поперёк лба осталась память о муже - шрам.  Бил, чем придётся, чаще вожжами. «Чтоб ему там вечно гореть!» - говорила она. Даже мёртвого не прощала. А пошла за него «убёгом» - против воли родителей. Ей семнадцать было, а Мишка служил у старшей сестры в батраках. Убежали, жили на стороне, кинулись родителям в ноги, обвенчались.

В тридцать пятом уехали с Алтая в Среднюю Азию, бежали от колхозов. Там, мой дед заразился тифом и умер. «Тятя, тятя! –  Нюрка плача бежала за телегой с гробом –  обидно было, что не взяли прокатиться до кладбища.

В тридцать девять бабка осталась вдовой с двумя детьми – тринадцатилетним Ванюшкой и шестилетней Нюрочкой. Девчонка была порченная. В два года у неё за ухом появился нарост. "Надо долбить кость",- сказали врачи. В результате был повреждён лицевой нерв, и Нюрка окривела: правая сторона  личика стала маскообразной, рот сдвинулся влево, а правый глазик, хоть и прикрывался веком, но плохо.

Родня из Сибири позвала Елю к себе: «Едь, Корчажиха, кусок тебе и деткам найдётся!» Дед был мастером по корчагам,  его прозвали  в алтайской дерневне Локти Корчажником, ну, а жену, естественно, Корчажихой.

В поезде из Средней Азии в Сибирь к Ельке привязалась молдаванка: Давай погадаю, что было-что будет, скажу!» Что было бабке  опостылело итак, а вот что будет узнать охота стало.

-Жизнь весёлая у тебя будет, выпивать полюбишь, много мужчин вижу, но взамуж никто не возьмёт. Мальчонку потеряешь – не щас, в парнях. С девкой поласковей будь – с ней жить, у неё помирать будешь. Помрёшь, вижу, в большой  церковный праздник. На Паску, думаю.

Поезд отстукивал километры. Ванька с Нюркой  посапывали, а у моей бабки  зрел страх перед Пасхой. Каждый год в страстную неделю она ходила по земле, как в последний раз, узелок со «смертным» был заготовлен  сразу же по приезде в Сибирь. На последние деньги купила тапки, кофту, юбку, платок. Плача, просила сестру Агафью: «Сестрица, вы уж с Мосеем деток моих не бросайте, в приют-то не сдавайте!» Муж Агафьи Моисей цикал: « На тебе, кобылка, ещё пахать да пахать, а ты помирать собралася. Полвека ишшо пробздишь».
Как в воду глядел – умерла через сорок пять лет, на восемьдесят пятом году, 26 декабря. Но всю жизнь, перед Пасхой, её охватывал предсмертный ужас.
Иван в сорок втором погиб под Ленинградом. У  Анны в пятьдесят шестом появилась незаконнорожденная девочка – я.
 
Рейтинг: +2 293 просмотра
Комментарии (4)
Ваня # 9 мая 2015 в 06:57 0
lubov5
Галина Золотаина # 9 мая 2015 в 09:09 0
scratch
♕Ибрагимыч♕ # 9 мая 2015 в 12:53 0
Озадачил? Он смайликами общается))))) Дело в том, что у Вани слово на вес золота! Весь свой золотой запас тратит на написание стишков, а для комментариев ему в помощь - смайло-колобки.
♕Ибрагимыч♕ # 9 мая 2015 в 12:59 0
Я раньше портняжничал, шил брюки, куртки, кепки из джинса. Как-то раз сидел за машинкой, строчил. Желание было запредельное! Мать зашла, запричитала: "Нельзя же шить на Пасху!". А я в недоумении: "Чё будет-то?". Мать: "Охоту отобьёт!".

Не шью с тех пор. Хрен его знает, может совпадение, а может надоело просто шитьём заниматься.