У писателя Васьки Писакина случился финансовый катаклизм. Ни с того, ни с сего на него свалилась, а по большому счёту даже и не свалилась, а рухнула вполне весомая денежная сумма. Такая весомая, что будь она в рублёвых кругляшках, то её бы и впятером не упереть. Таинственная денежная энергия, которую Васька время от времени щекотал, а иногда и покалывал острым словцом, сгустилась, напряглась и шарахнула в него уведомлением о зачислении. А так как Васька с детства сторонился товарно-денежного лексикона – всех этих депозитов, дивидендов и, прости господи, жировок, то и решил он обнулить зачисление, переведя всю сумму в чемоданчик с замочком.
А как решил – так и сделал. Принёс чемоданчик домой, положил его на стол, открыл и стал думать, что ему со всей этой прорвой делать. Потому как не думать тут можно, когда ты какой-нибудь предприниматель или аферист. Тут, как говорится, тебе и пачки в руки. Тут тебе и удои с оборотами, и перепои с обормотами… Ну, и прочие радости жизни лёгкого поведения…
Васька же к числу таких счастливчиков не принадлежал, находя шумно навязываемый вектор «правильных» удовольствий изрядно потасканным, а оттого кривым и весьма отупевшим. А здраво полагая, что потасканное и тупое до счастье не доведёт, он и стал думать о правильном вложении свалившихся на него средств.
Однако фантазия в этот раз к нему на помощь не поспешала. Сидела в сторонке, косила глазом в осенние тучки, да лузгала семечки. Всем своим поведением показывая, что плевать ей чёрной никчёмной шелухой на Васькины затруднения. Увидев такое к себе отношение, Писакин сварил кофе, взбодрил его ароматной струйкой коньячка и стал набрасывать варианты.
Можно было, к примеру, затариться контейнером замечательных карандашей «кохинор», что ласково скользят по бумаги, оставляя на ней такой след, что любо-дорого. А вокруг того контейнера выстроить дом, в нём поселиться и каждое утро, высунув язык, оттачивать новый карандашик для, обмозгованной за ночь, писанины. Подумав о доме, Васька глотнул кофейку и поморщился, потому как в свежем доме, как правило, заводятся все эти статуэтки, канделябры и вазы с икебанами, а вслед за ними и новые друзья. А на кой чёрт ему, Ваське, новые друзья, когда он и со старыми-то разобраться не может.
Поставив на доме крест, Васька отпил ещё пару глотков и стал анализировать следующий вариант. А ну как взять, да и заделаться маниакальным туристом с увесистым камнем на шее в виде солидного фотоаппарата. Толкаться с такими же одержимыми на всяко разных площадях и брусчатках и, разинув рот, обозревать лучшие потуги человечества. Однако и эта перспектива Писакина особо не пленила, так как в открытый рот завсегда может и какая навозная муха залететь. Притом само восхищённое открывание рта требовало постоянных перемещений, суеты и таскания с собой вороха барахла. А от эдакой кочевой жизни грифель даже такого карандашика, как «кохинор» запросто мог окаменеть при полной своей невостребованности. Так что возможность заделаться гражданином мира, раз в месяц меняющим стёртые башмаки, Ваську так же не воодушевила.
Третий объект вложения инвестиций, в конце концов, так же оказался несостоятельным, хоть и был наиболее близок для Писакина, как для сочинителя. Возможность завалить полстраны своими бессмертными произведениями в глянцевых обложках показалась ему поначалу крайне заманчивой и даже полезной. Однако, глотнув кофейку, он посмотрел на это несколько с другой стороны и ясно увидел, что пренебрежение к закону меры обязательно приведёт к нехорошим последствиям. Последствия эти сразу же запрыгали перед глазами, нарисовав интерьер отхожего места деревянной Руси, украшенный его глянцевым фолиантом. Реалистичная картина возможных событий оптимизма не прибавила, и Васька решил остановиться в своих поисках до более светлых мыслей.
Он допил кофе и, тяжело вздохнув, упаковал расфасованные деньги по пакетам, оставив пару пачек на житьё-бытьё и на помощь смешной девчонке лет четырёх, что жизнерадостно щебетала в телевизоре, несмотря на свой тяжкий недуг. После чего он мучительно долго рассовывал пакеты по укромным щелям, настойчиво заставляя себя твёрдо запоминать места их захоронений, потому как прецеденты забывчивости нахождения «кладов» в квартире с ним случались далеко не единожды.
А закончив с утомительной работой, Васька отёр со лба пот, облегчённо вздохнул и… тихонько захихикал. Услышав это хихиканье, равнодушная до его денежных метаний, фантазия повернула к нему голову, отряхнула от плевел цветастый фартук и хитрО подмигнула.
Васька сел за стол, взял острый карандашик «кохинор» и, хмыкая от озорных мыслей, начал писать – «Новая эра на чудесной планете Глория началась с того самого дня, когда её Великий Правитель безнадёжно забыл, куда он припрятал все свои денежки…»
[Скрыть]Регистрационный номер 0362691 выдан для произведения:
У писателя Васьки Писакина случился финансовый катаклизм. Ни с того, ни с сего на него свалилась, а по большому счёту даже и не свалилась, а рухнула вполне весомая денежная сумма. Такая весомая, что будь она в рублёвых кругляшках, то её бы и впятером не упереть. Таинственная денежная энергия, которую Васька время от времени щекотал, а иногда и покалывал острым словцом, сгустилась, напряглась и шарахнула в него уведомлением о зачислении. А так как Васька с детства сторонился товарно-денежного лексикона – всех этих депозитов, дивидендов и, прости господи, жировок, то и решил он обнулить зачисление, переведя всю сумму в чемоданчик с замочком.
А как решил – так и сделал. Принёс чемоданчик домой, положил его на стол, открыл и стал думать, что ему со всей этой прорвой делать. Потому как не думать тут можно, когда ты какой-нибудь предприниматель или аферист. Тут, как говорится, тебе и пачки в руки. Тут тебе и удои с оборотами, и перепои с обормотами… Ну, и прочие радости жизни лёгкого поведения…
Васька же к числу таких счастливчиков не принадлежал, находя шумно навязываемый вектор «правильных» удовольствий изрядно потасканным, а оттого кривым и весьма отупевшим. А здраво полагая, что потасканное и тупое до счастье не доведёт, он и стал думать о правильном вложении свалившихся на него средств.
Однако фантазия в этот раз к нему на помощь не поспешала. Сидела в сторонке, косила глазом в осенние тучки, да лузгала семечки. Всем своим поведением показывая, что плевать ей чёрной никчёмной шелухой на Васькины затруднения. Увидев такое к себе отношение, Писакин сварил кофе, взбодрил его ароматной струйкой коньячка и стал набрасывать варианты.
Можно было, к примеру, затариться контейнером замечательных карандашей «кохинор», что ласково скользят по бумаги, оставляя на ней такой след, что любо-дорого. А вокруг того контейнера выстроить дом, в нём поселиться и каждое утро, высунув язык, оттачивать новый карандашик для, обмозгованной за ночь, писанины. Подумав о доме, Васька глотнул кофейку и поморщился, потому как в свежем доме, как правило, заводятся все эти статуэтки, канделябры и вазы с икебанами, а вслед за ними и новые друзья. А на кой чёрт ему, Ваське, новые друзья, когда он и со старыми-то разобраться не может.
Поставив на доме крест, Васька отпил ещё пару глотков и стал анализировать следующий вариант. А ну как взять, да и заделаться маниакальным туристом с увесистым камнем на шее в виде солидного фотоаппарата. Толкаться с такими же одержимыми на всяко разных площадях и брусчатках и, разинув рот, обозревать лучшие потуги человечества. Однако и эта перспектива Писакина особо не пленила, так как в открытый рот завсегда может и какая навозная муха залететь. Притом само восхищённое открывание рта требовало постоянных перемещений, суеты и таскания с собой вороха барахла. А от эдакой кочевой жизни грифель даже такого карандашика, как «кохинор» запросто мог окаменеть при полной своей невостребованности. Так что возможность заделаться гражданином мира, раз в месяц меняющим стёртые башмаки, Ваську так же не воодушевила.
Третий объект вложения инвестиций, в конце концов, так же оказался несостоятельным, хоть и был наиболее близок для Писакина, как для сочинителя. Возможность завалить полстраны своими бессмертными произведениями в глянцевых обложках показалась ему поначалу крайне заманчивой и даже полезной. Однако, глотнув кофейку, он посмотрел на это несколько с другой стороны и ясно увидел, что пренебрежение к закону меры обязательно приведёт к нехорошим последствиям. Последствия эти сразу же запрыгали перед глазами, нарисовав интерьер отхожего места деревянной Руси, украшенный его глянцевым фолиантом. Реалистичная картина возможных событий оптимизма не прибавила, и Васька решил остановиться в своих поисках до более светлых мыслей.
Он допил кофе и, тяжело вздохнув, упаковал расфасованные деньги по пакетам, оставив пару пачек на житьё-бытьё и на помощь смешной девчонке лет четырёх, что жизнерадостно щебетала в телевизоре, несмотря на свой тяжкий недуг. После чего он мучительно долго рассовывал пакеты по укромным щелям, настойчиво заставляя себя твёрдо запоминать места их захоронений, потому как прецеденты забывчивости нахождения «кладов» в квартире с ним случались далеко не единожды.
А закончив с утомительной работой, Васька отёр со лба пот, облегчённо вздохнул и… тихонько захихикал. Услышав это хихиканье, равнодушная до его денежных метаний, фантазия повернула к нему голову, отряхнула от плевел цветастый фартук и хитрО подмигнула.
Васька сел за стол, взял острый карандашик «кохинор» и, хмыкая от озорных мыслей, начал писать – «Новая эра на чудесной планете Глория началась с того самого дня, когда её Великий Правитель безнадёжно забыл, куда он припрятал все свои денежки…»