"Если когда-нибудь, гоняясь за счастьем, вы найдете его, вы, подобно старухе, искавшей свои очки, обнаружите, что счастье было все время у вас на носу”. Джордж Бернард Шоу. Мне от роду было всего шесть лет, когда в один из февральских дней, продав в деревне родительский дом, моя мама собралась в неведомый ей край, куда пару лет назад переехали ее родные - брат, сестра и мать. Зима выдалась холодная, и снега выпало немало. Хорошенько укутавшись в большие теплые тулупы с капюшонами, мы сели в сани, и гнедая лошадка бодро и весело покатила нас по наезженной колее. Вокруг простиралась равнина, покрытая огромной белоснежной скатертью, искрящейся от ярких солнечных лучей... Не успев замерзнуть, мы подкатили к железнодорожной станции и, войдя внутрь, стали ожидать прибытия поезда. Вскоре он прибыл. В поезде я была впервые в своей жизни, поэтому с интересом стала наблюдать за незнакомыми людьми. Одни сидели, другие лежали на полках, третьи сновали туда-сюда с чемоданами, сумками, корзинами, а проводник разносил всем желающим чай в стаканах с узорными металлическими подстаканниками, которые мне казались сказочно красивыми. Интерес к постоянной смене картин быта нашего вагона постепенно сошел на нет, я пересела к окну, и завороженно стала глядеть на стремительно пролетавшие мимо поля, луга, деревья, домики, речки и мосты, покрытые снегом. Наступил вечер. За окном стемнело, и в вагоне загорелся свет. Круглые, плоские плафоны матового цвета, освещавшие вагон, не похожие на обычные лампочки в деревенских хатах, мне очень понравились. Лежа на второй полке, стараясь не мигать, я смотрела на них, чтобы проверить, заболят ли глаза. Как ни странно, глаза не болели... Через некоторое время сон сморил меня, а утром, наскоро позавтракав, мы вышли на ближайшей станции, чтобы пересесть на другой поезд и ехать дальше... Наконец, мы приехали. Выйдя из вагона, перешагивая через рельсы, направились к вокзалу. Неожиданно раздался оглушительный и долгий, похожий на дикий и страшный вой, гудок паровоза. Испугавшись, я в ужасе закрыла уши, а по щекам непроизвольно покатились слезы. Снег большими мокрыми хлопьями падал на лицо и тут же таял, перемешиваясь со слезами. Поставив рядом с собой чемодан, мама остановилась, обняла меня, прижала к себе и, вытирая слезы, сказала: - Это паровоз, не бойся, дочка! Ну, успокойся же! Но я никак не могла успокоиться, и продолжала плакать. Необъяснимое ощущение тревоги нахлынуло на меня. Мне казалось, что все пропало, что закончилось детство, а впереди - новая, неизвестная, непонятная, а потому страшная жизнь... О чем тогда думала совсем еще молодая моя мама в свои неполные тридцать лет, не знаю. Ей было всего двадцать четыре, когда началась война, отец ушел на фронт, а она, оставшись без помощи и поддержки, с грудным ребенком на руках, не выдержав попреков свекрови, вынуждена была весной сорок второго года из Харькова пешком пробираться в Покровку под Курском. Сколько пережила моя мама, когда немцы чуть не разлучили ее со мной, включив в списки отправляемых "на работу" в Германию? Как пережила предательство, когда после всех пережитых ужасов и страха за себя, за маленькую дочь, за мужа, воевавшего на фронте, он, вернувшись с войны целым и невредимым, забыл о жене и ребенке, «закрутил» любовь с соседской девчонкой? Уверена: мама, как и многие женщины, оставшиеся после войны без мужей, верила и надеялась - дальнейшая ее жизнь с дочерью сложится удачно и счастливо. Невыносимо тяжелыми были те послевоенные годы. Голод, холод, разруха, тяжелый труд...Но с каждым годом жизнь действительно становилась лучше. Прошло пятнадцать лет. Успешно был сдан последний вступительный экзамен, осталось подождать недельку, чтобы узнать результат – прошла ли по конкурсу. - Знаешь, что я придумала? - неожиданно предложила мама, - давай махнем ко мне на Родину! В Покровке, правда, никого из родных в живых не осталось, а вот в Старом Лещине мои двоюродные сестры живут и две родные сестры твоей бабушки. У меня радостно заколотилось сердце. - Ура! Конечно, махнем! Какое счастье! Это моя мечта! Я давно мечтала побывать на твоей Родине, мамочка, где прошло мое детство! Ведь это и моя Родина, правда? - Правда, правда, - улыбаясь, ответила мама, - идем покупать билеты. И вот мы в вагоне поезда. «Та-та-та», «та-та-та», «та-та-та» - весело отбивают километры по рельсам колеса, увозя нас всё дальше и дальше от дома. За окном мелькают быстро сменяющие друг друга пейзажи - живые картинки, от которых невозможно оторвать взгляд. Так и просидела я у вагонного окна,ничего и никого вокруг не замечая, пока не стемнело. А на следующий день мы были уже в Курске. Еще несколько часов тряски в автобусе, и вот она – родная земля! Бескрайняя степь расстилалась перед нами. Море полевых цветов переливалось разными красками и оттенками: синий шалфей на фоне серебристого ковыля, островки белой ромашки, синих и лазоревых васильков и клевера с ярко-розовыми и белыми шапками, и много-много еще разных цветов, названия которых я не знала, поразили меня настолько, что я остановилась, как вкопанная. Какой восторг! Глядя в бездонное голубое небо, покрытое белыми пушистыми облаками, раскинув в стороны руки, я стала кружиться, пока не упала на мягкий цветной ковер, с наслаждением вдыхая ароматы травы и цветов. Непередаваемое ощущение счастья и покоя переполняло мою душу. Хотелось долго-долго лежать на этой теплой земле, никуда не стремясь, ни о чем не думая... - Что, нравится? - спросила мама, протянув мне обе руки, давая тем самым понять, что нужно идти дальше. - Да! Очень! - ответила я, нехотя поднимаясь с земли. - Пойдем, пойдем. Как же давно я не была в этих местах! Сразу и не соображу, в какую сторону идти-то, - сказала мама, оглядывая окрестности. Поблизости не было видно каких-либо признаков жилья. Только степь вокруг и – ни души. Надежда встретить кого-нибудь, кто показал бы нам дорогу к деревне, таяла с каждой минутой. Неожиданно впереди на небольшом пригорке появился, будто спустившись с неба, мужичок. Невысокого роста, не по – летнему одетый в теплую стеганую фуфайку, в зимней шапке, у которой комично торчало ухо без тесемки, всем своим видом он был похож на персонаж из детской сказки. Мы подождали, пока он подойдет поближе. - Здравствуйте. Далеко ли до Старого Лещина? – спросила мама. - Да нет, это рядом, - приветливо ответил мужичок, - через пригорок с версту будет, не боле того. И так же внезапно, как появился, мужичок исчез, а мы двинулись в путь в указанном направлении. Очень скоро показались белые хатки, издалека казавшиеся совсем маленькими. Когда приблизились к околице, увидели бежавшую навстречу женщину с распростертыми руками. Она оказалась маминой двоюродной сестрой по имени Мария, тетя Маня. Подбежав к нам, смеясь и плача одновременно, она по очереди стала обнимать нас, целовать и приговаривать: - Родные мои, какая радость! Как же хорошо, что вы приехали! Вот счастье-то! Ну, пойдемте. Я вот с мамой живу. Ванька- то, сын, сейчас в армии служит, годок ему остался, скоро уж приедет, - не умолкая, радостно тараторила она. - Ну вот мы и пришли. У калитки стояла ее мать – родная сестра моей бабушки Степанида - Стеня, как кратко называла её бабушка. У Степаниды не было одной руки. Много лет назад она ее потеряла из-за гангрены. Бабушка Стеня оказалась на редкость общительным человеком. С явным удовольствием она отвечала на мои расспросы и до поздней ночи рассказывала мне о своей молодости, о муже - уряднике, о моей бабушке, как ее молодую, шестнадцатилетнюю красавицу родители выдали замуж в другую деревню за нелюбимого человека. - Любил Митрофан ее без памяти, а ревнивый был – страсть, ругался , скандалил! Частенько, схватив в охапку детишек, уходила Анюта от него, возвращалась домой, к отцу с матерью. А он - приедет за ней на бричке, зайдет в избу, встанет на колени, плачет-рыдает, умоляет простить его. Что делать? Дрогнет Анютино сердце, да и детей жалко, их ведь четверо у нее было, соберет детей в охапку и назад к нему возвращается. А когда твоей матери было три годочка, помер он. В гражданскую войну в окопах простудился-то, вернулся домой больным, чехотку что ль заработал, а дома через месяц и помер. Осталась сестренка моя с детьми одна. Молодая еще была, неполных тридцати годков, да и красавица, и работящая. Многие мужики к ней сватались. Только она всем отказывала, говорила: - Мужа себе я найду, а отца детям – навряд! Так и осталась одна. Ладно, давай спать ложиться, ты-то с дороги, небось, устала. На следующий день из Солнцева приехала младшая сестра моей бабушки Ефросинья - сухонькая, невысокого роста, необыкновенно живая старушка. Сидя за столом, разговорились о том, о сем. Я намекнула, что хотела бы побывать в лесу, посмотреть, какой он. - Кодры в Молдавии видела. А вот ваш лес, моя бабушка говорила, на кодры совсем не похож, он - сказочный, поэтому я теперь мечтаю его увидеть! - Да что наш лес, он молодой совсем еще, чего там смотреть? - удивилась она. - Ну, пожалуйста! А грибы в нем есть? -А как же? Конечно, есть. -Давайте сходим, грибов наберем, - предложила я, хотя абсолютно в грибах не разбиралась. -Ладно, уговорила, сходим завтра, но только встать нужно будет очень рано, согласна? -А то! Как и договаривались, рано утром втроем отправились в лес. Эту картину нужно было видеть: впереди всех бодро шагала семидесяти с лишним лет «старушка», за ней – с большим отрывом -я, а за мной, примерно на таком же расстоянии, – моя мама. Бабушка Фрося вынуждена была периодически останавливаться, поджидая нас. А мы, запыхавшись, подходили к ней и умоляли дать отдышаться хотя бы пару минут. Она терпеливо ждала, а потом, когда мы пускались в путь, снова отрывалась от нас на приличное расстояние. Наконец мы подошли к опушке леса, сделали небольшой привал и двинулись дальше. Вскоре вышли на большую поляну. Это как раз было то, что мы искали: поляну устилала невысокая шелковистая трава, похожая на сплошной ковер нежно-зеленого цвета, а из- под этого ковра тут и там выглядывали разноцветные шапочки грибов. Поляна в буквальном смысле была усыпана этими прекрасными разноцветными шапочками. И все это великолепие было залито солнцем, проникавшим сквозь крону и ветви деревьев широкими полосами, отчего поляна казалась мне волшебной. Приглушенное пение птиц, на фоне которого дивно звучали соловьиные трели, довершали это сказочное чудо. И тут у меня в ушах зазвучал любимый вальс Штрауса «Сказки венского леса» и неудержимо потянуло вглубь леса. Как сквозь сон, слышала я оклики, но не могла остановиться. Опомнилась лишь тогда, когда голоса уже не были слышны, а вокруг меня сплошной стеной стоял лес. Почувствовав безумную усталость, я опустилась на землю. Сколько времени так просидела, не знаю. Угрызения совести терзали меня. Чуть не плача от досады, что заблудилась, что заставила переживать маму и бабушку Фросю, я мысленно корила себя, обвиняя в легкомыслии и бездушии. Солнце между тем неумолимо клонилось к закату. Сквозь кроны деревьев теперь проникали лишь отдельные его лучи. «Наверное, придется в лесу заночевать», - подумалось мне. Несмотря на окружавшую меня девственную красоту, стало вдруг страшно. Я растерянно озиралась вокруг, не зная, в какую сторону идти. К счастью, через какое-то время послышались голоса, крики. Я поняла, что ищут меня, откликнулась и пошла на зов. Бабушка с мамой устало шли мне навстречу. У них были полные корзинки грибов. Было видно, что они безумно устали. Как же мне стало стыдно перед ними! Домой возвратились, когда уже смеркалось. Тетя Маня, прождав нас целый день, стала расспрашивать, почему так долго пробыли в лесу, что случилось, но бабушка Фрося в ответ только махнула рукой, мол, не спрашивай. -Это я виновата во всем,- чуть не плача, сказала я. - Ладно, отдыхайте, а я сейчас нажарю вам грибов, - дипломатично сказала тетушка. - Ой, сколько тут белых и шампиньонов! – весело добавила она, заглянув в корзины. – Отдыхайте, отдыхайте, я сейчас! Мы разбрелись, кто - куда и легли отдыхать, а тетя Маня почистила грибы и стала жарить их в большой сковороде. Весь дом наполнился божественным ароматом. От усталости и пережитого волнения, незаметно для себя, я уснула, так и не попробовав в этот вечер грибов.
Помочь сайту
Поздравления
