У каждого есть своя сильная сторона. У кого левая, у кого нервическая, а у кого финансовая, требующая аккуратности в складывании столбиков «копеечка на копеечку».
Лёнька Свечкин был крепок задним умом, чему совсем не печалился, так как вполне здраво полагал, что был бы у человека ум, а уж где он находиться – дело десятое.
А при отсутствии убедительных доказательств того, что ум этот обязательно должен гнездиться в верхней торцевой оконечности кумекающего гражданина, и вовсе выходило необидным его арьергардное расположение. Тем более что внешне загадочные полушария, что верхние, что расположенные в центре масс того или иного умника, были очень даже похожи между собой. И сама жизнь указывала на это их уязвимое сходство, нанося свои болезненные удары то по голове, то по тыльному центру.
Разница же между «головастыми» и «заднедумами», по глубокому Лёнькиному убеждению, заключалась в том, что первые спешили в далёкое светлое будущее и, частенько греша ясновидением, метили на должности пророков. Тогда как вторые в бой не рвались, предпочитая неспешно шаркать тапками, записав себя в убеждённые фаталисты.
Быть убеждённым фаталистом Лёньку нисколько не смущало. Видел он в этом даже некоторые жизненные преимущества, не раз убеждаясь, что излишнее рвение и торопливость до добра не доводят, так как добро -творение воздушное, любящее понежиться в лазоревом покое. А доводят они чаще всего до новых рвений, но уже в круге более рвущихся. А так как эти более рвущиеся и сами толком не знают, куда именно они рвутся, то свой задний ум Лёнька считал для себя благом, потому как мечты мечтами, чины чинами, а от добра - добра не ищут.
И всё у Лёньки было б замечательно – и певучая рассудительность, и обаяние неспешного человека, и загадочная твёрдость в выражении лица с философической морщиной на лбу... Было бы, если б не случилось одно «но»…
«Но» это выскочило пред Свечкиным неожиданно и замаячило, раскачиваясь из стороны в сторону, как супостат на пружинке. А помаячивши, успокоилось и состроило глумливую рожу. Вот тут Лёнька и разглядел крайне неприятный подвох, который до рожи и не замечал вовсе.
А получалось так, что обладая крепким задним умом, он всё время стоял спиной ко всему важному и даже очень важному. А значит и к тому, кто нет-нет, да и нашёптывал ему из своих высших сфер драгоценные мысли. А он, Лёнька, при этом мало того, что выглядел неучтивым болваном, но ещё оказывался ротозеем и лопухом, пренебрегающим бесценными намёками и подсказками. Потому как у срединных полушарий ушей нет, и из-за этого народная мудрость «Оп-па с ушами» выступала уже вовсе и не насмешкой, а скорее всего древней, но неосуществимой мечтой человечества.
Осознав, таким образом, всю трагичность своего положения, Лёнька и принял решение устроить в себе круговорот ума во всех полушариях, пустив его по большому кругу.
Так Лёнька теперь и живёт, крайне удивляясь тому, что как, в общем-то, просто могут ужиться в человеке и дозированный добролюбивый фатализм, и прерывистое рвение с периодическими, бездыханными прислушиваньями. Он теперь серьёзно изучает фольклор и всё так же глубит философическую морщину. А вот «Горе от ума» господина Грибоедова боле не перечитывает, хотя всё так же крепко уважает Александра Сергеевича за его слог и тончайшую наблюдательность…
[Скрыть]Регистрационный номер 0342073 выдан для произведения:
У каждого есть своя сильная сторона. У кого левая, у кого нервическая, а у кого финансовая, требующая аккуратности в складывании столбиков «копеечка на копеечку».
Лёнька Свечкин был крепок задним умом, чему совсем не печалился, так как вполне здраво полагал, что был бы у человека ум, а уж где он находиться – дело десятое.
А при отсутствии убедительных доказательств того, что ум этот обязательно должен гнездится в верхней торцевой оконечности кумекающего гражданина, и вовсе выходило необидным его арьергардное расположение. Тем более что внешне загадочные полушария, что верхние, что расположенные в центре масс того или иного умника, были очень даже похожи между собой. И сама жизнь указывала на это их уязвимое сходство, нанося свои болезненные удары то по голове, то по тыльному центру.
Разница же между «головастыми» и «заднедумами», по глубокому Лёнькиному убеждению, заключалась в том, что первые рвались в далёкое светлое будущее и, частенько греша ясновидением, метили на должности пророков. Тогда как вторые в бой не рвались, предпочитая неспешно шаркать тапками, записав себя в убеждённые фаталисты.
Быть убеждённым фаталистом Лёньку нисколько не смущало. Видел он в этом даже некоторые жизненные преимущества, не раз убеждаясь, что излишнее рвение и торопливость до добра не доводят, так как добро -творение воздушное, любящее понежиться в лазоревом покое. А доводят они чаще всего до новых рвений, но уже в круге более рвущихся. А так как эти более рвущиеся и сами толком не знают, куда именно они рвутся, то свой задний ум Лёнька считал для себя благом, потому как мечты мечтами, чины чинами, а от добра - добра не ищут.
И всё у Лёньки было б замечательно – и певучая рассудительность, и обаяние неспешного человека, и загадочная твёрдость в выражении лица с философической морщиной на лбу... Было бы, если б не случилось одно «но»…
«Но» это выскочило пред Свечкиным неожиданно и замаячило, раскачиваясь на из стороны в сторону, как супостат на пружинке. А помаячивши, успокоилось и состроило глумливую рожу. Вот тут Лёнька и разглядел крайне неприятный подвох, который до рожи и не замечал вовсе.
А получалось так, что обладая крепким задним умом, он всё время стоял спиной ко всему важному и даже очень важному. А значит и к тому, кто нет-нет, да и нашёптывал ему из своих высших сфер драгоценные мысли. А он, Лёнька, при этом мало того, что выглядел неучтивым болваном, но ещё оказывался ротозеем и лопухом, пренебрегающим бесценными намёками и подсказками. Потому как у срединных полушарий ушей нет, а народная мудрость «Оп-па с ушами» вовсе никакая и не насмешка, а скорее всего древняя, но неосуществимая мечта человечества.
Осознав, таким образом, всю трагичность своего положения, Лёнька и принял решение устроить в себе круговорот ума во всех полушариях, пустив его по большому кругу.
Так Лёнька теперь и живёт, крайне удивляясь тому, что как, в общем-то, просто могут ужиться в человеке и дозированный добролюбивый фатализм, и прерывистое рвение с периодическими, бездыханными прислушиваньями. Он теперь серьёзно изучает фольклор и всё так же глубит философическую морщину. А вот «Горе от ума» господина Грибоедова боле не перечитывает, хотя всё так же крепко уважает Александра Сергеевича за его слог и тончайшую наблюдательность…