В затухающем над
рекой закате всегда приходили интересные мысли, и не обязательно по весне все
были романтическими, а в рамке багряной листвы по берегам – философские. Они были
разными. Иногда в позёмке, извивающейся по заснеженному руслу, могли привидеться
майские ручьи. Это была своеобразная рулетка.
Сава с детства любил
закаты. Прощание со светилом всегда наполняло его размышлениями о главном в
жизни. Он забывал обо всем, погружаясь в какое-то гипнотическое состояние,
впитывая последние лучи солнца. Не то, чтобы это всегда были мысли о смерти.
Нет. Просто в этот момент он не мог думать о чем-то поверхностном. Тонкая грань
перехода из светлого мира в темный была подобием портала в мир иллюзий. Частенько
именно так в его душе рождались замыслы новых картин.
Он оказался в
Суриковском сразу после окончания Ручьёвской школы, и первое время никак не мог
обрести в шумной столице то душевное равновесие, без которого писать что-то
стоящее немыслимо. Благо, ему везло на хороших учителей. То ли он находил их,
то ли они высматривали пытливый взгляд собрата в толпе, но так было всегда. Константиныч,
как первокурсники звали своего мастера, почувствовал смятение и отпустил пацана
на натуру вне плана. Так Сава открыл для себя Петрицу. Случай или судьба
привели его на берег тихой речки Подмосковья, но в тот день появилась четкая
уверенность, что когда-нибудь у него будет здесь свой дом.
Мечты сбываются.
Назойливый звонок
сотового телефона распугал все мысли и заставил вернуться в комнату. Покинутое
кресло на веранде осуждающе продолжало смотреть на реку в одиночестве.
- Аллё, - недовольно
буркнул Сава.
- Извини, если не
вовремя, - после некоторой паузы прозвучало в ответ.
- Маша?
- Спасибо что узнал, -
в её голосе чувствовалось волнение. – Смотришь на закат?
- Д-да, - он
машинально махнул рукой, словно отгоняя наваждение. - Что-то случилось? Полина?
- Успокойся, Скворцов,
- небольшая пауза подсказывала, что собеседница курит. – Бывшие жены иногда
звонят просто так.
Она что-то хотела ещё
сказать, но сдержалась. В наступившей тишине был слышен шум города за окном,
который словно говорил, что жизнь никогда не останавливается и течёт сама по
себе. Как вода в спокойной Петрице.
- Ты не в Москве? – с
каким-то тайным смыслом прозвучал знаковый женский голос.
- Нет.
- Смотришь на свой
любимый закат? – он почувствовал её грустную улыбку.
- Да.
- Скворцов, ты так и
не научился разговаривать с женщинами, - вспыхнула, было, собеседница, но
сдержалась от дальнейших нравоучений. – Мы с Полей были на твоей выставке. Вот,
собственно, почему и звоню.
- И как? – едва
выдавил он из себя.
- Хорошо. Ты не
изменил себе. Все такой же романтик.
Они помолчали. И чем
дольше затягивалась пауза, тем томительнее она казалась.
- Я видела её, - не
сдержалась и первой нарушила молчание женщина.
- Кого? – он попытался
сделать вид, что не понимает о чём речь.
- «Девушку на пляже»…
У Савы отчего-то
перехватило дыхание, и он заспешил к открытому окну на веранде. Солнце уже
утонуло в речке, и хлынувшая откуда-то тьма окутала его полузабытыми
воспоминаниями. Они замелькали в сознании, яркими вспышками, выхватывая из
какой-то глубины то, что составляло всю его прошлую жизнь.
Знакомство в
однокурсницей Машенькой. Их бурный роман. Противостояние семьи столичного
профессора, растившей умницу-красавицу не для какого-то аборигена. Их тайный
брак и мытарства по обшарпанным съёмным квартирам. Её самопожертвование и его
гениальные картины. Вечный поиск денег на холсты, краски и выставки. Вопрос
пятилетней Поленьки к папе – «Мы что, нищие?»… И тот удивительный летний день
на пляже. Перед самым разрывом.
- Ты знаешь, - её
голос донесся, словно из прошлого, - Полина узнала меня на этой картине. Сразу.
Едва увидела её на выставке. Я ей никогда не рассказывала о нашем последнем дне
на пляже, но она почувствовала. Потом всю ночь ребенок рыдал у себя в комнате и
никого не подпускал к себе. А утром, когда муж уехал на работу, подошла ко мне
и так нежно обняла, что у меня слезы навернулись. Я и не заметила, как она
выросла. Мы так постояли с ней обнявшись у окна, а она мне и шепчет:
- Тебя так никто не будет любить, как папа.
Опять нависла
тягостная пауза, сжавшее сердце с такой силой, что и вдохнуть было больно.
Сава, не мигая, смотрел в темноту, поглотившую реку. Он знал, что Петрица
рядом, но ее не было видно.
Почему мы так живем, чувствуя, что достаточно протянуть руку,
чтобы прикоснуться к тому чего желаем всей душой, но боимся сделать это?
[Скрыть]Регистрационный номер 0204309 выдан для произведения:
В затухающем над
рекой закате всегда приходили интересные мысли, и не обязательно по весне все
были романтическими, а в рамке багряной листвы по берегам – философские. Они были
разными. Иногда в позёмке, извивающейся по заснеженному руслу, могли привидеться
майские ручьи. Это была своеобразная рулетка.
Сава с детства любил
закаты. Прощание со светилом всегда наполняло его размышлениями о главном в
жизни. Он забывал обо всем, погружаясь в какое-то гипнотическое состояние,
впитывая последние лучи солнца. Не то, чтобы это всегда были мысли о смерти.
Нет. Просто в этот момент он не мог думать о чем-то поверхностном. Тонкая грань
перехода из светлого мира в темный была подобием портала в мир иллюзий. Частенько
именно так в его душе рождались замыслы новых картин.
Он оказался в
Суриковском сразу после окончания Ручьёвской школы, и первое время никак не мог
обрести в шумной столице то душевное равновесие, без которого писать что-то
стоящее немыслимо. Благо, ему везло на хороших учителей. То ли он находил их,
то ли они высматривали пытливый взгляд собрата в толпе, но так было всегда. Константиныч,
как первокурсники звали своего мастера, почувствовал смятение и отпустил пацана
на натуру вне плана. Так Сава открыл для себя Петрицу. Случай или судьба
привели его на берег тихой речки Подмосковья, но в тот день появилась четкая
уверенность, что когда-нибудь у него будет здесь свой дом.
Мечты сбываются.
Назойливый звонок
сотового телефона распугал все мысли и заставил вернуться в комнату. Покинутое
кресло на веранде осуждающе продолжало смотреть на реку в одиночестве.
- Аллё, - недовольно
буркнул Сава.
- Извини, если не
вовремя, - после некоторой паузы прозвучало в ответ.
- Маша?
- Спасибо что узнал, -
в её голосе чувствовалось волнение. – Смотришь на закат?
- Д-да, - он
машинально махнул рукой, словно отгоняя наваждение. - Что-то случилось? Полина?
- Успокойся, Скворцов,
- небольшая пауза подсказывала, что собеседница курит. – Бывшие жены иногда
звонят просто так.
Она что-то хотела ещё
сказать, но сдержалась. В наступившей тишине был слышен шум города за окном,
который словно говорил, что жизнь никогда не останавливается и течёт сама по
себе. Как вода в спокойной Петрице.
- Ты не в Москве? – с
каким-то тайным смыслом прозвучал знаковый женский голос.
- Нет.
- Смотришь на свой
любимый закат? – он почувствовал её грустную улыбку.
- Да.
- Скворцов, ты так и
не научился разговаривать с женщинами, - вспыхнула, было, собеседница, но
сдержалась от дальнейших нравоучений. – Мы с Полей были на твоей выставке. Вот,
собственно, почему и звоню.
- И как? – едва
выдавил он из себя.
- Хорошо. Ты не
изменил себе. Все такой же романтик.
Они помолчали. И чем
дольше затягивалась пауза, тем томительнее она казалась.
- Я видела её, - не
сдержалась и первой нарушила молчание женщина.
- Кого? – он попытался
сделать вид, что не понимает о чём речь.
- «Девушку на пляже»…
У Савы отчего-то
перехватило дыхание, и он заспешил к открытому окну на веранде. Солнце уже
утонуло в речке, и хлынувшая откуда-то тьма окутала его полузабытыми
воспоминаниями. Они замелькали в сознании, яркими вспышками, выхватывая из
какой-то глубины то, что составляло всю его прошлую жизнь.
Знакомство в
однокурсницей Машенькой. Их бурный роман. Противостояние семьи столичного
профессора, растившей умницу-красавицу не для какого-то аборигена. Их тайный
брак и мытарства по обшарпанным съёмным квартирам. Её самопожертвование и его
гениальные картины. Вечный поиск денег на холсты, краски и выставки. Вопрос
пятилетней Поленьки к папе – «Мы что, нищие?»… И тот удивительный летний день
на пляже. Перед самым разрывом.
- Ты знаешь, - её
голос донесся, словно из прошлого, - Полина узнала меня на этой картине. Сразу.
Едва увидела её на выставке. Я ей никогда не рассказывала о нашем последнем дне
на пляже, но она почувствовала. Потом всю ночь ребенок рыдал у себя в комнате и
никого не подпускал к себе. А утром, когда муж уехал на работу, подошла ко мне
и так нежно обняла, что у меня слезы навернулись. Я и не заметила, как она
выросла. Мы так постояли с ней обнявшись у окна, а она мне и шепчет:
- Тебя так никто не будет любить, как папа.
Опять нависла
тягостная пауза, сжавшее сердце с такой силой, что и вдохнуть было больно.
Сава, не мигая, смотрел в темноту, поглотившую реку. Он знал, что Петрица
рядом, но ее не было видно.
Почему мы так живем, чувствуя, что достаточно протянуть руку,
чтобы прикоснуться к тому чего желаем всей душой, но боимся сделать это?
Написание картин, рассказов-это миг, пронизанный эмоциями, и за талант приходится платить потом- слезами, разочарованиями. Но мир не увидит их (если, конечно, не прославишься и не станешь таскаться по тупым передачкам и разнагиваться там -морально и физически), только произведения, которые ты оставил.
Для меня написание миниатюры это порыв. Он возникает внезапно, и главное тут успеть добежать до клавиатуры. В противном случае это настроение пропадет, и если пробовать воссоздать его позже, ничего не получится. Так у меня, о других не знаю.
В такой момент не думаешь о постороннем (признание или отзывы коллег), тут иное в душе. Наверное потому столько ошибок в моих текстах. Исправлять их или шлифовать угловатые фразы не получается. Только Лев Николаевич мог себе позволить многократно переписывать свои тексты. Мне нужно думать о хлебе насущном.
Миниатюры – глоток свежего морского воздуха в суете.
Для меня-тоже самое. Даже описки потом проверять не могу. Для меня эта миниатюра именно о таком порыве, в результате которого родилась картина, которая дышит эмоциями, даже ребенок их понял, но никто не знает, сколько событий предшествовало этому порыву, какие эмоции пришлось пережить, что будет потом... Для людей останется только плод творчества, а не терзания его автора...