Иван Кузьмич покачивался в гамаке на своём садовом участке и при вечерних сумерках обозревал дела рук своих. Дела обозревались довольно таки бесстрастно – глаз не кололи, но и дух не захватывали. Да оно и понятно – устрой Кузьмич посреди своих владений, какой монумент защитникам Трои или же аттракцион «Колесо обозрения» с кабинками для интимного целования на высоте, то тогда, конечно, такой панорамой можно было бы и залюбоваться.
А так – крепенький домишко непритязательной кубатуры без флигелей и мраморной колоннады, открытая беседка – «Ветер, ветер, мой дружок…», банька на пару лежачих, заросли злаков-корнеплодов и хозблок, совмещённый с санитарным полуузлом «Над пропастью во ржи».
Одним словом, «дела рук» выглядели не сногсшибательно, хотя и достойно, и при этом требовали постоянного внимания и всё тех же рук. Сосредоточившись на столь необходимом внимании, Иван Кузьмич и пришёл к выводу о том, что есть во всём этом какой-то скрытый умысел, толкающий его, Кузьмича, к постоянному деловому рукотворству, от малого к бОльшему, от приземлённого комфорта к возвышенному монументу и «Колесу».
И умысел тот был вовсе не его, а чей-то сторонний, а потому и тревожащий, так как угадывалось в нём, хоть и облагораживающее, но всё же насилие. Пусть и мягкое, и ненавязчивое, еле слышно шепчущее о белокаменных хоромах и мраморных туалетных кабинетах без пропастей. Шёпот этот настойчиво вменял Кузьмичу браться за кайло, тесать им вожделенный мрамор или же идти на большую дорогу, и уж на ней пугать негоциантов лихим свистом благородного разбойника. Делать, так сказать, своё дело в стремлении к изящным высотам. Причём само дело подавалось, как основа основ, а подчас определялось и как сама жизнь.
Однако, зная по опыту, что жизнь делается легко и приятно, без каких-либо титанических усилий (было бы желание и здоровье у целующихся на высоте), Иван Кузьмич и усомнился в навязываемом ему постулату. А с минуту поразмыслив, пришёл к заключению, что «дела рук» любого Кузьмича или ещё какого чёрта – есть не что иное, как самый обыкновенный наполнитель окружающего жизненного объёма этого самого чёрта, и таким образом является уж скорее средством, а вовсе не самоцелью.
И, в конце концов, выходило так, что для того чтобы этот самый жизненный объём не сдулся и не сдавил своей кожурой бедолагу до хруста в косточках, «дела рук» были вполне заменимы на иные, не менее упругие наполнители.
Перечислять их было бессмысленно, в связи с бесчисленностью количества. А потому Кузьмич отметил лишь основные: можно было стать просто счастливым ротозеем, раздувая пузырь жизни летучим счастьем, можно было очень сильно поверить в бытие небесной канцелярии, можно стать зеркалом, эхом и даже копилкой памяти, впрочем, так же, как и злодеем, и злопыхателем…
Поразмыслив же над перечисленным, Иван Кузьмич и утвердился в мысли, что «дела рук» вовсе и никакая там исключительная, а вполне заурядная материя в бесконечном списке наполнителей, а взята за основу лишь по причине общедоступности и нашего серенького усреднения. И что было особенно неприятно, что когда «дела рук» начинали неизбежно валиться из этих самых рук, то ещё вчера раздутый пузырь вдруг схлопывался и мгновенно превращал своего обитателя в остолбеневшую мумию.
Как только Кузьмич подумал о мумии – она тут же и материализовалась в вечерней темноте. Мумия стояла, положив руки на штакетник забора, и неотрывно смотрела на Ивана Кузьмича. От неожиданности Кузьмич охнул, на что мумия голосом соседа – Сашки Джапаридзе произнесла,
- Вано, дорогой… Ты там не спишь?
Иван Кузьмич облегчённо выдохнул и ответил,
- Нет-нет… Не сплю… Заходи, Саня.
Выбравшись из гамака, Иван Кузьмич повёл гостя в проветриваемую беседку, усадил за стол и, разлил по рюмкам остатки коньячка.
После приёма эликсира, Сашка поцокал языком и заговорил,
- Я тут вот что, Вано, надумал… Хочу у себя на участке пирамиду построить… Говорят в пирамидах всякие положительные энергии собираются… Как ты думаешь – стоящая затея или нет? А то сам знаешь, не могу я без дела сидеть… Скучать начинаю и нервничать…
Иван Кузьмич улыбнулся, вспомнив про своё «Колесо» и ответил,
- А что ж не построить? Строй себе на здоровье. Будем с тобой после моей бани в твоей пирамиде сидеть… Водку пить да энергиями насыщаться…
[Скрыть]Регистрационный номер 0338229 выдан для произведения:
Иван Кузьмич покачивался в гамаке на своём садовом участке и при вечерних сумерках обозревал дела рук своих. Дела обозревались довольно таки бесстрастно – глаз не кололи, но и дух не захватывали. Да оно и понятно – устрой Кузьмич посреди своих владений, какой монумент защитникам Трои или же аттракцион «Колесо обозрения» с кабинками для интимного целования на высоте, то тогда, конечно, такой панорамой можно было бы и залюбоваться.
А так – крепенький домишко непритязательной кубатуры без флигелей и мраморной колоннады, открытая беседка – «Ветер, ветер, мой дружок…», банька на пару лежачих, заросли злаков-корнеплодов и хозблок, совмещённый с санитарным полуузлом «Над пропастью во ржи».
Одним словом, «дела рук» выглядели не сногсшибательно, хотя и достойно, и при этом требовали постоянного внимания и всё тех же рук. Сосредоточившись на столь необходимом внимании, Иван Кузьмич и пришёл к выводу о том, что есть во всём этом какой-то скрытый умысел, толкающий его, Кузьмича, к постоянному деловому рукотворству, от малого к бОльшему, от приземлённого комфорта к возвышенному монументу и «Колесу».
И умысел тот был вовсе не его, а чей-то сторонний, а потому и тревожащий, так как угадывалось в нём, хоть и облагораживающее, но всё же насилие. Пусть и мягкое, и ненавязчивое, еле слышно шепчущее о белокаменных хоромах и мраморных туалетных кабинетах без пропастей. Шёпот этот настойчиво вменял Кузьмичу браться за кайло, тесать им вожделенный мрамор или же идти на большую дорогу, и уж на ней пугать негоциантов лихим свистом благородного разбойника. Делать, так сказать, своё дело в стремлении к изящным высотам. Причём само дело подавалось, как основа основ, а подчас определялось и как сама жизнь.
Однако, зная по опыту, что жизнь делается легко и приятно, без каких-либо титанических усилий (было бы желание и здоровье у целующихся на высоте), Иван Кузьмич и усомнился в навязываемом ему постулату. А с минуту поразмыслив, пришёл к заключению, что «дела рук» любого Кузьмича или ещё какого чёрта – есть не что иное, как самый обыкновенный наполнитель окружающего жизненного объёма этого самого чёрта, и таким образом является уж скорее средством, а вовсе не самоцелью.
И, в конце концов, выходило так, что для того чтобы этот самый жизненный объём не сдулся и не сдавил своей кожурой бедолагу до хруста в косточках, «дела рук» были вполне заменимы на иные, не менее упругие наполнители.
Перечислять их было бессмысленно, в связи с бесчисленностью количества. А потому Кузьмич отметил лишь основные: можно было стать просто счастливым ротозеем, раздувая пузырь жизни летучим счастьем, можно было очень сильно поверить в бытие небесной канцелярии, можно стать зеркалом, эхом и даже копилкой памяти, впрочем, так же, как и злодеем, и злопыхателем…
Поразмыслив же над перечисленным, Иван Кузьмич и утвердился в мысли, что «дела рук» вовсе и никакая там исключительная, а вполне заурядная материя в бесконечном списке наполнителей, а взята за основу лишь по причине общедоступности и нашего серенького усреднения. И что было особенно неприятно, что когда «дела рук» начинало неизбежно валиться из этих самых рук, то ещё вчера раздутый пузырь вдруг схлопывался и мгновенно превращал своего обитателя в остолбеневшую мумию.
Как только Кузьмич подумал о мумии – она тут же и материализовалась в вечерней темноте. Мумия стояла, положив руки на штакетник забора, и неотрывно смотрела на Ивана Кузьмича. От неожиданности Кузьмич охнул, на что мумия голосом соседа – Сашки Джапаридзе произнесла,
- Вано, дорогой… Ты там не спишь?
Иван Кузьмич облегчённо выдохнул и ответил,
- Нет-нет… Не сплю… Заходи, Саня.
Выбравшись из гамака, Иван Кузьмич повёл гостя в проветриваемую беседку, усадил за стол и, разлил по рюмкам остатки коньячка.
После приёма эликсира, Сашка поцокал языком и заговорил,
- Я тут вот что, Вано, надумал… Хочу у себя на участке пирамиду построить… Говорят в пирамидах всякие положительные энергии собираются… Как ты думаешь – стоящая затея или нет? А то сам знаешь, не могу я без дела сидеть… Скучать начинаю и нервничать…
Иван Кузьмич улыбнулся, вспомнив про своё «Колесо» и ответил,
- А что ж не построить? Строй себе на здоровье. Будем с тобой после моей бани в твоей пирамиде сидеть… Водку пить да энергиями насыщаться…