БУМЕРАНГ

(из первых уст)

Она сидела у компьютера и быстро перебирала пальцами по клавиатуре: друзья из разных городов России волновались, что происходит у неё в городе. Друзей было несколько, следовательно, и ответов было столько же. Ирина не умела игнорировать вопросы. Если человек интересуется – значит, он не равнодушен ни к ней, ни к её проблемам. Можно было напечатать один текст и отправить по электронным адресам, но это был бы другой отчёт, а Ирине не хотелось отчитываться, как на фронте. Ей просто хотелось поговорить с друзьями. Настоящими друзьями, которых у неё осталось мало. Отсеялись многие по политическим разногласиям. Это было сродни детскому капризу. Она воспринимала каждый ответ друга или подруги из России как нечто тёплое и родное. Это, как мама по головке погладит ребёнка, прижмёт к себе и успокоит. Что-то было похожее и в этой ситуации.

После нескольких писем Ирина совсем выдохлась. Вечер только навалился на город, а силы уже покинули её, словно она за весь день перелопатила гору песка. Голова не слушалась и качалась из стороны в сторону. Ирина приклонила голову на компьютерный стол, подложив под щеку руку. Глаза были прикрыты, но сна не было. В голове мелькали одна за другой картины военных событий. Что это? Ирина не была на фронте, но чётко видела бой, взрывы, стоны, крики и мат. Это были самые настоящие боевые видения.

**

- Нет, это совсем не дело, мамочка. Иди-ка ты спать, - вошла в кабинет дочь.

- Нет-нет, мне поработать надо.

- Завтра. Всё завтра.

- Да-да, только завтра всё будет не так. Я сегодня разговаривала с настоящим воином. Этот человек прошёл Славянск, Шахтёрск, Семёновку.

- Мама, ты шутишь? Где ты могла видеть боевика?

- У нас на рынке.

- А что, у вас по рынку ходят боевики?

- А ты думаешь, что это не люди? Это наши друзья. У них до войны была обычная работа, небольшой бизнес, обычная жизнь с обычными проблемами. Да что я рассказываю. Это – Олег.

- Олег? Он в армии?

- Да, моя хорошая. Олег – настоящий воин. Только теперь, в военное время, мы видим, на что способны люди: кто-то молча выезжает и прячется подальше от войны, кто-то приспосабливается к новому положению и терпит все невзгоды, кто-то нагло пользуется всеми привилегиями и успевает наживаться на чужом горе. А есть среди нас и те, кто просто закрыл за собой дверь квартиры и ушёл в войну.

**

Мысли были вязкими. Они сначала путались, цепляясь одна за другую, а затем выстроились в ряд, определяя свою очерёдность на «Аллее памяти».

Олег был чисто выбрит и аккуратен, если можно так сказать. Комуфляжная одежда, обувь, обрезанные кожаные перчатки, автомат у ноги, с которого он ни разу не снял руки. Даже когда ему предложили одноразовый стаканчик с крепчайшим кофе без сахара, он не оставил своего оружия. Военная желетка с множеством карманов и карманчиков сплошь утыкана всеми взрывными принадлежностями. Ирине, женщине, не хотелось вникать в их названия. Не для её психики всё это. Но то, что воин был серьёзно упакован – обнадёживало. В глаза бросилась чёрная велюровая косынка, аккуратно повязанная на голове.

- Олег, а что это у тебя на руке за ленточка? Красивая фиолетовая ленточка? – попыталась отвлечь себя от косынки Ирина.

- Это 90-й Псалом, - улыбнулся Олег. – У нас у каждого такая ленточка. Мы, бойцы, плучили благословение на защиту Новороссии. Как это ни кощунственно звучит.

- Мы знаем, что ваша бригада помогала вывозить беженцев из Шахтёрска. Мимо нашего рынка два дня носились машины скорой помощи, грузовики, автобусы. На автобусах со всех сторон были натянуты белые простыни с красными крестами. Простыни превратились в тряпки. Мы представляем, во что превратились души людей, попавших под бомбёжку, - безостановочно говорила Галина. – А ещё я знаю, что некоторые водители микроавтобусов за деньги вывозили пострадавших. Это страшно. А если деньги сгорели в доме? Куда людям деваться?

- Мы вывезем, не волнуйтесь. У нас всё бесплатно.

Женщины впитывали в себя каждое слово Олега.

- Олег, а это правда про мобильные телефоны? – спросила Оля, дочь Галины.

- Правда. У врага есть специальные установки по обнаружению нас по сигналам связи. Мы специально отключаем телефоны, чтобы кто-то из близких не позвонил нам. Нас пеленгуют моментально. Я вспомнил один случай по поводу мобильных. Это было… не буду называть город. Бой был серьёзным и долгим. В этот раз нам надо было отступить на более дальний рубеж и в это время вывезти свою технику, во что бы то ни стало. Вариантов не было. Отвлечь врага было в данной ситуации нереально. Но мужики у нас с мозгами. Придумали. И не просто придумали, а тут же осуществили. Все, как один, достали свои мобильные, вынули СИМ-карты, а телефоны разбросали в поле, подальше от себя. Когда все подготовились к отходу, кто-то занялся звонками. Музыка телефонных позывных играла в поле необычно громко.

- Мужики, вперёд! Скомандовал командир, и мы двинули подальше от бомбёжки. Вышла вся бригада. Конечно, без телефонов – не велика потеря. Зато вышли все живыми. Противник бомбил поле с таким остервенением, места живого не оставил. Поле пшеницы сожгли, сволочи.

- Какие вы молодцы, Олег, - прижала руки к груди Галина. – А вы там все взрослые? Я имела в виду, есть ли молоденькие ребята?

- Что ты, Галь, у нас и пацанчики есть. Мы их быстро обучаем. Смышлёные. Цепляются за каждую подсказку, за каждое наставление, а в бою – настоящие бойцы.

Женщины не хотели отпускать Олега, вслушиваясь в каждое слово, не промелькнёт ли намёк на скорейшую победу.

- Я смотрю, Галь, магазинчик твой совсем опустел, - зацепил за живое Олег. – А как жить будете?

- Не знаю, Олежек. Все базы закрыты, дороги обстреливаются, поставщики боятся к нам ехать. Чем будем выживать – не знаем. Осталось совсем мало товара. А дальше – придётся всё закрывать. Не потянем.

- А на днях над нами летали самолёты, - снова отозвалась дочь Галины. – Это было страшно. Мы слышали два взрыва, а потом во все стороны полетели фейерверки. Мы все скорее начали прятаться по магазинам – боялись ожогов, а нас потом успокоили, сказав, что это были тепловые ловушки.

- Девочки, женщины, я убедительно прошу оставить панику, - улыбнулся Олег. Мы не дадим вас в обиду. Потерпите. Осталось очень мало. Дольше терпели.

- Олег, а что это у вас за косынка такая? Это спецодежда? – всё-таки не выдержала Ирина.

- Это? – Олег машинально дотронулся до макушки. Должок мой. Это – напоминание.

- О чём? – удивилась Ирина.

- Были мы в Славянске, - начал рассказ Олег. – Было сложно. Да вы и сами знаете из сводок фронтовых новостей. Укры наступали со всех сторон. Славянск окружён лесом. Они, как саранча, полезли в лес. Пока они выискивали укрытия в лесу, мы окапывались на окраине города, занимая важные позиции. Тогда никто не мог подумать, что враг будет бомбить не нас, а мирный город. Мы заняли позиции, была тишина, солнце пекло, горячий ветер обжигал лица. И тут ко мне подошла старушка.

- Сынок, это тебе моя траурная поминальная косыночка. Ничего больше не осталось, и по мне некому будет носить её. Возьми, родненький, повяжи голову, трудно ведь без шапочки, - по-матерински прикрыла морщинистой ладонью голову солдату.

- Я поблагодарил её, повязал на голову и понял, что это мой оберег. Верите? Вот он я – живой, целый и невредимый. Покрыла меня косынкой чужая мать, а ношу с таким чувством, что лично я виноват перед ней за эту страшную войну. Не сберёг город, не удержал.

- Олег, - отозвалась Галина, - нельзя себя в этом винить. Мы все молились за вашу победу, но вы не всесильны - данная ситуация загнала всех в угол. Мы знаем, как живут люди в Славянске. Что бы ни говорили в средствах СМИ, мы верим только достоверным фактам. На днях была у меня в магазине жительница Славянска. Она раньше занималась поставкой товара в Макеевку. Когда я спросила её, как они там живут при новой власти, она грустно посмотрела мне в глаза и сказала:

- А как могут жить люди? Это психологическое состояние людей, переживших грубое изнасилование.

Она ушла, и мне нечего было ей сказать. Ни поддержать, ни посочувствовать.

Олег сжал свободный от автомата кулак и чётко сказал:

- Мы скоро туда вернёмся. Я обязан вернуть косынку старушке. Очень хочется верить, что она жива. Но, даже если там остались одни руины, я косынку, как венок, положу у подножия руин и поклонюсь памяти всех, кто лежит под ними.

- Олег, мы понимаем, что ты многого не договариваешь. Мы понимаем, что ты говоришь только то, что можешь нам сказать, - начала Оля, дочь Галины. А Семёновка? Это правда, что там расстреляли три этажа всех тяжелобольных в больнице?

- Правда.

- Это правда, что не пощадили беременных и рожениц?

- Правда.

- Это правда, что роженицам…

- Всё. Дальше я могу сказать только одно: за такие зверства я никогда не прощу фашистов. Слышите? Ни-ког-да! А вы, женщины, верьте, победа будет только за нами.

- Мы верим, Олег, - сказала Ирина. Она встала со стула и молча низко поклонилась ему. – Спасибо вам всем. Спасибо за то, что вы у нас есть.

Олег смущённо встал, машинально дотронулся до косынки, испуганно поглядел Ирине в глаза:

- А вот этого делать не надо. Мы просто выполняем мужскую работу.

**

Ирина вышла из магазина. Слёзы душили её. Что это были за слёзы? Нервы, слабость, издержки её заболевания? Всё – одним комом в горле.

Рабочий день прошёл почти спокойно. Вдоль рынка сновали машины пустые и с солдатами, скорые с сиренами и ещё много того, чего Ирина не могла видеть: не стоять же у дороги. Работа на… хозяина или… руководителя обязывает. Как-то получилось, что живя и работая у трассы международного значения, она ни разу не видела колонн бронетехники. Господь отводил её от этого тяжёлого зрелища.

С работы Ирину встретила дочь (надо же выгуливать грудного ребёночка). Только они перешли дорогу на светофоре, как услышали странный гул.

- Мама, это БТЭР, - сказала Оля.

- Я никогда не видела. Я боюсь, Оль, - сказала мать и повернулась к дороге. Странного вида машина мчала по трассе, а над ней развивался флаг.

- Триколор! Россия! Наши! – вдруг вскрикнула Ирина и изо всех сил начала махать ребятам руками.

Её заметили. Один солдат приподнял автомат над головой, несколько других успели махнуть ей руками.

- Наши! – заплакала Ирина. Слёзы не останавливались. Не останавливала её и Оля. Она знала, что ребята видели и маму, и её с ребеночком на руках.

- Пойдём, мамочка, - Оля спокойным, на сколько могла, голосом позвала маму домой.

Шли медленно, мать то и дело оглядывалась, сил в ногах не было. За один день столько эмоций трудно перенести. Ирина понимала, что это ещё не бомбёжка, что соседние дома не разрушены. Взрывы вот уже месяц по окраинам города слышны и болезненно отзываются в каждой её клеточке. Только бы не дошли до дома, только бы всё закончилось сию минуту.

**

Дома она тут же хотела написать друзьям обо всём, что узнала, но силы покинули Ирину, только она присела в кресло у компьютера.

Мысли становились вязкими и не собирались ни в одно предложение. Ничего, она поспит, а утром всё расскажет. С этими мыслями Ирина уснула. Организм иногда творит чудеса: чтобы не сорвать психику, он укладывает человека спать.

**

Ни вечером, ни утром не было звонка от Маришки из Донецка. Что там? Она каждую ночь проводит в бомбоубежище. Есть ли связь? Ирина дрожащими пальцами начала набирать номер телефона и тут же вспомнила слова Олега: «пеленгуют все звонки». В компьютере Марины нет. Связи нет. Что делать? Звонить? Где она? Включая логику, Ирина поняла, что свет так и не восстановили в Петровском районе Донецка. Ирина, на свой страх, набрала Маринин номер.

- Алло, привет, Ириш.

- Слава Богу, жива! – обрадовалась Ирина.

- Нормально. Куда мы денемся! Мои дети вернулись с моря.

- Как вернулись? В самое пекло бомбёжки?

- А кому мы нужны? Со стороны это действительно выглядит, как отдых у моря. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться, как бы ты ни экономил. А бесплатно нас никто не будет содержать. Дети вернулись домой, а здесь бомбят. Всё время прячутся в подвал. Внучок простыл: кашляет и сопливит. Не знаю, что и делать. Сердце разрывается, Ир. А вчера вечером разговаривали с ним по телефону, он как закричит:

- Бабушка, бомбят! Мы в подвал!

- Утром ещё не звонила. Пусть поспят после страшной ночи. Хотела в магазине отовариться, а его закрыли. Нет воды, света, продуктов. Когда это закончится!

- Мариш, я вчера разговаривала с настоящим боевиком из настоящего батальона. Он так здорово нас убедил в победе.

- И ты поверила? А что он тебе ещё может сказать? Он хороший психолог.

- Марин, он простой работяга.

- Согласна, но он знает, как остановить панику. Ириш, нас бомбят.

- Ты об этом так спокойно сейчас сказала, - удивилась Ирина.

- А что делать? От меня ничего не зависит. Ничего. Уехать не за что, некуда, не к кому и не на чем. Дали бы свет, обед бы приготовила.

**

Во время короткого разговора по одну сторону мобильного шла бомбёжка, по другую автоматные очереди на блокпосту. Женщины не плакали. Слёз уже не осталось: в них зародилось новое чувство. Страшное чувство равнодушия. Неужели всё так и останется? Неужели фашизм победит?

- Мама, что ты пишешь? – дочь стояла за спиной у матери. – Мы победим! Мы обязательно победим.

- Знаешь, Оль, я вчера поверила Олегу.

Ирина машинально включила на мониторе обращение ополченца к жителям Украины. Спасибо тебе, солдат. Я верю Олегу и тебе. Я верю вам, защитники. И верю, что все получат по заслугам. Не должны умирать невинные люди. Должны жить дети, должны цвести в городах все до единой клумбы. Должны быть переполнены аллеи молодыми мамочками с колясками.

У бумеранга есть свойство возвращаться по точному адресу возврата.

Ребята, вы запустили бумеранг. Он возвращается. Ловите!

Снова издалека стали слышны взрывы…

Мира всем нам, Новороссия!