Аристарх Прокопьевич

  - Доброе утро,- приветливо улыбнувшись, мило произнесла молодая дама. – Как спалось, как чувствуешь себя? Погладив редковолосое розовое темечко старичка, подумала:  - Хорошо, если бы мой славный, оставляя этот свет и свою молодую жизнелюбивую супругу, не был обременен долгими страданиями.

  - Не беспокойся, все ладно, - утешил ее любимый. Гладя белоснежную руку жены, мечтательно подумал: «Небось, утомительно наследства ждет. Оставлю, конечно, - не унести с собой, однако - исходя из сущей соразмерности и затрат. В общем,» - решил, - «не будет удивительным, если в катафалке рядом со мной не окажется заботливой нежной ручки».  

  И продолжал поглаживать перламутровую ладошку и пухленький локоток.

  Так и ворковали голубки изо дня в день, желая своей половинке только доброго и прекрасного, продолжая  думать обо всем хорошем и насущном.

  Если Антонине вдруг требовалась новая модная шубка, коих в ее гардеробе становилось все больше и больше, Аристарх Прокопьевич с радостью давал ей нужную сумму и с удовлетворением отмечал в своем блокноте, на сколько рубликов уменьшилось его наследие. При этом он долго размышлял, какую прихоть он запишет в завещании в противовес капризу своей красавицы.

  Если же Аристарх Прокопьевич просил вывести его на улицу и погулять с ним по зеленому скверу, Антонина, не спеша толкая перед собой коляску с желанным, трудно размышляла о том, на что теперь вновь следует раскошелить желанного.

  И вновь, не отказывая друг другу в радостях и удовольствиях, два милых заботливых человека жили, как это принято говорить, душа в душу.

  Непонятно отчего, но, казалось, что молодая особа в своих устремлениях куда-то все время торопится, а особа немолодых лет никуда уже не спешит. По-разному они, также, относились к пище. Супруга ела так, словно завтра же занеможет какой-нибудь желудочной болезнью и надо успеть все перепробовать и съесть. Ее муж питался не спеша и без особых притязаний к трапезе, будто экономя силы и сберегая свои внутренние резервы для будущих поеданий.

  Они умели смаковать хорошие напитки. Он понемногу отпивал, мечтательно цокая язычком и медленно пропуская капли ароматного пития через полость рта. Она с зычным бульком сглатывала чудесную жидкость, которая, не коснувшись запрокинутого нёба, проваливалась сразу глубоко внутрь, чтобы утонченно обжечь просторный желудок и затуманить взор лазурно-стеклянных глаз.

  Он с нежными чувствами провожал взглядом, проходящих мимо, юных легкокрылых девиц. Она жадно пожирала стать молодцеватых мужчин, задерживаясь цепким взглядом на покрое их плотно обтянутых брюк.

  Глядя паре вслед, прохожие недоумевали: как столь отличительная друг от друга чета, невзирая на столь заметное различие в годах, сумела сохранить впечатляющее пристрастие к своей глубоколюбимой половинке.

  - Такой брак не может долго существовать из расчета. Только любовь способна хранить их нетленный союз, - говорили прохожие или обязательно так думали.

  А союз их становился на удивление продолжительным. Даже Аристарх удивлялся затянувшемуся следствию событий.

 «Эдак у меня и средств не останется для достойного ухода в мир моих предков», - размышлял он. « Неужели на старости лет придется экономить? Да и воображение слабеть стало», - замечал он, когда вновь правил завещание для уравновешивания потребностей Тоши в нынешнем миру и своей удовлетворенности - в будущем вечном, при созерцании с небес потуг овдовевшей особы.

  Между тем, на двадцатом году их совместной идиллии, Аристарх с досадой стал замечать, что жена вдруг начала стариться. Его же зеркальное отражение никак не стремилось отличаться от прежнего. И чем дальше, тем жена заметней склонялась под тяжестью лет. Умиротворению Аристарха противопоставлялась едва сдерживаемая вежливость жены, блеску его розовых щек – желтоватая бледность ее пухлого лица, обрамленного складками нескольких подбородков.

  Возможно, это как-то и беспокоило Антонину, но Аристарха – в особенности.

  «Жаль, что остаток лет мне приходится доживать с дамой не моего вкуса. Но что поделаешь» - сокрушался он, - «столько беспокойства потребуют хлопоты нового брака».

  Прошло еще четыре года их совместной жизни. Аристарха Прокопьевича они, можно сказать, прежней радостью не озаряли. Но он смирился со своей участью.

  И Антонина Владимировна смирилась. Она охладела не только к застольным яствам, но и к противоположному полу, разглядывать который уже не успевала из-за затруднений в быстрых движениях, слабости зрения и притупления прежнего темперамента.

  То ли дело лучезарный Аристарх! Он еще беспокойней озирался на, снующих вдоль аллеи, девиц, потому как одышка Тоши не позволяла его коляске своевременно следовать за манящими силуэтами.

  Но самая большая боль ждала половинку преклонных лет впереди. 

  Весной следующего года его верная заботливая жена вдруг слегла от осложненной простуды и скоропостижно скончалась к Пасхе.

  «Господи, за что мне такое наказание?» - недоумевал Аристарх Прокопьевич,- «куда мне теперь с моими деньгами? А сколько заветных желаний теперь никогда не исполнится. Сколько лет прожил и все внапрасную!»

  Почтальон принесла телеграммы с соболезнованиями несчастному вдовцу.

  - Постой, голубушка, - окликнул ее адресат. – Сделай милость старику, отправь это куда следует.

  Покряхтывая, он слез с коляски, с которой никогда прежде самостоятельно не вставал, взял со стола чистый лист бумаги и аккуратно вывел: Солидный обеспеченный мужчина без вредных привычек ищет молодую женщину приятной наружности для совместного проживания.

  Оставшись наедине, Аристарх Прокопьевич достал затертый блокнот и, тяжело вздохнув, вырвал из него прежде исписанные листы.

  Мечтательная улыбка озарила немолодое лицо.