Человек, прошедший сквозь минное поле, и при этом не подозревающий о наличии в этом поле заботливо посаженных мин, стОит доброго воза прорицателей, аналитиков и прочих футурологов. Потому как человек тот, как не крути, изделие штучное, в отличие от серийных провидцев, отгружаемых жизнью на вес.
Возможно, кто-то скажет, что, скорее всего в этом счастливчике вдруг взяли да и зашкалили оберегающие его промилле, коих одобряет Всевышний и отказывается укушать всякий аспид. Может быть, что и так…
Однако это нисколько не приуменьшает значения свершившегося события. Так как при отсутствии, какого бы то ни было предвидения и расчёта, ничего не подозревающий пилигрим ставит свою ногу аккурат промеж двух детонаторов, а значит каким-то образом и рассчитывает и предвидит…
Задавшись вопросом об успешности повторения такого прохождения, легко заметить, что оно вполне возможно при условии чёткого соблюдения всех внешних и внутренних факторов, так или иначе влияющих на счастливый исход путешествия. А потому вполне возможен и сам факт выявления схемы везения, что может быть применена в различных жизненных обстоятельствах…
***
Десять долгих лет и зим понадобилось Родиону Ильичу Тютину для того, чтобы, наконец-то, осуществить свою мечту. Будучи уверенным в том, что судьба – понятие надуманное, место которому в словаре непросвещённого питекантропа, а отнюдь не физика-экспериментатора с большой буквы «Ф», Родион Ильич взялся за эту самую судьбу толстыми диэлектрическими перчатками, вооружившись переменными магнитными полями, электрическим разрядом и импульсами возбуждённых лазеров.
Интересовала же Тютина возможность выявления алгоритма удачи того или иного события, произошедшего в штучном исполнении, стойкому к любым паразитным воздействиям: к шумовым помехам нестабильного социума, к биржевой паранойе и даже к громогласным ораториям пьющего соседа за стенкой.
Трудов на решение этой задачки было потрачено Родионом Ильичом в избытке, но при успешном завершении опыта ожидал он и немалых практических выгод. Суть же его эксперимента заключалась в следующем: ставь датчики вкруг индивида в его яркие жизненные моменты, фиксируй основополагающие параметры, да вноси циферки в рабочую матрицу: пульс-калории-солнечные пятна… Ну, а потом по этой матрице настраивай аппаратуру, бери этого самого индивида хоть через год, хоть через два и, не обращая никакого внимания на его потухший взор, шараш по нему мощностями определённой конфигурации, воссоздавай, так сказать в нём токи и ураганы, как по лекалу и наблюдай за возрождением его ранее проявленных талантов в иных житейских событиях
И никакой тебе при этом мистической судьбы, и никаких навязших в зубах прогнозов. Если прошёл испытуемый индивид в прошлом огонь, воду и медные трубы, то при правильном подходе и его, Тютина, усилиях вновь пройти должен без какого-либо возгорания, утопления или раздувания от громогласного дудения.
Основная же трудность эксперимента, как, оказалось, заключалась даже не в техническом его исполнении, и даже не в наличие громадного массива данных – с этим Родион Ильич успешно справлялся вместе с артелью аспирантов и усидчивых кандидатов наук, а в том, что опыты на мышах-собачках в данном случае были невозможны. Да и в самом деле, поди, определи у какой Жучки, когда был лучший день её собачьей жизни. А потому подопытным мог быть только гражданин с паспортом, ещё не утерявший способности к везению, куражу и разным воодушевлениям.
Осознав эту проблему на начальном этапе своей работы, Родион Ильич постановил себе искать подходящий счастливый случай, чтобы самому выступить в роли испытуемого. Искать и быть постоянно настороже. И во всеоружии – с коробочкой чувствительных датчиков, схватывающих колебания окружающего пространства, а также его, учёного Тютина, пульсации, давления и всяко разные мозговые завихрения. А вскоре такой случай и подвернулся.
Пребывал тогда Родион Ильич в состоянии дикого отдыха, в местах к востоку от Уральской гряды. Пошёл он в тех местах по грибы, по ягоды, да и заплутал ненароком в трёх соснах, за которыми других таких сосен было несчётно, потому, как тайга и кричать «ау» некому.
Походил кругами, по кустам полазил и вновь вернулся к сосновому треугольнику. Сперва-то, конечно, струхнул малость, так как никогда ни в каком ориентировании призов не брал. А потом успокоился и взял себя в слегка дрожащие руки. А вспомнив, что он учёный с большой буквы «Ф», налепил на себя проводов с присосками, прощупал тайгу локатором, набрал образцы воздуха на предмет запахов и присел на пенёк собраться с духом.
Когда дух в нём собрался полностью и даже стал рваться наружу, Родион Ильич вскочил с пня и, выкрикнув лихое: «А-а-а-а-а… Мать твою…», - ринулся, куда глаза глядят – через бурелом, заросли и прочие дебри, уже не обращая никакого внимания ни с какой стороны у деревьев мох прилепился, ни в каких магнитных векторах муравьи кучами усердствуют. А через пару часов так на кураже к жилью и вышел.
Все записанные с той прогулки синусоиды-импульсы Родион Ильич сберёг, забил их в матрицу и оставил до поры до времени. А как только это пора-время пришло, он загрузил их в электронные мозги, надел на голову каску, разогрел трансформаторы-лазеры и сел в кресло готовить себя к опыту, заранее решив, что при положительном исходе тут же кинется в соседнюю лабораторию, чтобы в состоянии бушующей в нём удачливости взяться за давно приготовленный и опасный эксперимент.
Когда же кривая его решимости достигла своего максимума, Родион Ильич зажмурился, стиснул зубы и резко переключил тумблер. Тут его и шарахнуло…
А мгновением позже бодрящие токи в нём забурлили, завертелись куражные вихри, и почему-то защекотало в левом ухе. Родион Ильич осторожно потянул носом чистые свежие запахи, медленно открыл глаза и обмер…
Вкруг него стояли три памятные сосны, подпёртые со всех сторон тайгой, а сам он сидел на трухлявом пне в резиновых сапогах и в плащ-палатке.
От неожиданности увиденного, Родион Ильич вздрогнул и одеревенел… И тут же кто хитрый и таинственный, прошептал ему в щекочущееся левое ухо обидно-насмешливое: «Ку-ку…»…
Помочь сайту
Поздравления
