Проникся как-то Прокопенко мыслью о настоящей любви. Ходил на завод неделю сам не свой, а вечерами напролёт только и делал, что размышлял, да молча спать ложился. Мысли его были хмуры и тучны, отчего он совсем не находил себе места. Семья вроде, жена славная – готовит сказочно, как в ресторане, машина, а была ли в его жизни настоящая любовь?
- Андрей Дмитрич, вот ты у нас философ, - Прокопенко нервно крутил шнур телефонной трубки, дозвонившись до соседа глубокой ночью
- Я писатель, - Андрей Дмитрич нервно поправил Прокопенко, - неужели трудно запомнить? Пи-са-те-ль!
- Ну, хорошо, хорошо… писатель. Какая разница? – сетовал Прокопенко, - Ты мне лучше вот что скажи: что такое настоящая любовь?
- Послушайте, Прокопенко, четыре часа утра! Я думал у вас пожар или ещё чего-нибудь, а вы… взрослый человек и по таким глупостям людей будите.
- Ладно, извини Андрей Дмитрич, просто поделиться с тобой хотелось, - расстроился Прокопенко.
- Ладно, Прокопенко, не обижайтесь. Я думаю, что настоящая любовь это дар Божий, - после некоторой паузы, смягчившись, продолжил разговор Андрей Дмитрич. – Это, может даже лишение и отречение от всего ради другого человека… понимаете, Прокопенко?
- Не очень, - Прокопенко мучительно почесал затылок. – Ты прости меня Андрей Дмитрич, спокойной ночи!
Прокопенко положил трубку и вышел на балкон, где мысли о настоящей любви завладели им с новой силой.
- А что, если есть она настоящая любовь? – размышлял Прокопенко, размерено покуривая сигарету. – Такая вот, что скулы сводит и всё нутро наизнанку выворачивае. Что, если обошла такая любовь меня стороной и никогда уже не появится, не случится… и что профукал я её за щами, а ведь как всё могло быть…
Прокопенко испугался обречённости своих мыслей и затушил сигарету в банке из-под шпрот, которая уже была наполнена «бычками». Он ещё несколько мгновений смотрел на луну, отчего захотелось ему завыть на всю улицу Пржевальского.
Едва совладав с собой, он вернулся в комнату и включил телевизор. Уныло переключая каналы он услышал странное шебуршание на кухне: будто кто-то возился в холодильнике. Прокопенко сделал громкость телевизора потише и, убедившись в своих подозрениях, отправился на кухню.
- А вы кто? – оцепенев, Прокопенко смотрел на седого старика, который пил молоко и ел белый хлеб, откусывая его прямо от буханки.
- Садись, Прокопенко, почто стоишь как на Голгофе, - спокойно сказал старик. – Я Сергий Радонежский.
- Чево! – удивился Прокопенко. – Какой Сергий?
- Радонежский, - старик был невозмутим. – Тебе про меня Андрей Дмитрич не рассказывал? А то я уже у него бывал (миниатюра «Как Андрей Дмитрич анонимку написал»).
- Н-ет, - протянул Прокопенко.
- Ладно, садись, будем об твоей настоящей любви говорить.
- О какой любви? – нервно сглотнув, спросил Прокопенко.
- Об той, Прокопенко, что тепереча тебя тиранит и которой ты был лишён по недоразумению, - старик достал из котомки свиток и начал читать. – Тебе Прокопенко следовало полюбить Пелагею Шнурову из деревни Ж., что в Нижегородской области. Случилось так, что тебе в нужное время командировку «зарубили» и ты любовь свою не встретил на автобусной остановке. Вот видишь как оно вышло, - старик улыбнулся, - но теперь, сын мой, все упущения улажены и согласованы, собирайся.
- Куда это?
- К Пелагее Шнуровой в новую жисть.
- Какую такую жисть! Мне подумать надо, - насупился Прокопенко.
- Подумать! - разгневался Сергий. - Я тут неделю с вашими судьбами возился, а ты теперь ещё размышлять будешь?
- Ну, я так сразу не могу, - засомневался Прокопенко, - а у вас случаем фотографии её нет?
- Есть, нака вот погляди, - Сергий Радонежский протянул Прокопенко фотографию Пелагеи.
- Это что же такое получается? - Прокопенко изменился в лице. – Да сколько же в ней весу будет?
- Я думаю килограмм сто десять, а что? – хитро ухмыльнулся старик. – Но ты не переживай, это она сейчас такая, а в те времена первой красавицей в деревне была.
- А готовить она умеет? – спросил Прокопенко, вспоминая вкусную стряпню своей жены.
- Не очень, а по правде сказать, так и готовит одну только дрянь. Но ты в голову не бери, ведь теперь ты готовить будешь.
- А что ж это у неё… простите, зуб золотой, - Прокопенко разглядывал улыбку Пелагеи.
- Ишь ты следопыт. Ну, золотой, а что? Зато новый. Она его неделю назад вставила, а последние десять лет без него жила, потому что у вас денег совсем нету.
- А где мы жить будем?
- У вас изба расписная в деревне Ж. с удобствами во дворе. Иногда, правда, крыша течёт и электричество отключается. Да что ты такой привередливый – это ведь счастье твоё, настоящая любовь. С любимой ведь и в шалаше рай, - Сергий подмигнул растерянному Прокопенко.
- Я боюсь спросить, но у неё левый глаз косит или ракурс неудачный.
- Есть немного, это ты прав, - Сергий допил молоко и поставил пустую бутылку на стол. – Это у неё после аварии. Она теперь хрома на одну ногу, но от костылей скоро избавится.
- Да, что же это за любовь такая. Зачем мне это всё надо? – Прокопенко вспомнил свою родную Любу, щи и всегда наглаженные рубашки. – Не хочу!
- Как так не хочу? – возмутился Сергий, - Ты же ведь сам на луну кажный вечер воешь. Тебе же Андрей Дмитрич сказал про лишения, отречения… дар Божий на щи променять хочешь?
- Ошибался я дедушка, поверьте. Любушку я свою люблю.
- Собирайся, тебя настоящая любовь ждёт!
- Не губи дедуля, дурак был, не понимал… не брошу я Любку. Люблю я только её, слышал!
Прокопенко в сердцах размахался руками и грохнул Любе прямо по затылку.
- Да ты, что! – взвизгнула жена. – Опять завод приснился?
- Что? – открыв глаза от ужасного сна, спросил Прокопенко. – Что?
- Ничего, ручищами своими чего машешь-то? Цех, что ли приснился?
- Нет… Любушка ничего, - Прокопенко отёр пот со лба одеялом и, поняв, что это был сон обнял жену и зашептал. – Люблю я тебя Любушка, да щи твои люблю. Наваришь завтра?
- Ты перепил что ли? – возмущалась Люба.
- Нет, дурёха, я теперь любовь свою настоящую нашёл, от этого и радостный такой. Спи…
Прокопенко закрыл глаза, обнимая тёплую Любу и отгоняя от себя всякие мысли о настоящей любви…
[Скрыть]Регистрационный номер 0125146 выдан для произведения:
Проникся как-то Прокопенко мыслью о настоящей любви. Ходил на завод неделю сам не свой, а вечерами напролёт только и делал, что размышлял, да молча спать ложился. Мысли его были хмуры и тучны, отчего он совсем не находил себе места. Семья вроде, жена славная – готовит сказочно, как в ресторане, машина, а была ли в его жизни настоящая любовь?
- Андрей Дмитрич, вот ты у нас философ, - Прокопенко нервно крутил шнур телефонной трубки, дозвонившись до соседа глубокой ночью
- Я писатель, - Андрей Дмитрич нервно поправил Прокопенко, - неужели трудно запомнить? Пи-са-тель!
- Ну, хорошо, хорошо… писатель. Какая разница? – сетовал Прокопенко, - Ты мне лучше вот что скажи: что такое настоящая любовь?
- Послушайте, Прокопенко, четыре часа утра! Я думал у вас пожар или ещё чего-нибудь, а вы… взрослый человек и по таким глупостям людей будите.
- Ладно, извини Андрей Дмитрич, просто поделиться с тобой хотелось, - расстроился Прокопенко.
- Я думаю, что настоящая любовь это дар Божий, - после некоторой паузы, смягчившись, продолжил разговор Андрей Дмитрич. – Это, может даже лишение и отречение от всего… понимаете, Прокопенко?
- Не очень, - Прокопенко мучительно почесал затылок. – Ты прости меня Андрей Дмитрич, спокойной ночи!
Прокопенко положил трубку и вышел на балкон, где мысли о настоящей любви завладели им с новой силой.
- А что, если есть она настоящая любовь? – размышлял Прокопенко, размерено покуривая сигарету. – Такая вот, что скулы сводит и всё нутро наизнанку выворачивает… Что, если обошла такая любовь меня стороной и никогда уже не появится, не случится… и что профукал я её за щами, а ведь как всё могло быть…
Прокопенко испугался обречённости своих мыслей и затушил сигарету в банке из под шпрот, которая уже была наполнена «бычками». Он ещё несколько мгновений смотрел на луну, отчего захотелось ему завыть на всю улицу Пржевальского.
Едва совладав с собой, он вернулся в комнату и включил телевизор. Уныло переключая каналы он услышал странное шебуршание на кухне: будто кто-то возился в холодильнике. Прокопенко сделал громкость телевизора потише и, убедившись в своих подозрениях, отправился на кухню.
- А вы кто? – оцепенев, Прокопенко смотрел на седого старика, который пил молоко и ел белый хлеб, откусывая его прямо от буханки.
- Садись, Прокопенко, почто стоишь как на Голгофе, - спокойно сказал старик. – Я Сергий Радонежский.
- Чево! – удивился Прокопенко. – Какой Сергий?
- Радонежский, - старик был невозмутим. – Тебе про меня Андрей Дмитрич не рассказывал? А то я уже у него бывал (миниатюра «Как Андрей Дмитрич анонимку написал»).
- Н-ет, - протянул Прокопенко.
- Ладно, садись, будем об твоей настоящей любви говорить.
- О какой любви? – нервно сглотнув, спросил Прокопенко.
- Об той, Прокопенко, что тепереча тебя тиранит и которой ты был лишён по недоразумению, - старик достал блокнот и начал читать. – Тебе Прокопенко следовало полюбить Пелагею Шнурову из деревни Ж., что в нижегородской области. Случилось так, что тебе в нужное время командировку «зарубили» и ты любовь свою не встретил на автобусной остановке. Теперь, правда, все упущения улажены и согласованы, собирайся.
- Куда?
- В новую жисть. Вот куда, - разгневался Сергий. - Я тут неделю с вашими судьбами возился, а ты теперь ещё размышлять будешь?
- Ну, я так сразу не могу, - засомневался Прокопенко, - а у вас случаем фотографии её нет?
- Есть, нака вот погляди, - Сергий Радонежский протянул Прокопенко фотографию Пелагеи.
- Это что же такое? - Прокопенко изменился в лице. – Да сколько же в ней весу будет?
- Я думаю килограмм сто десять, а что? – хитро ухмыльнулся старик. – Это она сейчас такая, а в те времена первой красавицей в деревне была.
- А готовить она умеет? – спросил Прокопенко, вспоминая вкусную стряпню своей жены.
- Не очень, а по правде сказать, так и готовит одну только дрянь. Но ты в голову не бери, ведь теперь ты готовить будешь.
- А что ж это у неё… простите, зуб золотой, - Прокопенко разглядывал улыбку Пелагеи.
- Да, это она неделю назад вставила, а последние десять лет без него жила у вас денег совсем нету.
- А где мы жить будем?
- У вас прекрасный дом в деревне Ж. с удобствами во дворе. Иногда, правда, крыша течёт и электричество отключается. Да что ты такой привередливый – это ведь счастье твоё, настоящая любовь. С любимой ведь и в шалаше рай, - Сергий подмигнул растерянному Прокопенко.
- Я боюсь спросить, но у неё левый глаз косит.
- Есть немного, это ты прав, - Сергий допил молоко и поставил пустую бутылку на стол. – Это у неё после аварии. Она теперь хрома на одну ногу, но от костылей скоро избавится.
- Да, что же это за любовь такая. Зачем мне это всё надо? – Прокопенко вспомнил свою родную Любу, щи и всегда наглаженные рубашки. – Не хочу!
- Как так не хочу? – возмутился Сергий, - Ты же ведь сам на луну кажный вечер воешь. Тебе же Андрей Дмитрич сказал про лишения, отречения… дар Божий на щи променять хочешь?
- Ошибался я дедушка, поверьте. Любушку я свою люблю.
- Собирайся, тебя настоящая любовь ждёт!
- Не губи дедуля, дурак был, не осознавал… не брошу я Любку. Люблю я только её, слышал…
Прокопенко в сердцах размахался руками и грохнул Любе прямо по затылку.
- Да ты, что! – взвизгнула жена. – Опять завод приснился?
- Что? – едва открыв глаза от ужасного сна, спросил Прокопенко. – Что?
- Ничего, ручищами своими чего машешь-то? Опять что приснилось?
- Нет… Любушка ничего, - Прокопенко отёр пот со лба одеялом и поняв что это был сон, обнял жену и зашептал. – Люблю тебя Любушка, да щи твои люблю. Наваришь завтра?
- Ты перепил что ли? – возмущалась Люба.
- Нет, дурёха, я теперь любовь свою настоящую нашёл, от этого и радостный такой. Спи…
Прокопенко закрыл глаза, обнимая тёплую Любу и отгоняя от себя всякие мысли о настоящей любви…