Зимний сон. Часть 21.

 Прошел еще месяц. Меня готовили к выписке. За этот месяц я почти не оставалась одна, пришлось пройти кучу процедур, УЗИ, томографию. В палате, куда меня перевели, лежали еще две женщины. Одна старушка разбилась на гололеде, и одна молодая. В нее сожитель запустил нож и попал в глаз. Глаз спасти не удалось, да еще шрам под ним безобразный остался. А я не лучше, сняли бинты с головы, стрижка, как после тифа. Черты лица заострились, Баба Яга, не иначе. Я уже почти смирилась с таким поворотом судьбы. Где-то внутри еще теплилась надежда, что Ваня захочет меня найти, но и она угасала с каждым днем. Днем я старалась не оставаться в одиночестве, изматывала себя бесполезными разговорами с соседками по палате и медсестрами, пока не валилась с ног и не засыпала. И так каждый день в течение месяца, соседки по палате у меня уже дважды сменились. Рассказать о своем я не могла, боялась, что снова впаду в истерику, а тогда выписка отложится. Найти Иван меня мог только дома. Без телефона как без рук. Беременность подтвердилась, десять – двенадцать недель, внутри меня зародилась жизнь. И у меня и мысли не возникало, чтобы убить плод, хоть и кратковременной, но волшебной любви. Мне нельзя было нервничать, моих обидчиков нашли, одним из них оказался родной брат Егора. Они сидели в СИЗО, следствие еще шло, ждали моего выздоровления, чтоб я могла дать показания в суде. Однажды приходила мать Егора, падала в ноги, ревела, просила забрать заявление. А я и не писала ничего, врачи сразу вызвали милицию, кто-то нашел меня в луже крови и вызвал Скорую помощь. Я сказала этой несчастной женщине, что прошу прощения за Егора и ни в чем не виню его брата. Я понимаю, она мать, и если даже эта женщина ненавидит меня всеми фибрами своей души, все равно пойдет на любые унижения ради последнего сына. Я стояла у окна, на дворе середина марта, днем все таяло, ночами еще примораживало. Все оживало, просыпалось в природе, и птицы щебетали по-другому, только меня это все не радовало. Как, будто, все это умерло для меня, в душе один траур. Младенец внутри, я знала, что он там есть, начал изменять мое тело. По утрам с ума сводила тошнота, я опасалась, что однажды выплюну свои внутренности. Но я еще не ощутила себя матерью, не поверила, до меня еще не дошло. И если рядом нет Ванечки, кто будет радоваться его рождению со мной? И буду ли радоваться я? В душе пустота, как в пустой бочке, и только ветер тоски залетает и высушивает все еще больше. Иногда, кажется, что душенька моя рассохнется и развалится, как старая мебель. Единственное, куда я позвонила, как смогла дойти до телефона в ординаторской, это на работу. Мне привезли деньги за один больничный лист. Сегодня меня выпишут, и я на такси поеду домой. Мое пальто, в котором я поступила, было все в грязи и с оторванным воротником. Я собрала пакет и ждала выписку.
-Ну, что, девушка, готова уже, - вошел врач?
Я повернулась от окна.
-Здравствуйте, Василий Кириллович, - я улыбнулась ему.
-Ну, ты это, присядь-ка на дорожку, я тебе хочу еще рекомендации кое-какие дать.
Я села на кровать. Василий Кириллович присел рядом на койку, чтоб сидеть напротив меня. Это был уже старенький врач нейрохирург, если бы не он, не знаю, смогла ли бы я найти в себе силы, чтоб жить дальше. Ему одному я все поведала о своей истории.
-Ты все знаешь, Софья Геннадьевна, не мне тебя учить жизни и терпению, а еще стойкости и мужеству, но хочу тебя попросить, выполнишь просьбу старика?
-Конечно, Василий Кириллович.
-Я вот о чем тебя хочу просить, даже не знаю, как сказать, ну, скажу как есть. Я смотрю, глазки твои тускнеют с каждым днем, а должно быть наоборот. Вот мы с супругой всю жизнь мечтали о детях, но не сложилось. А ты, девушка, береги то, что в тебе, это огромный дар от Бога. А просьба моя, крестным возьмешь?
-Конечно, Василий Кириллович, буду только счастлива, если вы согласитесь.
-Вот и хорошо, а на роды приходи ко мне, положим тебя в отделение, супруга моя гинеколог, ниже этажом трудится, ничего, поднимется. Ну, а теперь, что ж, с Богом, - и он протянул мне выписку и больничный лист.
Я не успела поблагодарить, глаза наполнились слезами, а доктор уже вышел из палаты. Я утерла слезы, оглядела последним взглядом палату, и пошла на выход. В коридоре медсестре оставила на столе пакет для медперсонала и для Василия Кирилловича отдельно. С приемного покоя вызвала такси.