ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Живи и верь

Живи и верь

23 января 2016 - Юрий Алексеенко
article326949.jpg

Ванечка – сын лесничего Айгаширского заказника, а Машенька – дочь охотника промыслового охотоведческого хозяйства «Байкал». Оба они дошколята. Ванечка мечтает стать главным лесничим в Бадалмахинском аймаке и командовать кержачьими заимками и семейскими поселениями. Об этом он все время нашёптывает, не стесняясь вслух, амулету, тому самому когтю орлана, который за просто так подарил ему  приблудившийся к кержакам, якутец, дед Пихтач. Машенька пока ни о чем не мечтает. Она носит на груди, под платьишком, истёртый и покарябанный мамин крестик на заношенной тесёмочке, иногда его украдкой целует. О детских садах и школах знают они немного, вскользь и понаслышке. Писать умеют только печатными буквами. Читать – по слогам. Да и то читают только названия на бортах лодок и легких катерков, пробегающих мимо по протоке к речке Молодухе и далее к Байкалу. Зато Ванечка и Маша знают, как растопить печь, сварить борщ, почистить картошку, распотрошить курицу или дикую утку, перебрать ягоду, освежевать соболя или ондатру, полущить кедровые шишки, загнать в затонье пару тайменей и, оглушив дрыньём, вытащить их сноровисто за жабры на траву. Ванечка даже умеет колоть дрова, выводить из быстрины на тихую воду стружок одним веслом, и если надо, стрелять из тозовки в серую перелётную утку, хоронящуюся от людского глаза за калтусинами.

Такие как Ванечка и Машенька – высади их с вертолета к подножию гольцов или в морённую, обвислую туманами тайгу – обойдут все предгорья Баргузины и выйдут к летнику быстрее взрослого иркутянина или уланудэинца. Поэтому, когда Лесничий Иван Чехлов и охотник-соболятник Илья Рассказов каждый своим путем уходили в 12-дневный круговой обход по периферийным зимовьям проверять капканы, оставляли Ванечку и Машеньку в центральном зимовье без особого беспокойства. Знали, что дети их не отощают с голода и не замёрзнут от холода. И всё у них будет бравенько.

Зима 2015-2016 г.г. выдалась теплой, без снежной, не по сибирски мягкой. Весь ноябрь и декабрь распадки дули холодняком редко. А небо, в какую сторону ни глянь, выглядело сонным и безмятежным. Соболь-баргузинец, почуяв погоду, не ушёл октябрем, как обычно, в густые, обросшие кедровым стлаником предгорья Атахлачинского хребта, богатых кормами, а остался в прибайкальских распадках и зажировал на местных ягодах, шишках и мышах полевках. Промысловикам отказ зверья от миграции был и в тягость, и в радость. Не каждому в удовольствие блукать по тайге отшельником, но каждый хотел поиметь быструю прибыль на ценном баргузинском пушняке... И потому для них вставать каждый день на лыжи означало – взойти на Голгофу... Не выйдешь утром на следок по затесям, охамевшая росомаха обгрызет в капкане окоченевшую тушку соболя, а то и постругает на лоскутки либо сожрёт до хвоста. По сему новый 2016 год Иван Чехлов и Илья Рассказов намеревались встретить в дальних зимовьях, у Прозрачного ключа, куда не долетает даже МИ-8. Не повезло Ванечке и Машеньке. В центральном зимовье под Новый год они снова остались одни.

Услышав весть от деда Пихтача, что папа не поспеет к Новому году, Машенька погрустнела и начала хныкать. Ванечка, считающий себя взрослым аймачным кержаком, начал было её уговаривать бросить эту пустую затею - плакать по-бабски.

- Вот ещё, выдумала тут слезиться, - говорил он. - Маленькой женщине нельзя слёзы лить перед праздником. Бурхан залютует метелью. Мне, папин друг, дед Пихтач в селе, у магазина, говорил, что старик Бурхан, дух таежный, не любит Новый год – это не праздник, а так себе – поветрие людское и фантазия за ради водки.
Машенька отвела к окну овлажнённые глаза, щипнула себя за нос, как бы проверяя: не спит ли она. За двойной рамой окна, через бугристую наледь на стекле, заиндевелое блестяшками,рисовалась огнём угасающая полоска заката, а впереди её торчали кудлатые сосны да голые загиблинные ветрами лиственницы. Тайга быстро чернела, уходя распадками и сопками в новогоднюю ночь.

- Я твоему Бурхану, бодме облущенному, как дам ! - сжав кулачок, замахнулась в сторону окна Машенька. - Будет знать мне !

Ванечку не испугали, а скорее больше удивили перемены настроения Машеньки. Такой он видел ее редко, обычно она терпеливо переносила колкости Ванечки. Вывести ее из себя могла только корова Дашка, которая иногда летом упрямилась и не хотела заходить в стайку после пастьбы по похмельным надгорным лугам, пахнущим дурнотой разнотравья. Машенька вот также как сейчас замахивалась на Дашку и шла угрозливо на тупо выставленные дашкины рога. Сдавалась первой, конечно, корова. Она, развернувшись, семенила, чавкая копытами, по тягучей, навозной жиже в утеплённую стайку.

Ванечка, естественно, не корова, имеет человечью гордость. На Машенькин замах огрызнулся:

- Ты что на Бурхана кидаешься, а то он тебе покажет ! Ишь, какая чумная нашлась тут !

- Я на твоего Бурхана пожалуюсь ! Придет Рождество и пожалуюсь!

- Эх, ты мелюзга ! Таёжный батька - это сила ! Он всех победит !

Машенька спрыгнула со стулки и опрометью кинулась к навесной полочки у входа в зимовье, туда, где чернела в углу отпиленная до обручей бочка с талой водой. Встала у стены на цыпочки и дотянулась ручкой до первой перегородки.

- Смотри, какая сила у меня в руках ! - Она выхватила из перегородки вырезанную из глянцевого журнала картинку и направила ее ликом в гордые и неподвижные глаза Ванечки. На него смотрело изображение Пресвятой Богородицы с младенцем на руках.

Ванечка слегка испугавшись и как бы обороняясь, достал из кармана коготь орлана и поднял его над головой:

- А у меня вот что ! Сила охотничья ! Амулет настоящий, он охотников зверя под выстрел наводит, по приказу Бурхана !

На щеках Машеньки давно уже высохли слезы, а новые еще и не мечтали появляться. Она смотрела на Ваничкин Амулет и ей казалось, что коготь и не коготь вовсе, - обычная безделушка, которую и целовать срамно. Встряхнув плечами и оправив старенькое, на сборках платьишко у пояса, она спросила:

- Ваньша, тебя твой Бурхан поздравил с Новым годом ?

Ванечка стушевался. Захлопал детскими, чуть наивными глазами, в которых уже читалась крепкотелая кержачья живость.

- Нет... Надо оно ему это... на детишков внимание острить. Ему некогда, он папе моему помогат, в капканы соболей гонит.

- Вот еще... что он гоняла какой..., - возразила Машенька. - А меня Богородица поздравила вчера !

- Не выдумывай..., картинка не может поздравлять.

- Это когти, орляные, не могут, а Богородицы могут... Она вчера ко мне во сне пришла и сказала:

- Голубица, моя, сиротинушка безмамина, пусть Новый год тебя порадует подарком, папу твоего - уловом, а

Ванечку, не окормленного материнской лаской, - умом; не забижай, говорит, Ванюшу и пусть папа твой поделиться уловом с папой Ванечки. Вы ж, говорит, одной веревочкой увиты и будет вам вместе радость... Во как ! И потом ушла.

- Брешешь, Маняшка. Картинка не может разговорить. Не было такого....- Оторопело пробубнил Ванечка.

- Было ! – возразила Машенька. - И еще она сказала, что на Новый год наши папы к нам из тайги придут и гостинцев от зайчиков принесут. Всё Рождество до старого нового года будут с нами.

- Да ну тебя, выдумщица... - махнул рукой Ванечка и стал натягивать на себя унты, росомашьи, поверх соболиных носков, потом медвежий тулупчик, сшитый тунгусом Сережкой ко дню рождения. - Пойду к поленице, дров сосновых принесу, пусть всю ночь тлеют, тепло в печке держат...

- Только березовых не бери, - вслед ему крикнула Машенька. - Они как порох, выгорят за полчаса.

- Не учи учёного... мелюзга.

Ванечка вернулся в зимовье быстро. Входя,напустил студёного, дымящегося паром воздуха. В руках он держал два мерзлых полешка. Округленные глаза его загадочно лучились.

- Где тозовка ? ! – Спросил он быстро, будто цвиркнул воробей. - По льду протоки машина едит, фарами тайгу освечиват. Уже медвежью сопку минула, к бордыханскому камню подъезжат. Жуть ! Чую, пристанские бичи едут, охломонить тут будут.

- Ага, спугался !? Так то ж не бичи, а Бурхан твой, - с Новым годом поздравлять ! Тозовка там, у входа, в бочке из под омуля...

-А малопулишные патроны !?

- Там же...

Ванечка кинулся в дверь. Когда хлопнула за ним входная ставень, и в зимовье снова ввалился опарённый воздух, слегка тронув холодком ноги, Машенька полезла в посудник, достала только что оттаянный хлеб, принесенный Ванечкой утром с лабаза, и начала резать, оставляя на лезвие ножа водяные полоски. С боку печи, у вытяжки, на охолонке, томился борщ, и жаренная курица, зарезанная Ванечкой по случаю праздника.

- Ну, вот и папы наши едут... как и говорила мне Богородица, - счастливо улыбаясь, вслух промолвила Машенька. - Сейчас горяченького с дороги покушат.

© Copyright: Юрий Алексеенко, 2016

Регистрационный номер №0326949

от 23 января 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0326949 выдан для произведения: Ванечка – сын лесничего Айгаширского заказника, а Машенька – дочь охотника промыслового охотоведческого хозяйства «Байкал». Оба они дошколята. Ванечка мечтает стать главным лесничим в Бадалмахинском аймаке и командовать кержачьими заимками и семейскими поселениями. Об этом он все время нашёптывает, не стесняясь вслух, амулету, тому самому когтю орлана, который за просто так подарил ему  приблудившийся к кержакам, якутец, дед Пихтач. Машенька пока ни о чем не мечтает. Она носит на груди, под платьишком, истёртый и покарябанный мамин крестик на заношенной тесёмочке, иногда его украдкой целует. О детских садах и школах знают они немного, вскользь и понаслышке. Писать умеют только печатными буквами. Читать – по слогам. Да и то читают только названия на бортах лодок и легких катерков, пробегающих мимо по протоке к речке Молодухе и далее к Байкалу. Зато Ванечка и Маша знают, как растопить печь, сварить борщ, почистить картошку, распотрошить курицу или дикую утку, перебрать ягоду, освежевать соболя или ондатру, полущить кедровые шишки, загнать в затонье пару тайменей и, оглушив дрыньём, вытащить их сноровисто за жабры на траву. Ванечка даже умеет колоть дрова, выводить из быстрины на тихую воду стружок одним веслом, и если надо, стрелять из тозовки в серую перелётную утку, хоронящуюся от людского глаза за калтусинами.

Такие как Ванечка и Машенька – высади их с вертолета к подножию гольцов или в морённую, обвислую туманами тайгу – обойдут все предгорья Баргузины и выйдут к летнику быстрее взрослого иркутянина или уланудэинца. Поэтому, когда Лесничий Иван Чехлов и охотник-соболятник Илья Рассказов каждый своим путем уходили в 12-дневный круговой обход по периферийным зимовьям проверять капканы, оставляли Ванечку и Машеньку в центральном зимовье без особого беспокойства. Знали, что дети их не отощают с голода и не замёрзнут от холода. И всё у них будет бравенько.

Зима 2015-2016 г.г. выдалась теплой, без снежной, не по сибирски мягкой. Весь ноябрь и декабрь распадки дули холодняком редко. А небо, в какую сторону ни глянь, выглядело сонным и безмятежным. Соболь-баргузинец, почуяв погоду, не ушёл октябрем, как обычно, в густые, обросшие кедровым стлаником предгорья Атахлачинского хребта, богатых кормами, а остался в прибайкальских распадках и зажировал на местных ягодах, шишках и мышах полевках. Промысловикам отказ зверья от миграции был и в тягость, и в радость. Не каждому в удовольствие блукать по тайге отшельником, но каждый хотел поиметь быструю прибыль на ценном баргузинском пушняке... И потому для них вставать каждый день на лыжи означало – взойти на Голгофу... Не выйдешь утром на следок по затесям, охамевшая росомаха обгрызет в капкане окоченевшую тушку соболя, а то и постругает на лоскутки либо сожрёт до хвоста. По сему новый 2016 год Иван Чехлов и Илья Рассказов намеревались встретить в дальних зимовьях, у Прозрачного ключа, куда не долетает даже МИ-8. Не повезло Ванечке и Машеньке. В центральном зимовье под Новый год они снова остались одни.

Услышав весть от деда Пихтача, что папа не поспеет к Новому году, Машенька погрустнела и начала хныкать. Ванечка, считающий себя взрослым аймачным кержаком, начал было её уговаривать бросить эту пустую затею - плакать по-бабски.

- Вот ещё, выдумала тут слезиться, - говорил он. - Маленькой женщине нельзя слёзы лить перед праздником. Бурхан залютует метелью. Мне, папин друг, дед Пихтач в селе, у магазина, говорил, что старик Бурхан, дух таежный, не любит Новый год – это не праздник, а так себе – поветрие людское и фантазия за ради водки.
Машенька отвела к окну овлажнённые глаза, щипнула себя за нос, как бы проверяя: не спит ли она. За двойной рамой окна, через бугристую наледь на стекле, заиндевелое блестяшками,рисовалась огнём угасающая полоска заката, а впереди её торчали кудлатые сосны да голые загиблинные ветрами лиственницы. Тайга быстро чернела, уходя распадками и сопками в новогоднюю ночь.

- Я твоему Бурхану, бодме облущенному, как дам ! - сжав кулачок, замахнулась в сторону окна Машенька. - Будет знать мне !

Ванечку не испугали, а скорее больше удивили перемены настроения Машеньки. Такой он видел ее редко, обычно она терпеливо переносила колкости Ванечки. Вывести ее из себя могла только корова Дашка, которая иногда летом упрямилась и не хотела заходить в стайку после пастьбы по похмельным надгорным лугам, пахнущим дурнотой разнотравья. Машенька вот также как сейчас замахивалась на Дашку и шла угрозливо на тупо выставленные дашкины рога. Сдавалась первой, конечно, корова. Она, развернувшись, семенила, чавкая копытами, по тягучей, навозной жиже в утеплённую стайку.

Ванечка, естественно, не корова, имеет человечью гордость. На Машенькин замах огрызнулся:

- Ты что на Бурхана кидаешься, а то он тебе покажет ! Ишь, какая чумная нашлась тут !

- Я на твоего Бурхана пожалуюсь ! Придет Рождество и пожалуюсь!

- Эх, ты мелюзга ! Таёжный батька - это сила ! Он всех победит !

Машенька спрыгнула со стулки и опрометью кинулась к навесной полочки у входа в зимовье, туда, где чернела в углу отпиленная до обручей бочка с талой водой. Встала у стены на цыпочки и дотянулась ручкой до первой перегородки.

- Смотри, какая сила у меня в руках ! - Она выхватила из перегородки вырезанную из глянцевого журнала картинку и направила ее ликом в гордые и неподвижные глаза Ванечки. На него смотрело изображение Пресвятой Богородицы с младенцем на руках.

Ванечка слегка испугавшись и как бы обороняясь, достал из кармана коготь орлана и поднял его над головой:

- А у меня вот что ! Сила охотничья ! Амулет настоящий, он охотников зверя под выстрел наводит, по приказу Бурхана !

На щеках Машеньки давно уже высохли слезы, а новые еще и не мечтали появляться. Она смотрела на Ваничкин Амулет и ей казалось, что коготь и не коготь вовсе, - обычная безделушка, которую и целовать срамно. Встряхнув плечами и оправив старенькое, на сборках платьишко у пояса, она спросила:

- Ваньша, тебя твой Бурхан поздравил с Новым годом ?

Ванечка стушевался. Захлопал детскими, чуть наивными глазами, в которых уже читалась крепкотелая кержачья живость.

- Нет... Надо оно ему это... на детишков внимание острить. Ему некогда, он папе моему помогат, в капканы соболей гонит.

- Вот еще... что он гоняла какой..., - возразила Машенька. - А меня Богородица поздравила вчера !

- Не выдумывай..., картинка не может поздравлять.

- Это когти, орляные, не могут, а Богородицы могут... Она вчера ко мне во сне пришла и сказала:

- Голубица, моя, сиротинушка безмамина, пусть Новый год тебя порадует подарком, папу твоего - уловом, а

Ванечку, не окормленного материнской лаской, - умом; не забижай, говорит, Ванюшу и пусть папа твой поделиться уловом с папой Ванечки. Вы ж, говорит, одной веревочкой увиты и будет вам вместе радость... Во как ! И потом ушла.

- Брешешь, Маняшка. Картинка не может разговорить. Не было такого....- Оторопело пробубнил Ванечка.

- Было ! – возразила Машенька. - И еще она сказала, что на Новый год наши папы к нам из тайги придут и гостинцев от зайчиков принесут. Всё Рождество до старого нового года будут с нами.

- Да ну тебя, выдумщица... - махнул рукой Ванечка и стал натягивать на себя унты, росомашьи, поверх соболиных носков, потом медвежий тулупчик, сшитый тунгусом Сережкой ко дню рождения. - Пойду к поленице, дров сосновых принесу, пусть всю ночь тлеют, тепло в печке держат...

- Только березовых не бери, - вслед ему крикнула Машенька. - Они как порох, выгорят за полчаса.

- Не учи учёного... мелюзга.

Ванечка вернулся в зимовье быстро. Входя,напустил студёного, дымящегося паром воздуха. В руках он держал два мерзлых полешка. Округленные глаза его загадочно лучились.

- Где тозовка ? ! – Спросил он быстро, будто цвиркнул воробей. - По льду протоки машина едит, фарами тайгу освечиват. Уже медвежью сопку минула, к бордыханскому камню подъезжат. Жуть ! Чую, пристанские бичи едут, охломонить тут будут.

- Ага, спугался !? Так то ж не бичи, а Бурхан твой, - с Новым годом поздравлять ! Тозовка там, у входа, в бочке из под омуля...

-А малопулишные патроны !?

- Там же...

Ванечка кинулся в дверь. Когда хлопнула за ним входная ставень, и в зимовье снова ввалился опарённый воздух, слегка тронув холодком ноги, Машенька полезла в посудник, достала только что оттаянный хлеб, принесенный Ванечкой утром с лабаза, и начала резать, оставляя на лезвие ножа водяные полоски. С боку печи, у вытяжки, на охолонке, томился борщ, и жаренная курица, зарезанная Ванечкой по случаю праздника.

- Ну, вот и папы наши едут... как и говорила мне Богородица, - счастливо улыбаясь, вслух промолвила Машенька. - Сейчас горяченького с дороги покушат.
 
Рейтинг: 0 400 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!