Эти летние дожди. Фрагменты
15 октября 2012 -
Татьяна Шереметева
Из дела № KН/278-08 (Зачеркнуто)
Эти летние дожди
Стр. 1
Я решила, что эти записки будут называться именно так. Почему? Потому что каждый раз, когда начинает невыносимо благоухать и утверждаться лето, я мысленно повторяю слова одной старой, заезженной песни:
"Эти летние дожди, эти радуги и тучи, мне от них как будто лучше, будто что там впереди. Будто будут острова, необычные поездки, на листах росы подвески, вечная свежая трава…".
Да, вечно свежая трава.
Я вижу эту траву и продолговатые капли, свисающие с листьев деревьев. Я чувствую, как пахнет эта трава, какое смятение и боль дарит этот аромат и как хочется сказать спасибо за эту боль, потому что она - это жизнь.
Давно еще мне казалось, что все лучшее ушло и надежды на будущее нет. Забавно, что это было в то время, когда все лучшее в моей жизни еще только готовилось состояться.
И сейчас я повторяю те же слова. Я говорю, что «мне от них как будто лучше».
Пусть всё будет «как будто».
Когда нет ничего, цепляешься и за это. Я готова играть в эту игру.
Всё «как будто», и живу я тоже «как будто».
И я благодарна строке: «будто что там впереди». Знать, что впереди ничего нет, и радоваться тому, что «как будто» есть, – может, в этом тоже мудрость жизни.
Стр.2 - отсутствует.
Стр.3
Все эти глупости особенно больно били меня во времена, когда для меня отсутствовала перспектива жизни.
Потом оказалось, что она есть, – бесконечная, манящая, таинственная.
Потом оказалось, что она конечна.
Потом оказалось, что ее уже не стало.
Перспективы нет и жизни нет, но все равно: как прочно засели внутри эти слова, как трудно их произносить, как хочется плакать, когда рядом есть и лето, и дожди, и роса, и трава, но все это уже не для тебя.
Надо встать и закрыть окно. Ветер задувает в комнату, и дождь заливает подоконник. Нет, не сейчас. Главное, не упустить, успеть, пока помню.
Стр. 4, 5 – отсутствуют.
Стр 6.
Я люблю фильм «Пять вечеров». Я всегда смотрю его и всегда плачу. Потому что каждый из них, – персонажей этого фильма, – это я. Я так чувствую.
Когда Любшин в ресторане пытается вспомнить песню и все повторяет: «Придет весна не для меня, и в небе жаворонок взовьется …, и кто-то в роще отзовется с восторгом чувств не для меня», - я – там, вместе с ним, в том ресторане. Я тоже ощущаю, что и весна, и жизнь уже не для меня.
И я тоже пытаюсь пробиться к тем людям - услышьте, пожалуйста, меня.
А песню эту я знаю наизусть. После фильма выучила. И каждый раз мне так хочется подсказать, помочь ему.
Когда уже в конце фильма Гурченко, – конечно, не она, а ее Тамара, - рассказывает ему, какой он замечательный, а он, стоя у двери, слушает спиной, от этой спины невозможно оторваться. Он ею вбирает в себя то, что слышит.
Когда слова летят тебе вдогонку, – они, как дротики, – кто скорее и больнее вдарит. И тому, что в него, как дротики, летят признания в любви, он совершенно не верит. Он, как приговоренный к расстрелу. Он еще не верит словам о помиловании.
В этой спине все: и боль, и судорожная надежда, и неверие в то, что приговор отменен. И ты - невиновен.
В комнате стало совсем холодно и темно. Надо зажечь лампу и закрыть входную дверь. Потом. Хочу успеть дописать, пока пишется.
Стр. 7 – отсутствует.
Стр. 8
Страница разорвана.
Внизу:
Я тоже через силу улыбаюсь, справляя, по-существу, поминки по своей жизни и стараясь все же выглядеть молодцом. Жизнь не получилась. Петь и играть она будет теперь не для меня тоже.
Пропущено.
Стр. 9
Разорвано.
Внизу:
Я ухожу. Ухожу с той половины жизни, где живет радость. «Время, когда радость меня любила, больше не придет ни за что, никогда».
Удивительно, как легко я покупаюсь на все эти незамысловатые строчки. Но трогают некоторые из них меня невероятно.
Пропущено.
Далее:
Когда радость только готовилась к тому, чтобы обратить на меня внимание, я уже заранее понимала, что означают эти слова: «Время, когда радость меня любила, больше не вернется ни за что, никогда».
Потом, после счастья, - настанет время, когда оно уже не вернется. Зачем, зачем тогда я об этом думала?
Да, но ведь есть: «Пролитую слезу из будущего принесу…». Значит, я все-таки не одна. Бродский тоже заранее думал о будущих слезах, о том, чем придется потом расплачиваться.
И еще: «Как тревожен этот путь, не уснуть мне, не уснуть, деревеньки, купола и метель белым бела… ».
Почему всегда, с самого первого раза, я представляю тот высокий висячий мост через безымянную речку и ту занесенную снегом деревню на противоположном берегу?
Зима. Всегда одна и та же картина, как будто я знаю, что так все и должно быть. И не иначе. Голубой снег, все замело, на мосту горбятся сугробы, с перил свешиваются сосульки. Мост деревянный, он скрипит, идти по нему страшно, но надо.
Небо темно-синее, почти черное, звезды чуть помутневшие, вокруг никого. «Как тревожен этот путь, не уснуть мне, не уснуть», - я повторяла эти слова, как заклинание. Впереди действительно был тревожный путь и мои маленькие подвиги, которые дожидались меня и которые мне только еще предстояло совершить.
И сейчас я тоскую по тому мосту, по той тревожной темноте и пленительной неизвестности, по тому времени, когда мой путь был еще впереди и я еще ничего не знала ни о себе, ни о своей жизни.
А теперь все уже произошло. И надо честно признаться, что хорошего там, в той жизни, было много. Да, конечно, когда-то радость любила и меня, когда-то росы подвески светились и для меня, когда-то тревожный путь обещал мне что-то неведомое и прекрасное. И он меня не обманул. И спасибо ему.
Жаль, что уже некому это объяснить и даже себе самой на бумаге этого не описать. Зачем-то приходится все это чувствовать так остро и глубоко. Это очень мучительно.
Стр. 10-11 - отсутствуют.
Стр. 12
Если бы меня спросили, что такое жизнь, я бы ответила, что это, прежде всего, боль.
Мы рождаемся в боли, причиняя боль своей матери, мы познаем жизнь через боль - и не только от наших неудач или унижений. Но также от необратимости жизни, невозможности вернуть лучшее, от безжалостных клыков совести. И главное – от потерь.
Боль пронизывает нас при большой радости. Даже счастье – это разновидность боли. Именно поэтому в радости и счастье люди не только улыбаются, но и плачут.
Ну, а что уж говорить про любовь? Кто прошел через это, тот знает.
«Я по лесенке по этой поднимусь к тебе, И останусь до рассвета я в твоей судьбе, А как стану я немилой, удалюсь я прочь, И, скатившись по перилам, удалюсь я в ночь, Прочь».
Сначала я стояла у окна, потом сидела на подоконнике, потом опять стояла. На рассвете, пока еще не проснулись собачники, осторожно спустилась с шестого этажа во двор «в кустики».
В восемь часов он вышел из квартиры, удивленно вскинул брови, молча довез меня до работы и ласково попрощался. Навсегда. Господи, ну почему он сделал это так ласково? Это было самое унизительное. И это было так давно.
А сейчас я благодарна ему и за ту муку, и за ту ночь. И когда я проезжаю по Комсомольскому, то с удивлением смотрю на его дом и не верю: неужели это я сидела тогда на выщербленных ступеньках и, обняв колени, тихо шептала про себя, надеясь на чудо: "И мое сердцебиенье уж который год слышит каждая ступенька, что к тебе ведет"?
Боль, которую проклинаешь, которую боишься и к которой, в финале, испытываешь благодарность.
И даже нельзя сказать, что это плохо. Просто так устроена жизнь.
Известно же, что мы для тех, кто придумал все это, как лягушки на лабораторном столе, – если дергаемся, значит, живы.
Вот и я еще дергаюсь, и сердце мое разрывается. Это проникающие ранения воспоминаний, тоски по самым любимым, наслаждения от того, как непостижимо прекрасна жизнь. Да, я сч...
Стр.13- отсутствует.
Стр. 14
Зачеркнуто.
Далее:
У меня в комнате уже много лет висит большая репродукция Климта "Поцелуй". Когда-то я увидела ее в Вене и сразу купила. Мне так давно хотелось, чтобы можно было рассматривать эту картину до бесконечности, отмечая каждый изгиб тел, каждую линию, каждую деталь. Эта картина всегда у меня перед глазами, даже если я далеко от нее.
У нее закрыты глаза, и она стоит на коленях. На лице у нее даже не любовь, а изнеможение: любовь так велика, что непереносима для нее. И вся она, эта изумительная женщина, - легкая, прозрачная. Это то, какими мы видим себя изнутри и какими никогда не увидят нас другие. Разве что те, кто полюбит и сможет разглядеть в нас эту волшебную, пленительную силу женской тайны.
Его руки. Как важны они в этой картине. Они обнимают, поворачивают и удерживают ее лицо рядом со своим. А она с благодарностью обнимает и прижимает к себе его большую, сильную ладонь, которая наклоняет ее лицо для поцелуя.
Почему-то это волнует меня больше всего. Я мечтала много раз, чтобы в мужских руках было бы не мое тело, а именно лицо. Чтобы его ладони раскрывались двумя большими листьями и мое лицо помещалось бы между ними бутоном. Твое лицо в мужских руках – это такое счастье, что ей, той божественной женщине, вынести его не под силу.
Далее страница порвана.
Стр. 15 - отсутствует.
Стр. 16
Вдруг вспомнила, как я обрадовалась, когда услышала, что у кого-то тоже есть свой «маленький плот, свитый из песен и слов».
Когда я была маленькая, я думала, что это диагноз. Я стеснялась, старалась никому не рассказывать о своем «несчастье», прятала под кроватью альбомы со стихами и рисунками, в девятом классе выбросила в мусоропровод все свои детские дневники – пять толстенных тетрадей. Не могу себе этого простить. Какая дура.
Ведь там было все: о жизни, о доме, о нашей необыкновенной бабушке, о книгах, о всех дружбах и любовях. Одна тетрадь чудом уцелела, я нашла ее здесь, на даче. Восьмой класс, мне было четырнадцать. Спустя сорок лет я поняла, что за это время не стала умней. Опытней, циничней, противней – возможно. Но ума за все это время я, оказывается, не набралась.
И все, что определяло меня как индивидуум (рука не поднимается писать о себе «личность»), сформировалось уже тогда. Я до сих пор пребываю в недоумении. То ли я сейчас еще такая глупая, то ли я тогда была уже такая умная. Кто бы помог ответить на этот вопрос? Помочь некому.
«На маленьком плоту Сквозь бури дождь и грозы, Взяв только сны и грёзы И детскую мечту, Я тихо уплыву, Лишь в дом проникнет полночь, Чтоб рифмами наполнить Мир, в котором я живу». Это ведь то, что происходило в моей жизни многие-многие годы. И это было удивительно. Как хорошо, что есть эта песня про плот.
Стр. 17-22 - отсутствуют.
Стр. 23
Вот опять эти летние дожди. Крупные капли гулко лупят по крыше и яблоням, гром взрывает ночь, в окно вместе с сиренью рвется ароматный, влажный воздух.
Для счастья нужно только одно – чтобы все были живы.
Занавески колышутся, и кажется, что я не одна. В голову опять идут чужие, но хорошие слова: «Как упоительны в России вечера».
Больше всего боюсь снов и каждый вечер прошу, чтобы мне не снилось ничего.
«А после стольких снов уже не плачут утром», - странно, оказывается, что строчка моя собственная. А я подумала, что это опять из какой-то песни. В каких закоулках моего истерзанного мозга родилась она?
Есть еще что-то, сейчас вспомню: «И если так болит, тогда уже не больно, а жизнь еще хрипит, не говорит – довольно». Да, это тоже, вроде, мое. По форме неважно, но по своему существу - правильно.
Бог с ним, не надо отвлекаться.
Почему
Зачем
Как
Когда
Куда
За что
Я до сих пор не знаю ответа на эти вопросы. Надо не забыть, записать хотя бы строчку и утром к этому вернуться. Мне кажется, лю…
Оборвано.
Утром ее нашла соседка по даче. Входная дверь была открыта. Бездомный кот, - известный бандит в поселке, - сидел на столе, свирепо оглядываясь по сторонам и подмяв под свой пушистый живот какие-то желтые листки из школьной тетради в клеточку. Тетрадь была разодрана в клочья, и только несколько страниц уцелело.
Пришли люди, вызвали "Скорую" и милицию. Обрывки тетради присовокупили, было, к делу. Хотя дела никакого не завели. Диагноз был самый обычный: сердечная недостаточность.
Весь бумажный мусор выбросили. Туда же отправилась и кассета с песнями. Она была никому не нужна, - даже милиции, поскольку время кассетных магнитофонов давно прошло.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0084534 выдан для произведения:
Из дела № KН/278-08 (Зачеркнуто)
Эти летние дожди
Стр. 1
Я решила, что эти записки будут называться именно так. Почему? Потому что каждый раз, когда начинает невыносимо благоухать и утверждаться лето, я мысленно повторяю слова одной старой, заезженной песни:
"Эти летние дожди, эти радуги и тучи, мне от них как будто лучше, будто что там впереди. Будто будут острова, необычные поездки, на листах росы подвески, вечная свежая трава…".
Да, вечно свежая трава.
Я вижу эту траву и продолговатые капли, свисающие с листьев деревьев. Я чувствую, как пахнет эта трава, какое смятение и боль дарит этот аромат и как хочется сказать спасибо за эту боль, потому что она - это жизнь.
Давно еще мне казалось, что все лучшее ушло и надежды на будущее нет. Забавно, что это было в то время, когда все лучшее в моей жизни еще только готовилось состояться.
И сейчас я повторяю те же слова. Я говорю, что «мне от них как будто лучше».
Пусть всё будет «как будто».
Когда нет ничего, цепляешься и за это. Я готова играть в эту игру.
Всё «как будто», и живу я тоже «как будто».
И я благодарна строке: «будто что там впереди». Знать, что впереди ничего нет, и радоваться тому, что «как будто» есть, – может, в этом тоже мудрость жизни.
Стр.2 - отсутствует.
Стр.3
Все эти глупости особенно больно били меня во времена, когда для меня отсутствовала перспектива жизни.
Потом оказалось, что она есть, – бесконечная, манящая, таинственная.
Потом оказалось, что она конечна.
Потом оказалось, что ее уже не стало.
Перспективы нет и жизни нет, но все равно: как прочно засели внутри эти слова, как трудно их произносить, как хочется плакать, когда рядом есть и лето, и дожди, и роса, и трава, но все это уже не для тебя.
Надо встать и закрыть окно. Ветер задувает в комнату, и дождь заливает подоконник. Нет, не сейчас. Главное, не упустить, успеть, пока помню.
Стр. 4, 5 – отсутствуют.
Стр 6.
Я люблю фильм «Пять вечеров». Я всегда смотрю его и всегда плачу. Потому что каждый из них, – персонажей этого фильма, – это я. Я так чувствую.
Когда Любшин в ресторане пытается вспомнить песню и все повторяет: «Придет весна не для меня, и в небе жаворонок взовьется …, и кто-то в роще отзовется с восторгом чувств не для меня», - я – там, вместе с ним, в том ресторане. Я тоже ощущаю, что и весна, и жизнь уже не для меня.
И я тоже пытаюсь пробиться к тем людям - услышьте, пожалуйста, меня.
А песню эту я знаю наизусть. После фильма выучила. И каждый раз мне так хочется подсказать, помочь ему.
Когда уже в конце фильма Гурченко, – конечно, не она, а ее Тамара, - рассказывает ему, какой он замечательный, а он, стоя у двери, слушает спиной, от этой спины невозможно оторваться. Он ею вбирает в себя то, что слышит.
Когда слова летят тебе вдогонку, – они, как дротики, – кто скорее и больнее вдарит. И тому, что в него, как дротики, летят признания в любви, он совершенно не верит. Он, как приговоренный к расстрелу. Он еще не верит словам о помиловании.
В этой спине все: и боль, и судорожная надежда, и неверие в то, что приговор отменен. И ты - невиновен.
В комнате стало совсем холодно и темно. Надо зажечь лампу и закрыть входную дверь. Потом. Хочу успеть дописать, пока пишется.
Стр. 7 – отсутствует.
Стр. 8
Страница разорвана.
Внизу:
Я тоже через силу улыбаюсь, справляя, по-существу, поминки по своей жизни и стараясь все же выглядеть молодцом. Жизнь не получилась. Петь и играть она будет теперь не для меня тоже.
Пропущено.
Стр. 9
Разорвано.
Внизу:
Я ухожу. Ухожу с той половины жизни, где живет радость. «Время, когда радость меня любила, больше не придет ни за что, никогда».
Удивительно, как легко я покупаюсь на все эти незамысловатые строчки. Но трогают некоторые из них меня невероятно.
Пропущено.
Далее:
Когда радость только готовилась к тому, чтобы обратить на меня внимание, я уже заранее понимала, что означают эти слова: «Время, когда радость меня любила, больше не вернется ни за что, никогда».
Потом, после счастья, - настанет время, когда оно уже не вернется. Зачем, зачем тогда я об этом думала?
Да, но ведь есть: «Пролитую слезу из будущего принесу…». Значит, я все-таки не одна. Бродский тоже заранее думал о будущих слезах, о том, чем придется потом расплачиваться.
И еще: «Как тревожен этот путь, не уснуть мне, не уснуть, деревеньки, купола и метель белым бела… ».
Почему всегда, с самого первого раза, я представляю тот высокий висячий мост через безымянную речку и ту занесенную снегом деревню на противоположном берегу?
Зима. Всегда одна и та же картина, как будто я знаю, что так все и должно быть. И не иначе. Голубой снег, все замело, на мосту горбятся сугробы, с перил свешиваются сосульки. Мост деревянный, он скрипит, идти по нему страшно, но надо.
Небо темно-синее, почти черное, звезды чуть помутневшие, вокруг никого. «Как тревожен этот путь, не уснуть мне, не уснуть», - я повторяла эти слова, как заклинание. Впереди действительно был тревожный путь и мои маленькие подвиги, которые дожидались меня и которые мне только еще предстояло совершить.
И сейчас я тоскую по тому мосту, по той тревожной темноте и пленительной неизвестности, по тому времени, когда мой путь был еще впереди и я еще ничего не знала ни о себе, ни о своей жизни.
А теперь все уже произошло. И надо честно признаться, что хорошего там, в той жизни, было много. Да, конечно, когда-то радость любила и меня, когда-то росы подвески светились и для меня, когда-то тревожный путь обещал мне что-то неведомое и прекрасное. И он меня не обманул. И спасибо ему.
Жаль, что уже некому это объяснить и даже себе самой на бумаге этого не описать. Зачем-то приходится все это чувствовать так остро и глубоко. Это очень мучительно.
Стр. 10-11 - отсутствуют.
Стр. 12
Если бы меня спросили, что такое жизнь, я бы ответила, что это, прежде всего, боль.
Мы рождаемся в боли, причиняя боль своей матери, мы познаем жизнь через боль - и не только от наших неудач или унижений. Но также от необратимости жизни, невозможности вернуть лучшее, от безжалостных клыков совести. И главное – от потерь.
Боль пронизывает нас при большой радости. Даже счастье – это разновидность боли. Именно поэтому в радости и счастье люди не только улыбаются, но и плачут.
Ну, а что уж говорить про любовь? Кто прошел через это, тот знает.
«Я по лесенке по этой поднимусь к тебе, И останусь до рассвета я в твоей судьбе, А как стану я немилой, удалюсь я прочь, И, скатившись по перилам, удалюсь я в ночь, Прочь».
Сначала я стояла у окна, потом сидела на подоконнике, потом опять стояла. На рассвете, пока еще не проснулись собачники, осторожно спустилась с шестого этажа во двор «в кустики».
В восемь часов он вышел из квартиры, удивленно вскинул брови, молча довез меня до работы и ласково попрощался. Навсегда. Господи, ну почему он сделал это так ласково? Это было самое унизительное. И это было так давно.
А сейчас я благодарна ему и за ту муку, и за ту ночь. И когда я проезжаю по Комсомольскому, то с удивлением смотрю на его дом и не верю: неужели это я сидела тогда на выщербленных ступеньках и, обняв колени, тихо шептала про себя, надеясь на чудо: "И мое сердцебиенье уж который год слышит каждая ступенька, что к тебе ведет"?
Боль, которую проклинаешь, которую боишься и к которой, в финале, испытываешь благодарность.
И даже нельзя сказать, что это плохо. Просто так устроена жизнь.
Известно же, что мы для тех, кто придумал все это, как лягушки на лабораторном столе, – если дергаемся, значит, живы.
Вот и я еще дергаюсь, и сердце мое разрывается. Это проникающие ранения воспоминаний, тоски по самым любимым, наслаждения от того, как непостижимо прекрасна жизнь. Да, я сч...
Стр.13- отсутствует.
Стр. 14
Зачеркнуто.
Далее:
У меня в комнате уже много лет висит большая репродукция Климта "Поцелуй". Когда-то я увидела ее в Вене и сразу купила. Мне так давно хотелось, чтобы можно было рассматривать эту картину до бесконечности, отмечая каждый изгиб тел, каждую линию, каждую деталь. Эта картина всегда у меня перед глазами, даже если я далеко от нее.
У нее закрыты глаза, и она стоит на коленях. На лице у нее даже не любовь, а изнеможение: любовь так велика, что непереносима для нее. И вся она, эта изумительная женщина, - легкая, прозрачная. Это то, какими мы видим себя изнутри и какими никогда не увидят нас другие. Разве что те, кто полюбит и сможет разглядеть в нас эту волшебную, пленительную силу женской тайны.
Его руки. Как важны они в этой картине. Они обнимают, поворачивают и удерживают ее лицо рядом со своим. А она с благодарностью обнимает и прижимает к себе его большую, сильную ладонь, которая наклоняет ее лицо для поцелуя.
Почему-то это волнует меня больше всего. Я мечтала много раз, чтобы в мужских руках было бы не мое тело, а именно лицо. Чтобы его ладони раскрывались двумя большими листьями и мое лицо помещалось бы между ними бутоном. Твое лицо в мужских руках – это такое счастье, что ей, той божественной женщине, вынести его не под силу.
Далее страница порвана.
Стр. 15 - отсутствует.
Стр. 16
Вдруг вспомнила, как я обрадовалась, когда услышала, что у кого-то тоже есть свой «маленький плот, свитый из песен и слов».
Когда я была маленькая, я думала, что это диагноз. Я стеснялась, старалась никому не рассказывать о своем «несчастье», прятала под кроватью альбомы со стихами и рисунками, в девятом классе выбросила в мусоропровод все свои детские дневники – пять толстенных тетрадей. Не могу себе этого простить. Какая дура.
Ведь там было все: о жизни, о доме, о нашей необыкновенной бабушке, о книгах, о всех дружбах и любовях. Одна тетрадь чудом уцелела, я нашла ее здесь, на даче. Восьмой класс, мне было четырнадцать. Спустя сорок лет я поняла, что за это время не стала умней. Опытней, циничней, противней – возможно. Но ума за все это время я, оказывается, не набралась.
И все, что определяло меня как индивидуум (рука не поднимается писать о себе «личность»), сформировалось уже тогда. Я до сих пор пребываю в недоумении. То ли я сейчас еще такая глупая, то ли я тогда была уже такая умная. Кто бы помог ответить на этот вопрос? Помочь некому.
«На маленьком плоту Сквозь бури дождь и грозы, Взяв только сны и грёзы И детскую мечту, Я тихо уплыву, Лишь в дом проникнет полночь, Чтоб рифмами наполнить Мир, в котором я живу». Это ведь то, что происходило в моей жизни многие-многие годы. И это было удивительно. Как хорошо, что есть эта песня про плот.
Стр. 17-22 - отсутствуют.
Стр. 23
Вот опять эти летние дожди. Крупные капли гулко лупят по крыше и яблоням, гром взрывает ночь, в окно вместе с сиренью рвется ароматный, влажный воздух.
Для счастья нужно только одно – чтобы все были живы.
Занавески колышутся, и кажется, что я не одна. В голову опять идут чужие, но хорошие слова: «Как упоительны в России вечера».
Больше всего боюсь снов и каждый вечер прошу, чтобы мне не снилось ничего.
«А после стольких снов уже не плачут утром», - странно, оказывается, что строчка моя собственная. А я подумала, что это опять из какой-то песни. В каких закоулках моего истерзанного мозга родилась она?
Есть еще что-то, сейчас вспомню: «И если так болит, тогда уже не больно, а жизнь еще хрипит, не говорит – довольно». Да, это тоже, вроде, мое. По форме неважно, но по своему существу - правильно.
Бог с ним, не надо отвлекаться.
Почему
Зачем
Как
Когда
Куда
За что
Я до сих пор не знаю ответа на эти вопросы. Надо не забыть, записать хотя бы строчку и утром к этому вернуться. Мне кажется, лю…
Оборвано.
Утром ее нашла соседка по даче. Входная дверь была открыта. Бездомный кот, - известный бандит в поселке, - сидел на столе, свирепо оглядываясь по сторонам и подмяв под свой пушистый живот какие-то желтые листки из школьной тетради в клеточку. Тетрадь была разодрана в клочья, и только несколько страниц уцелело.
Пришли люди, вызвали "Скорую" и милицию. Обрывки тетради присовокупили, было, к делу. Хотя дела никакого не завели. Диагноз был самый обычный: сердечная недостаточность.
Весь бумажный мусор выбросили. Туда же отправилась и кассета с песнями. Она была никому не нужна, - даже милиции, поскольку время кассетных магнитофонов давно прошло.
Рейтинг: 0
468 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!