Совершив круг, солнце вновь возвращалось туда, откуда приходило – на восток. В один из прохладных июльских вечеров, когда дневная жара не томит и без того немощное человеческое тело, в безлюдный городской парк зашла женщина лет тридцати, одетая в чёрные миниатюрные туфельки, чёрные брюки с тонкой золотой полоской по бокам. Поверх тела надета лёгкая, невесомая белоснежная блузка, на левой половине которой серебряными нитями вышит какой-то цветок наподобие гладиолуса. Пройдя несколько метров влево по дорожке, вымощенной красным кирпичом, Иулина – а именно так звали женщину – присела на давно полюбившуюся ей скамейку. Распустив волосы, она откинулась на деревянную спинку и машинально устремила уставшие глаза на чернеющее небо, на звёзды, рассыпанные чьей-то рукой по небесной твердыне, на луну. Она сидела и смотрела, а время шло, небо чернело… Один за другим начали зажигаться фонари, спрятанные в ветвях мощных тополей. К соседней скамейке подошла небольшая компания молодых людей, распивающих пиво. Усевшись, они стали о чём-то говорить, хохотать, шутить, травить анекдоты – веселиться. А один из них то и дело воровато поглядывал в сторону одиноко сидящей Иулины. Поглядывал так, будто бы желал познакомиться, но не решался… И вот, дойдя до апогея веселия, другой, плечистый, молодой человек из этой компании, находящийся в состоянии безоговорочного алкогольного одурения, что-то прокричал. Крик горлача вывел Иулину из незадумчивой задумчивости, и она рефлекторно начала осматриваться по сторонам так, словно её кто-то окликнул. Она посмотрела в сторону компании, в самый конец парка, где время от времени устраивал себе ночлежку местный юродивый, Мишка, на другие скамейки, но так и никого не нашла. Окончив поиск, Иулина – не понятно зачем – запустила руку в карман брюк, пытаясь что-то из него достать. Вытащенный предмет оказался ничем иным, как конфетой «Буревестник», завалявшейся со вчерашнего чаепития в офисе.
– Надо Мишке подать, – промелькнула мысль в её голове. Сжав конфету в кулаке, она встала со скамейки и направилась в конец парка.
– Девушка, присоединяйтесь! – раздался чей-то нахальный выкрик из той самой не в меру разгулявшейся компании. Но Иулина даже головы не повернула, как будто и вовсе к ней никто не обращался, и такой же спокойной, уверенной походкой продолжала путь.
– Странная!.. – заключил выкрикнувший.
Ничего странного, молодой человек! Для начала прекратите свободное обращение с ближним! «О времена! О менталитет!» – кажется, так сказал один известный грек или римлянин суть неважно: мудрецов и там, и там хватало. Собственно, мудрецом ты можешь и не быть, а благочестивым – обязан и должен! Дойдя до другого конца парка, она остановилась вблизи от юродивого и немного растерялась: Мишка стоял на коленях, лицо его обращено на восток, он шевелит губами, что-то невнятно бормочет, даже мычит, совершая крестные знамения, поклоны.
– Наверное, молится, – подумала Иулина и, развернувшись, решила идти обратно, как вдруг, в ту же секунду услышала за спиной звонкий детский голосок – пел юродивый:
– Не вещает пташка бури, пред грозой заплачет вдруг. И в чернеющей лазури милый явится твой друг!
Ошеломлённая, она повернулась к нему, а тот добавил:
– Блажени милостивии, яко тии помиловани будут!
Пропев, он снова начал что-то бормотать, креститься, совершать поклоны. Посмотрев на него с полминуты, она с опасливо-настороженной удивлённостью положила конфету около его левой руки и пошла обратно к скамейке.
2. Юродивый
Странные, очень странные эти юродивые… Вероятно, более скрытных, непонятных и непонятых личностей на земном геоиде не было, нет – и не будет. В народе давно приметили, что юродивые там, где плохо, где погибающие есть ( собственно, они есть везде). Мол, чтобы взыскать их, возвестить им волю Божию, к Богу обратить, и тогда это самое «плохо» исчезнет, стороной обойдёт.
Кстати, три дня тому назад Мишка бегал по городским улицам и кричал одну и ту же фразу: – Покайтесь, любодеи и блудницы! Худо будет граду сему, аще человеки не исправятся!
Ну, естественно, кроме улыбки да косых издевательски насмешливых взглядов на душевнобольного, а порою – даже откровенных передразниваний, слова юродивого ничего не вызывали. Только одна, видимо, набожная старушка, упав на колени, вознесла руки к Мишке и, рыдая, завопила: – Помилуй нас!
Не успела она договорить, как Мишка, схватив её за тонкие, костлявые ручонки, поднял с колен и, улыбаясь, сказал:
– Богу поклонись!
А около года тому назад – в праздник Преображения Господне – тогда тоже стояла тёплая, солнечная погода. В полдень, когда благовест местного Михаило-Архангельского храма возвещал на всю городскую округу о закончившейся литургии, в этот самый парк, в коем иногда пребывал юродивый, пришла женщина вместе со своей слепорождённой дочерью, лет пятнадцати отроду. Прогуливаясь по парку, мамаша встретила знакомую и начала оживлённо с ней болтать, изредка хихикая. В разгар празднословия она и не заметила, как её дочь стала отдаляться… Точно кем-то ведомая, девочка прошла через весь парк к скамейке, которую облюбовал Мишка.
– Христа любишь? – спросил юродивый.
– Люблю, – ответила девочка.
– Волю Его исполнишь?
– Исполню.
– Вот, и он – твою исполнит!
После этих слов юродивый плюнул ей в глаза… Деревянная трость упала из её руки, ударилась о кирпичную мощённость парка, издала характерный звук и затихла. Обеими руками девочка схватилась за глаза... Убрав руки, она увидела скамейку, мощный тополь,
что за этой скамейкой, людей, гуляющих со своими детьми, небо. Она солнце увидела.
Шумихи вокруг такой невероятной истории – тем более в двадцать первом веке – было столько, что даже учёные-медики из Штатов приезжали, но, так и ничего не поняв, уехали обратно восвояси. Соседи поговаривали потом, что девочка эта в монастырь ушла. Но это – только слухи – и мы не будем им верить, ибо слухи – поганые мухи – везде заразу словесную разносят!
После необычно обычного диалога с юродивым Иулина несколько оживилась: из глаз исчезла пандемическая духовная сутулость, повседневная мёртвость и забитость – они заблестели, засверкали, но не в полную силу, как бы могли сверкать глаза счастливого, радостного человека, потому что неизвестное ей самой странное нечто душило и давило изнутри. Всю обратную дорогу, от Мишки и до скамейки, её, в буквальном смысле слова, терзала мысль: «Как он узнал конфету? Как? Каким образом?» Дело в том, что Иулина, а равно, как и все жители Неверово, не знала о сверхспособностях Мишки. Она воспринимала его за типичного маргинала, постоянно упивающегося настойкой боярышника или стеклоочистителя, и, как следствие, совершающего общественно непонятные выходки. Но не будем к ней строги: в конце концов, мало ли психов, помешанных на религиозных догмах, побирается по улицам наших городов?! Остаётся только удивляться: маргинал, а может куда больше, чем все медицинские академии, вместе взятые! Дошедши до скамейки и, присев, Иулина решила, что всё-таки Мишка узнал о «Буревестнике» из-за того, что она далеко не первый человек, подающий ему милостыню именно такой конфетой, и он путём чистой логики ( что весьма и весьма странно для спившегося маргинала) просто напросто догадался, какую она подаст ему конфету.
– Вот ведь Мишка прознал, а! – улыбаясь, сказала вслух она. И одна за другой в её голове начали появляться мысли.
3. Мысли
– Отчего тебе так тяжко, Иулина? – мыслилось ей – Что тяготит тебя? Это стресс: доработалась! Конечно, посиди-ка в этом параллелепипеде, компьютеры, оргтехника, шум-гам, суета... и вечно недовольный Константин Викторович: то кофе не той степени тёмности, то сахара мало, то не так смотрю на клиентов... Сварливый мужик – одним словом!
Немного отвлёкшись от негодования на работу и начальника, она заметила у входа в парк семейный квартет идеальной типа: муж, жена и двое детей.
Все четверо шли, держась за руки. Мужчина, остановившись, крепко обнял свою супругу и поцеловал, а дети, увидев их поцелуй, засмеялись и, как два маленьких ангелочка, защебетали: – Папа любит маму! А мама любит папу! Они чем-то напоминали четырёх белых голубей, летящих в бесконечной светлой голубой выси небес, между которыми искони обитают совет и любовь, мир и согласие... И вот тут кое-кто, отлично знающий человеческую психологию, тонким, осиным жалом уныния, горечи кольнул её в сердце. Чувства зависти, скорби, обречённости, отчаяния тотчас вспыхнули в её душе. Она невольно вспомнила своих мужчин, начиная с самой юности, все те романы, которые крутила с ними.
Роман – лёгкие, воздушные, ни к чему необязывающие отношения, а та влюблённость, что так ловко и виртуозно обманывает всякое человеческое сердце, ярка, красочна, буйственно-стремительна, как и любой пожар, распаляемый вихрями дьявольского дыхания, но такая же недолгая: ибо удовольствие имеет свойство пресыщения. Романисты, коими, к превеликому сожалению, являемся мы, осознают их как искренне-сердечные чувства, а потому – можно и переспать со своей «любовью» в первый же день! Наглая ложь! О, лукавое человеческое сердце! Чего только ни выдумаешь ты, чтобы скрыть свою мерзость и оправдать себя! Значит, верно юродивый взывал: «Покайтесь, любодеи и блудницы!»
– Нет у тебя ни семьи, ни детей, ни счастья – ничего нет, Иулина. Да, красивая, симпатичная – и с того мужчины вьются за тобой похотливыми кобелями с вывалившимся языком, хотя сама ты – такая же. Делаешь вид высоконравственной женщины, требуемый таким же пошлым и самооправдывающимся обществом!
Действительно, кто видит человека внутри? Никто. Значит, никто и не осудит. Значит, делай всё, что хочешь! Красота, не правда ли?! Вот бы где воистину обрадовались борцы за права и свободы. Безумцы! Котята слепые! Мир, ты потерял благочестие и здравомыслие. Всё больше и больше ты уподобляешься своему князю, который невероятно умело внушил тебе на основаниях твоих же научных изысканий, что он – поповская выдумка, так сказать, ложь во благо.
– Сколько же их было! – продолжала Иулина. – Максим, Витя, Паша, Вова, Петя, Славик, Кирилл – цифр не хватит сосчитать! Ты разменивалась и продолжаешь размениваться, как какая-то проститутка! Так нельзя, Иулина, нельзя!.. Дура! Тихон, как мне тебя не хватает... Твоих добрых советов и ласковых слов... Во многом ты был прав, но... Мне тогда было некогда, я к ним спешила...
4. Тихон
Тихон – так звали юношу, ухаживавшего за Иулиной около пятнадцати лет назад. Они познакомились в этом же парке, у той самой скамейки, которая так полюбилась и понравилась Иулине. Дело было в конце августа. Тихон и ещё двое его друзей решили устроить «досвидальную» прогулку, так как на следующий день этим двум друзья предстоял отъезд в областную столицу для продолжения учёбы в вузе. Тихон не смог поступить в столичный вуз и потому был вынужден остаться и продолжить обучение в Неверово. Сначала друзья медленным шагом бродили по городу, вспоминали школьные будни, как веселились, как отдыхали, как они вообще стали друзьями и с чего начиналась их дружба. Было вспомнено всё. И вот в одиннадцатом часу вечера они решили заглянуть в единственный городской парк, где Тихон и познакомился с Иулиной... Два года он безуспешно добивался её. Дарил цветы, всякие игрушки-безделушки, как это обычно делают молодые люди, да и просто поддерживал морально в трудную минуту. Они решили остаться друзьями, но сердце Тихона желало другого…
– Что ж, лучше оставаться друзьями – видеть и слышать её, изредка встречаться, чем не общаться вообще – и делать вид, что не знаешь её, – говорил себе Тихон в течение тех двух лет, что они общались.
Когда ей было плохо, она всегда звонила ему, просила о встрече. Они встречались, гуляли по городу, он утешал её добрым словом и всегда давал какой-нибудь совет, целиком и полностью разделяя печаль возлюбленной. Как правило, в такие моменты она рассказывала ему о своём нынешнем кавалере: как его зовут, где они познакомились, как они познакомились, что он любит, а что не любит, с какой ноги надевает обувь – детальный мусор и, собственно, из-за чего произошла ссора между ними. Рассказывая, Иулина никогда не замечала, как радость пропадала из глаз Тихона, он опускал их вниз и глубоко вздыхал. Да, отчасти эта радость пропадала, потому что он переживал за неё, а отчасти – неуместно было бы говорить. Как-то проверяя почту, она обнаружила в ящике письмо и прочитала написанное:
Я не в силах выносить твои бесконечные романы.
Они кроят мне душу, как ножницы портного...
Но если портной всё-таки сошьёт, соединит лоскутья,
то кто, Иулина, кто сошьёт раскроенную душу?..
Прощай.
Иулина узнала знакомый почерк – это написал Тихон, но не обратила, не придала должного внимания. Впрочем, редкий из нас осознаёт беззаветную, бескорыстную любовь. Тогда она ещё и не догадывалась, что это будут его последние слова, адресованные ей, а потом он исчезнет. Тихон пропал. Вот уже более пятнадцати лет она ничего не знает о нём.
– Каждый раз наш разговор прерывался звонком моего очередного ухажёра. Я спешила на свидание к человеку, которого вовсе не любила... Хотелось покататься на его новенькой иномарке. Хотелось веселиться, получать удовольствие от жизни, клубы, дискотеки... Выжать из всего максимум – и выжала – вот результат: не увидела, не оценила, потеряла...
Чувства переполняли сердце Иулины, переполняли так, что оно не могло более их вмещать – они начинали изливаться из глаз. Стекая тонкими извилистыми струйками по щеке, они на какое-то время зависали перед падением, а потом срывались вниз тяжёлыми, свинцовыми дробинками. Падали и разбивались на миллионы брызг, и в каждой капеле отражалась ночь. От горести ей казалось, что небо стало огромной зияющей бездной, посмеивающейся над ней во весь свой бескрайний рот. И звёзды, висевшие на этом нёбе, ехидно посмеивались, и даже скамейка, на которой она сидит, подражает и небу, и звёздам.
5. Встреча
– Вечернее небо очень красиво – раздался откуда-то слева довольно-таки приятный мужской голос. Услышав его, Иулина быстрым движением ладони утёрла слёзы, от чего некоторая часть из них попала на рукав блузки и оставила небольшие влажные пятна. Иулина не хотела, чтобы кто-то видел её слёзы. Повернув голову, она увидела перед собой высокого мужчину в достаточно скромной, но опрятной одежде.
– Простите, что вы сказали?
– Вечернее небо очень красиво – это я сказал.
Она ещё раз посмотрела на небо и к своему удивлению увидела, что оно ей улыбается, что оно отнюдь не желает ей зла и вовсе не осуждает за проступки.
– И вправду, – ответила Иулина.
– Ну вот, видите, надо только смотреть на вещи так, как они есть и ничего – это самое главное – ничего от себя не добавлять – сказал незнакомец. – Вечером в парке хорошо – продолжал он. – Тихо, спокойно... Да и дневная жара не томит и без того немощное человеческое тело.
После сказанного незнакомец сделал шаг к скамейке и присел.
– Да, пожалуй, вы правы. В этом году лето выдалось жарким...
– Как и пятнадцать лет назад, – добавил незнакомец. – Тогда тоже был вечер...
– Что же это, вы помните, какая была погода пятнадцать лет назад? – спросила Иулина с недоумением, наморщив лицо от его последней фразы.
– Да, помню. Хорошо помню. А вы, стало быть, нет?
– Нет, это ведь было давно!
Затем они оба помолчали, после чего незнакомец спросил:
– В вашем голосе чувствуется какая-то скорбь. Чем вы расстроены?
– Да так, мимолётные воспоминания из молодости и немолодости...
– Разве могут быть мимолётными воспоминания, которые так давят сердце?
– А разве вы можете знать, как сильно они давят меня и давят ли вообще?
– Каждый чувствует своё сердце, – ответил незнакомец, а потом добавил – Иулина.
Тотчас Иулина бросилась к незнакомцу и обняла его. На глазах показались слёзы…
– Я поняла, Тихон, теперь я поняла! Ты – моё сердце.
[Скрыть]Регистрационный номер 0026427 выдан для произведения:
Скамейка
Совершив круг, солнце вновь возвращалось туда, откуда приходило – на восток. В один из прохладных июльских вечеров, когда дневная жара не томит и без того немощное человеческое тело, в безлюдный городской парк зашла женщина лет тридцати, одетая в чёрные миниатюрные туфельки, чёрные брюки с тонкой золотой полоской по бокам. Поверх тела надета лёгкая, невесомая белоснежная блузка, на левой половине которой серебряными нитями вышит какой-то цветок наподобие гладиолуса. Пройдя несколько метров влево по дорожке, вымощенной красным кирпичом, Иулина – а именно так звали женщину – присела на давно полюбившуюся ей скамейку. Распустив волосы, она откинулась на деревянную спинку и машинально устремила уставшие глаза на чернеющее небо, на звёзды, рассыпанные чьей-то рукой по небесной твердыне, на луну. Она сидела и смотрела, а время шло, небо чернело… Один за другим начали зажигаться фонари, спрятанные в ветвях мощных тополей. К соседней скамейке подошла небольшая компания молодых людей, распивающих пиво. Усевшись, они стали о чём-то говорить, хохотать, шутить, травить анекдоты – веселиться. А один из них то и дело воровато поглядывал в сторону одиноко сидящей Иулины. Поглядывал так, будто бы желал познакомиться, но не решался… И вот, дойдя до апогея радости, другой, плечистый, молодой человек из этой компании, находящийся в состоянии безоговорочного алкогольного одурения, что-то прокричал. Крик горлача вывел Иулину из незадумчивой задумчивости, и она рефлекторно начала осматриваться по сторонам так, словно её кто-то окликнул. Она посмотрела в сторону компании, в самый конец парка, где время от времени устраивал себе ночлежку местный юродивый, Мишка, на другие скамейки, но так и никого не нашла. Окончив визуальный поиск, Иулина – не понятно зачем – запустила руку в карман брюк, пытаясь что-то из него достать. Вытащенный предмет оказался ничем иным, как конфетой «Буревестник», завалявшейся со вчерашнего чаепития в офисе.
– Надо Мишке подать, – промелькнула мысль в её голове. Сжав конфету в кулаке, она встала со скамейки и направилась в конец парка.
– Девушка, присоединяйтесь! – раздался чей-то нахальный выкрик из той самой не в меру разгулявшейся компании. Но Иулина даже головы не повернула, как будто и вовсе к ней никто не обращался, и такой же спокойной, уверенной походкой продолжала путь.
– Странная!.. – заключил выкрикнувший.
Ничего странного, молодой человек! Для начала прекратите свободное обращение с ближним! «О времена! О менталитет! – кажется, так сказал один известный грек или римлянин суть неважно: мудрецов и там, и там хватало. Собственно, мудрецом ты можешь и не быть, а благочестивым – обязан и должен! Ну так вот, дойдя до другого конца парка, она остановилась вблизи от юродивого и немного растерялась: Мишка стоял на коленях, лицо его обращено на восток, он шевелит губами, что-то невнятно бормочет, даже мычит, совершая крестные знамения, поклоны.
– Наверное, молится, – подумала Иулина и, развернувшись, решила идти обратно, как вдруг, в ту же секунду услышала за спиной звонкий детский голосок – пел юродивый:
– Не вещает пташка бури, пред грозой заплачет вдруг. И в чернеющей лазури милый явится твой друг!
Ошеломлённая, она повернулась к нему, а тот добавил:
– Блажени милостивии, яко тии помиловани будут! Пропев, он снова начал что-то бормотать, креститься, совершать поклоны. Посмотрев на него с полминуты, она с опасливо-настороженной удивлённостью положила конфету около его левой руки и пошла обратно к скамейке.
Юродивый
Странные, очень странные эти юродивые… Вероятно, более скрытных, непонятных и непонятых личностей на земном геоиде не было, нет – и не будет. В народе давно приметили, что юродивые там, где плохо, где погибающие есть ( собственно, они есть везде), мол, чтобы взыскать их, возвестить им волю Божию, к Богу обратить, и тогда это самое «плохо» исчезнет, стороной обойдёт.
Кстати, три дня тому назад Мишка бегал по городским улицам и кричал одну и ту же фразу: – Покайтесь, любодеи и блудницы! Худо будет граду сему, аще человеки не исправятся!
Ну, естественно, кроме улыбки да косых издевательски насмешливых взглядов на душевнобольного, а порою – даже откровенных передразниваний, слова юродивого ничего не вызывали. Только одна, видимо, набожная и богобоязненная старушка, упав на колени, вознесла руки к Мишке и, рыдая, завопила: – Помилуй нас!
Не успела она договорить, как Мишка, схватив её за тонкие, костлявые ручонки, поднял с колен и, улыбаясь, сказал:
– Богу поклонись!
А около года тому назад – в праздник Преображения Господне – тогда тоже стояла тёплая, солнечная погода. В полдень, когда благовест местного Михаило-Архангельского храма возвещал на всю городскую округу о закончившейся литургии, в этот самый парк, в коем иногда пребывал юродивый, пришла женщина вместе со своей слепорождённой дочерью, лет пятнадцати отроду. Прогуливаясь по парку, мамаша встретила знакомую и начала оживлённо с ней болтать, изредка хихикая. В разгар празднословия она и не заметила, как её дочь стала отдаляться… Точно кем-то ведомая, девочка прошла через весь парк к скамейке, которую облюбовал Мишка...
– Христа любишь? – спросил юродивый.
– Люблю, – ответила девочка.
– Волю Его исполнишь?
– Исполню.
– Вот, и он – твою исполнит!
После этих слов юродивый плюнул ей в глаза… Деревянная трость упала из её руки, ударилась о кирпичную мощённость парка, издала характерный звук и затихла. Обеими руками девочка схватилась за глаза... Убрав руки, она увидела скамейку, мощный тополь,
что за этой скамейкой, людей, гуляющих со своими детьми, небо. Она солнце увидела...
Шумихи вокруг такой невероятной истории – тем более в двадцать первом веке – было столько, что даже учёные-медики из Штатов приезжали, но, так и ничего не поняв, уехали обратно восвояси. Соседи поговаривали потом, что девочка эта в монастырь ушл. Но это – только слухи – и мы не будем им верить, ибо слухи – поганые мухи – везде заразу словесную разносят!
После необычно обычного диалога с юродивым Иулина несколько оживилась: из глаз исчезла пандемическая духовная сутулость, повседневная мёртвость и забитось – они заблестели, засверкали, но не в полную силу, как бы могли сверкать глаза счастливого, радостного человека, потому что неизвестное ей самой странное нечто душило и давило изнутри. Всю обратную дорогу, от Мишки и до скамейки, её, в буквальном смысле слова, терзала мысль: – Как он узнал конфету? Как? Каким образом? Дело в том, что Иулина, а равно, как и все жители Станцево, не знала о сверхспособностях Мишки. Она воспринимала его за типичного маргинала, постоянно упивающегося настойкой боярышника или стеклоочистителя, и, как следствие, совершающего общественно непонятные выходки. Но не будем к ней строги: в конце концов, мало ли психов, помешанных на религиозных догмах, шастает по улицам наших городов?! Остаётся только удивляться: маргинал, а может куда больше, чем все медицинские академии, вместе взятые! Дошедши до скамейки и, присев, Иулина решила, что всё-таки Мишка узнал о «Буревестнике» из-за того, что она далеко не первый человек, подающий ему милостыню именно такой конфетой, и он путём чистой логики ( что весьма и весьма странно для спившегося маргинала) просто напросто догадался, какую она подаст ему конфету.
– Вот ведь Мишка прознал, а! – улыбаясь, сказала вслух она. И одна за другой в её голове начали появляться мысли.
Мысли
– Отчего тебе так тяжко, Иулина? – мыслилось ей – Что тяготит тебя? Это стресс: доработалась! Конечно, посиди-ка в этом параллелепипеде, компьютеры, оргтехника, шум-гам, суета... и вечно недовольный Константин Викторович: то кофе не той степени тёмности, то сахара мало, то не так смотрю на клиентов... Сварливый мужик – одним словом!
Немного отвлёкшись от негодования на работу и начальника, она заметила у входа в парк семейный квартет: муж, жена и двое детей.
Все четверо шли, держась за руки. Мужчина, остановившись, крепко обнял свою супругу и поцеловал, а дети, увидев их поцелуй, засмеялись и, как два маленьких ангелочка, защебетали: – Папа любит маму! А мама любит папу! Они чем-то напоминали четырёх белых голубей, летящих в бесконечной светлой голубой выси небес, между которыми искони обитают совет и любовь, мир и согласие... И вот тут кое-кто, отлично знающий человеческую психологию, тонким, осиным жалом уныния, горечи кольнул её в сердце. Чувства зависти, скорби, обречённости, отчаяния тотчас вспыхнули в её душе. Она невольно вспомнила своих мужчин, начиная с самой юности, все те романы, которые крутила с ними.
Роман – лёгкие, воздушные, ни к чему необязывающие отношения, а та влюблённость, что так ловко и виртуозно обманывает всякое человеческое сердце, ярка, красочна, буйственно-стремительна, как и любой пожар, распаляемый вихрями дьявольского дыхания, но такая же недолгая: ибо удовольствие имеет свойство пресыщения. Романисты, коими, к превеликому сожалению, являемся мы, осознают их как искренне-сердечные чувства, а потому – можно и переспать со своей «любовью» в первый же день! Наглая ложь! О, лукавое человеческое сердце! Чего только ни выдумаешь ты, чтобы скрыть свою мерзость и срамоту! Чтобы оправдвть себя! Значит, верно юродивый взывал: «Покайтесь, любодеи и блудницы!»
– А у меня нет ни семьи, ни детей, ни счастья – ничего. Да, красивая, симпатичная – и с того мужчины вьются за тобой похотливыми кобелями с вывалившимся языком, хотя сама ты – такая же. Делаешь вид высоконравственной женщины, требуемый таким же пошлым и самооправдывающимся обществом!
Действительно, кто видит человека внутри? Никто. Значит, никто и не осудит. Значит, делай всё, что хочешь! Красота, не правда ли?! Вот бы где воистину обрадовались борцы за права и свободы. Безумцы! Котята слепые! Мир, ты потерял благочестие и здравомыслие. Всё больше и больше ты уподобляешься своему князю, который невероятно умело внушил тебе на основаниях твоих же научных изысканий, что он – поповская выдумка, так сказать, ложь во благо.
– Сколько же их было! – продолжала Иулина. – Максим, Витя, Паша, Вова, Петя, Славик, Кирилл – цифр не хватит сосчитать! Ты разменивалась и продолжаешь размениваться, как какая-то проститутка! Так нельзя, Иулина, нельзя!.. Дура! Тихон, как мне тебя не хватает... Твоих добрых советов и ласковых слов... Во многом ты был прав, но... Мне тогда было некогда, я к ним спешила...
Тихон
Тихон – так звали юношу, ухаживавшего за Иулиной около пятнадцати лет назад. Они познакомились в этом же парке, у той самой скамейки, которая так полюбилась и понравилась Иулине. Дело было в конце августа. Тихон и ещё двое его друзей решили устроить «досвидальную» прогулку, так как на следующий день этим двум друзья предстоял отъезд в областную столицу для продолжения учёбы в вузе. Тихон не смог поступить в столичный вуз и потому был вынужден остаться и продолжить обучение в родном Станцевском университете. Сначала друзья медленным шагом бродили по городу, вспоминали школьные будни, как веселились, как отдыхали,
как они вообще стали друзьями и с чего начиналась их дружба. Было вспомнено всё. И вот в одиннадцатом часу вечера они решили заглянуть в единственный городской парк, где Тихон и познакомился с Иулиной... Два года он безуспешно добивался её. Дарил розы, всякие игрушки-безделушки, как это обычно делают молодые люди, да и просто поддерживал морально в трудную минуту. Они решили остаться друзьями, но сердце Тихона желало другого.
– Что ж, лучше оставаться друзьями – видеть и слышать её, изредка встречаться, чем не общаться вообще – и делать вид, что не знаешь её, – говорил себе Тихон в течение тех двух лет, что они общались.
Когда ей было плохо, она всегда звонила ему, просила о встрече. Они встречались, гуляли по городу, он утешал её добрым словом и всегда давал какой-нибудь совет, целиком и полностью разделяя печаль возлюбленной. Как правило, в такие моменты она рассказывала ему о своём нынешнем кавалере: как его зовут, где они познакомились, как они познакомились, что он любит, а что – не любит, с какой ноги надевает обувь – детальный мусор и, собственно, из-за чего произошла ссора между ними. Рассказывая, Иулина никогда не замечала, как радость пропадала из глаз Тихона, он опускал их вниз и глубоко вздыхал. Да, отчасти она пропадала, потому что он переживал за неё, а отчасти – неуместно было бы говорить. Как-то проверяя почту, она обнаружила в ящике письмо и прочитала написанное:
Я не в силах выносить твои пятиминутные романы
Они кроят мне душу, как ножницы портного...
Но если портной всё-таки сошьёт, соединит лоскутья... Прощай.
Иулина узнала знакомый почерк – это написал Тихон, но не обратила, не придала должного внимания. Впрочем, редкий из нас осознаёт беззаветную, бескорыстную любовь. Тогда она ещё и не догадывалась, что это будут его последние слова, адресованные ей, а потом он исчезнет. Тихон просто пропал – и вот уже более пятнадцати лет она ничего не знает о нём.
– Каждый раз наш разговор прерывался звонком моего очередного ухажёра. Я спешила на свидание к человеку, которого вовсе не любила... Хотелось покататься на его новенькой иномарке. Хотелось веселиться, получать удовольствие от жизни, клубы, дискотеки... Выжать из всего максимум – и выжала – вот результат: не увидела, не оценила, потеряла...
Чувства переполняли сердце Иулины, переполняли так, что оно не могло более их вмещать – они начинали изливаться из глаз. Стекая тонкими струйками по щеке, они на какое-то время зависали перед падением, а потом срывались вниз тяжёлыми, свинцовыми дробинками. Падали и разбивались на миллионы брызг, и в каждой капельке отражалась ночь. От горести ей казалось, что небо стало огромной зияющей бездной, посмеивающейся над ней во весь свой бескрайний рот. И звёзды, висевшие на нёбе, ехидно посмеивались, и даже скамейка, на которой она сидит, подражает и небу, и звёздам.
Встреча
– Вечернее небо очень красиво – раздался откуда-то слева довольно-таки приятный мужской голос. Услышав его, Иулина быстрым движением ладони утёрла слёзы, от чего некоторая часть из них попала на рукав блузки и оставила небольшие влажные пятна. Иулина не хотела, чтобы кто-то видел её слёзы, тем более мужчина. Повернув голову, она увидела перед собой высокого мужчину в достаточно скромной, но опрятной одежде.
– Простите, что вы сказали?
– Вечернее небо очень красиво – это я сказал.
Она ещё раз посмотрела на небо и к своему удивлению увидела, что оно ей улыбается, что оно отнюдь не желает ей зла и вовсе не осуждает за проступки.
– И вправду, – ответила Иулина.
– Ну вот, видите, надо только смотреть на вещи так, как они есть и ничего – это самое главное – ничего от себя не добавлять, – сказал незнакомец.
– Вечером в парке хорошо – продолжал он. – Тихо, спокойно... Да и дневная жара не томит и без того немощное человеческое тело.
После сказанного незнакомец сделал шаг к скамейке и присел.
– Да, пожалуй, вы правы. В этом году лето выдалось жарким...
– Как и пятнадцать лет назад, – добавил незнакомец. – Тогда тоже был вечер...
– Что же это, вы помните, какая была погода пятнадцать лет назад? – спросила Иулина с недоумением, наморщив лицо от его последней фразы.
– Да, помню. Хорошо помню. А вы, стало быть, нет?
– Нет, это ведь было давно!
Затем они оба помолчали, после чего незнакомец спросил:
– В вашем голосе чувствуется какая-то скорбь. Чем вы расстроены?
– Да так, мимолётные воспоминания из молодости и немолодости...
– Разве могут быть мимолётными воспоминания, которые так давят сердце?
– А разве вы можете знать, как сильно они давят меня и давят ли вообще?
– Каждый чувствует своё сердце, – ответил незнакомец, а потом добавил – Иулина.
Тотчас Иулина бросилась к незнакомцу и обняла его. На глазах показались слёзы…
– Я поняла, Тихон, теперь я поняла! Ты – моё сердце.